АРТУР КОНАН ДОЙЛ
ДОЛГОЕ ЗАБЫТЬЕДЖОНА ХАКСФОРДА
Художник Станислав ШУРИПА
Порой диву просто даешься при виде того, как малейшее, наинесущественнейшее из событий на распрекрасной планете нашей нежданно-негаданно вызывает целую вереницу последствий, кои в одиночку и совокупно порождают самые непредсказуемые коллизии, тоже чреватые невообразимыми последствиями. Стоит лишь дать ход любой силе, сколь ничтожной она бы ни казалась, и кто возьмется угадать, чем это закончится, до чего доведет! Пустяки оборачиваются трагедиями, вчерашняя безделица норовит не нынче-завтра перерасти в катастрофу.
Устрица, к примеру, выделяет секрецию для изоляции нечаянно проникшей между створок песчинки, отчего образуется жемчужина, ее добывает ловец жемчуга, находку его приобретает купец и продает ювелиру, тот сбывает жемчужину клиенту, последнего обворовывают двое мерзавцев, которые затем ссорятся при дележке добычи, и один убивает другого, за что сам погибает на эшафоте. Перед нами прямая цепь событий, исходным звеном которой стал потревоженный песчинкой моллюск, а конечным — виселица. Не окажись эта песчинка занесенной течением внутрь раковины, и два человека с их задатками творить добро и зло не были бы исключены из числа живых своих собратьев. Вот и берись после этого судить, что действительно ничтожно и что есть великое!
Обратимся теперь к году 1821-му, когда дону Диего Сальвадору взбрело вдруг на ум, что коли уж этим еретикам-англичанам прибыльно закупать кору его пробковых дубов, то и он не упустит барыша, ежели заведет собственное пробочное производство и начнет поставлять на продажу готовые пробки; тогда вряд ли бы кому сразу пришло в голову, что размышления дона Диего могут повредить чьим-либо самым насущным интересам. Однако этой одной идее, возникшей у самодовольного, дымящего сигаретами испанца во время его прогулки в благодатной тени цитрусовых рощиц, суждено было принести страдания, и прежестокие, беднякам, населявшим в ту пору города, о коих испанский гранд и слыхом не слыхивал, — женщинам, которых ждали горючие слезы, и мужчинам, чьи лица скоро сделались землистыми, истощенными и озлобленными. Столь тесен старый наш земной шар, настолько переплелись меж собой все наши интересы, что никому из нас уже не дано придумывать что-либо новое без того, чтобы какому-нибудь бедолаге не стало от этого лучше или хуже.
Дон Диего был капиталистом, и весьма скоро его идея претворилась в конкретные действия — он распорядился возвести и оштукатурить большущее здание, в котором две сотни смуглых соотечественников гранда стали вырезать пробки своими ловкими, проворными руками по таким расценкам, на какие не согласился бы ни один английский рабочий. Через несколько месяцев появление этого конкурента вызвало резкое падение цен на пробки, оказавшееся нешуточным даже для самых больших фирм и губительным для менее крупных. Лишь немногие солидные компании продолжали функционировать по-прежнему, другие же урезали свои расходы и провели сокращение числа работников, тогда как несколько предприятий, не сумев выстоять, закрылись.
Среди последних имела несчастье оказаться старая и почтенная фирма «Братья Фейрбейрн» в городе Бриспорте. Ее крах был обусловлен различными причинами, хотя решающим фактором в ее разорении стал дебют дона Диего в роли фабриканта пробок. Примерно двумя поколениями раньше, когда некий Фейрбейрн основал это предприятие, Бриспорт представлял собой небольшой рыбацкий городок, не располагавший какими-либо занятиями или отдушинами для своего избыточного населения. Тамошние мужчины тогда рады были получить надежную, постоянную работу на любых условиях. Теперь же все переменилось, ибо город разросся, превращаясь в центр обширного района на западе Англии, соразмерно с этим возросла потребность как в рабочих местах, так и в вознаграждении за труд. Опять-таки в старину, когда перевозки оставались разорительно дорогими, а сообщение между населенными пунктами — нерегулярным и медленным, виноторговцы из городов Эксетер и Барнстапл почитали за благо покупать в Бриспорте пробки для укупорки бутылок. Теперь же крупные лондонские фирмы всюду рассылали своих разъездных агентов, и те, стараясь завоевать клиентуру на местах, в конкурентной борьбе между собой снизили цены на пробки до уровня, который едва обеспечивал прибыль. Фирма «Братья Фейрбейрн» долго балансировала на грани банкротства, покамест это падение цен не положило конец неопределенности и не заставило мистера Чарлза Фейрбейрна, ее теперешнего распорядителя, закрыть ворота своего предприятия.
В одну из пасмурных, туманных суббот ноября в старом заводском здании перед тем, как ему окончательно опустеть, работникам в последний раз выплачивали деньги. На помосте возле кассира, который раздавал небольшие стопки тяжким трудом заработанных шиллингов и медных пенсов работникам, длинной чередой подходившим к его конторке, стоял мистер Фейрбейрн, человек с озабоченным и постаревшим от печали лицом. Обыкновенно люди, получив деньги, мигом разбегались, точно распущенные с уроков по домам дети, но сегодня, сбившись в небольшие кучки, они задержались в этом просторном и сумрачном помещении, приглушенными голосами обсуждая несчастье, постигшее их работодателей, и свою будущую участь. Когда кассир выдал последнюю стопку монет и отметил в ведомости последнюю фамилию, все они безмолвной толпой обступили хозяина, надеясь услышать от него напутственное слово.
Для мистера Чарлза Фейрбейрна такая ситуация оказалась неожиданной и привела его в замешательство Присутствовать на заводе до окончания выплаты денег являлось его обязанностью, однако, будучи малоречивым и не особенно сметливым человеком, он никак не мог предвидеть, что его ораторским способностям предстоит испытание. Нервно потерев свою худую щеку длинными белыми пальцами, он слезящимися подслеповатыми глазами обвел мозаику, составленную из обращенных к нему невеселых лиц.
— Мне горестно расставаться с вами, друзья, — наконец произнес он дребезжащим голосом. — Для всех нас это черный день, да и для Бриспорта тоже. Наш завод в течение трех лет приносил одни убытки, но мы его не закрывали в надежде на перемены в лучшую сторону, однако же дела шли все хуже и хуже, и теперь нам не остается ничего другого, как закрыть предприятие, покуда еще не потрачены последние остатки капитала. Желаю вам поскорее найти какую-нибудь работу. Прощайте, и да поможет вам Бог!
— Спасибо, сэр! Храни вас Господь! — хором прокричали в ответ грубые голоса.
— Да здравствует мистер Чарлз Фейрбейрн! — вскочив на верстак и размахивая шляпой, крикнул живой ясноглазый юноша.
Рабