Слева — розово-белый «понтиак», из которого вылезли Гиттель и Лис.
Справа — зелено-белая патрульная машина, из которой вылезали двое полицейских.
Энгель повернулся и побежал.
За его спиной раздались крики: «Эй!», «Стой!» Итак, все начинается сначала — точно так же он убегал из похоронной конторы, только полицейских сейчас было меньше, зато появился новый элемент — Гиттель и Лис.
На Одиннадцатой авеню он свернул налево, на Западной Тридцать восьмой улице — направо. Оглянувшись через плечо, увидел в полуквартале от себя бегущих Лиса и одного из полицейских. А это значило, что второй полицейский занялся радиопередатчиком, а Гиттель повис на ближайшем телефоне.
Удирать на своих двоих — дело малоперспективное. Он не мог оторваться от преследователей, и в любую минуту можно было ожидать прибытия новых.
Он перебежал Десятую авеню, вызвав переполох на проезжей части.
Между Девятой и Десятой авеню торчал один из тех грузовиков с каруселью в кузове. Шофер стоял рядом с открытой дверцей, у кузова выстроилась очередь, несколько ребят уже сидели в маленьких машинках — на сей раз оформленных в виде летающих тарелок, — а из репродуктора доносилась детская песенка. Грузовик, окрашенный в огненно-красный, бананово-желтый, синий и зеленый цвета, был только что вымыт и заново отполирован. Он сиял, словно настоящая летающая тарелка, только что прилетевшая с Марса.
Энгель не стал долго раздумывать. Он подбежал к машине, отпихнул ее хозяина и влез в кабину, вспомнил о переключении передач, и автомобиль рванул вдоль по улице.
Ну и скачка была! Сияя всеми цветами радуги, грохоча и лихо кренясь, грузовик мчал по улице под радостные вопли малышей, для которых аттракцион стоимостью двадцать пять центов превратился в воплощение их самой невероятной мечты, летающие тарелки кружатся, динамик орет… Прохожие улыбаются и смеются, машут руками, словно дети, возбужденно прыгают, роняя сумки, хозяева лавочек выбегают на улицу прямо в фартуках, чтобы помахать рукой, улыбнуться, водители легковушек, автобусов и грузовиков высовываются из кабин, смеясь, машут вслед…
И тут громкоговоритель взревел:
«БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ АЛОИЗ ЭНГЕЛЬ, РОСТ ШЕСТЬ ФУТОВ ОДИН ДЮЙМ, ВЕС…»
21
У Энгеля разыгрались нервы. Дрожащей рукой он поднес к губам стакан виски со льдом и тут же опустил его на столик.
Он бросил чертов грузовик с толпой восхищенных детей посреди Четырнадцатой улицы около Восьмой авеню. Звериный инстинкт гнал его под землю, и он нырнул в первую попавшуюся нору, которая оказалась входом в подземку. Он спускался по бесконечным лестницам, пока в самом низу не встретил закопченный и, казалось, самый дряхлый поезд метро в мире. Энгель вскочил в вагон, за его спиной захлопнулись двери, и поезд помчался по темному тоннелю, время от времени останавливаясь, проехал под Ист-Ривер в Бруклин, порой вылетая на поверхность, словно обычный поезд, и наконец прибыл на конечную остановку.
Энгелю не доводилось прежде ездить по этой линии. Он вышел на конечной станции и словно бы оказался в 1948 году. Деревянная платформа. Вокруг — приземистые здания, домики на две семьи, жилища бедняков. Энгель вошел в ближайшую забегаловку, заказал виски со льдом и принялся лечить разгулявшиеся нервы.
Бар назывался «Рокэвей грил». Энгелю вспомнился квартал в Куинсе под названием «Фар Рокэвей». Он спросил бармена:
— Как называется ваш квартал?
— Канарси.
Вот как. Канарси.
— Квартал Канарси в Бруклине? — уточнил он.
— В Бруклине, конечно.
— Отлично. У вас есть манхэттенская телефонная книга?
— Есть. Держите.
Энгель нашел в справочнике Мюррея Кейна, проживающего в доме 198 по Шестьдесят восьмой Восточной улице, телефон Эльдорадо 6-9970.
— Спасибо, — сказал он и отдал книгу Бармену. — Наполни-ка стаканчик еще раз.
— Ага.
— Двойную порцию.
— Ага.
Выпив еще три двойных порции, Энгель в достаточной мере успокоился, чтобы выйти из бара. Вернувшись на станцию, он сел на обратный поезд в Манхэттен. Когда он выходил на Юнион-сквер было всего лишь пять часов и все население города высыпало на улицы. Энгель не ел с утра, а ехать куда-либо в час пик было попросту невозможно и, сочтя за лучшее дождаться сумерек, а уж затем отправляться в путь, он зашел в маленький ресторан на Юниверсити-плейс и заказал обед.
Покончив с едой, он принялся размышлять. Конечно, Марго Кейн вполне могла украсть труп Чарли, убить Мерриуэзера и запугать Роуза. Во всяком случае, с Роузом все предельно ясно. Что же до Мерриуэзера, то не было никаких сомнений, что она там побывала, но Энгелю было трудно представить себе Марго с ножом в руках. К тому же при виде трупа она повела себя столь естественно, что ее трудно было заподозрить в фальши. А как насчет ее истерического: «Вы убили моего мужа»? Теперь Энгель не верил ее объяснению той дикой выходки, правда, он так и не придумал никакого другого. Что же до похищения Чарли, то по-прежнему оставалось непонятным, зачем он мог ей понадобиться.
Марго Кейн. Энгель продолжал размышлять. Так или иначе, Марго явно связана с Куртом Броком. Может быть, именно он попросил ее подставить Энгеля при помощи связей, которыми она располагала. Может быть, именно Брок похитил труп Чарли; ему это было проще, чем любому другому. Может быть, он не справился с порученным ему делом — например, с бальзамированием — и предпочел спрятать тело вместо того, чтобы класть его в гроб, а Мерриуэзер дознался, и Броку пришлось его убить…
Это была не просто самая глупая мысль из всех, что приходили ему в голову за последнюю неделю. Это было просто невозможно. У Брока стопроцентное алиби.
Итак, у него все еще недостаточно информации. Ему нужно дождаться встречи с Марго Кейн, и уж тогда он, черт побери, вытянет из нее правду.
Энгелю не сиделось на месте, и он решил, что дожидаться наступления темноты бессмысленно. Он расплатился по счету, вышел из ресторана и уже в шесть ноль пять поймал такси, вызвав бурное недовольство пожилой дамы с грудой пакетов из Клейновского универмага.
— Ну и взбесилась же она, — сказал таксист. Ему было наплевать, кто победил, в конце концов деньги есть деньги.
— Перекресток Третьей авеню и Шестьдесят седьмой улицы, — сказал Энгель.
Таксист не приглядывался к его лицу, и радиоприемника в машине не было, так что Энгель на время почувствовал себя в безопасности. Он забился в угол заднего сиденья за спиной водителя и повернулся затылком к потоку пешеходов, мелькавших за окном.
Поездка по городу была настоящим испытанием для нервов, но на сей раз страдал водитель, а не Энгель. Он вылез из машины на Шестьдесят седьмой улице и расплатился, оставив умеренные чаевые, чтобы не давать таксисту повода его запомнить. Пройдя до Шестьдесят восьмой улицы, он свернул на восток.
Номер 198. Старый дом из красного кирпича, ухоженный садик у крыльца. Окна первого этажа и входная дверь забраны решетками. Во втором этаже — два удлиненных окна слева от входа, окна третьего и четвертого этажей увиты плющом. На втором и третьем этажах горит свет.
Энгель прошелся перед домом, высматривая, нет ли поблизости полиции или людей из организации. Насколько он мог судить, все было спокойно. Он повернулся, прошел назад и поднялся по ступенькам к входной двери.
Тут было два звонка — верхний с надписью «Райт», нижний — «Кейн». Энгель нажал кнопку «Кейн», и спустя минуту из-за двери раздался голос Марго:
— Кто там?
Энгель наклонился к решетке.
— Энгель, — сказал он. Пришло время действовать решительно. Если она не впустит его, придется найти другой способ.
Однако Марго ответила:
— Минутку, мистер Энгель, — и минуту спустя появилась у двери, открыла ее и, улыбаясь, сказала: — С тех пор, как мы встречались в последний раз, вы стали настоящей знаменитостью. Входите.
На ней были черные широкие спортивные брюки, черный с красным свитер и красные туфли. Она, как всегда, казалась невинной, очаровательной и совсем не опасной.
Энгель вошел в дверь и закрыл ее за собой.
— Спасибо, что впустили.
— Не стоит, не стоит. Пойдемте в гостиную.
Ведя Энгеля по длинному, застеленному темным ковром коридору с канделябрами на стенах, она бросила через плечо:
— Вы не сказали мне, что среди ваших преступных делишек числятся и мокрые дела. Я правильно употребила выражение? Мокрые дела?
— Да, есть такое выражение.
Марго открыла раздвижные двери, и они вошли в гостиную — комнату с теми самыми удлиненными окнами.
— Садитесь где вам хочется, — сказала она, закрывая двери. — Хотите что-нибудь выпить? Красный портвейн?
— Нет, спасибо.
Энгель устроился в викторианском кресле, обманчиво хрупком на вид.
Марго легла рядом на старинной тахте.
— Полагаю, — начала она, — вы пришли, чтобы попросить меня подтвердить ваше алиби на прошлую ночь, но, боюсь, я не могу этого сделать. Дело в том, что после того, как мы вернулись в город, у вас оставалась масса времени съездить в Нью-Джерси и убить этого несчастного. Впрочем, я в любом случае не отважилась бы признать, что провела с вами хотя бы часть вечера в Новой Англии. Надеюсь, вы меня понимаете.
— Я пришел не за этим, — ответил Энгель.
— Простите?
— Я пришел спросить, как вам удалось заставить Герберта Роуза подставить меня.
Она как-то неопределенно улыбнулась.
— Герберт Роуз? Он что, видел, как вы стреляли?
— Может быть, вы и не догадываетесь, сколь хитрой оказалась эта западня, — сказал ей Энгель. — Может быть, вы решили, что я достаточно увяз, чтобы прекратить поиски Чарли Броди.
— Чарли?.. Простите, мистер Энгель, все эти имена…
— Ладно, — ответил Энгель. — Пусть это вас не беспокоит.
— Я лишь хочу понять, о чем вы говорите.
— Того, что Роуз наплел моему боссу, оказалось достаточно для того, чтобы он велел нришить меня. Это такое жаргонное выражение — «пришить».
Ее глаза расширились.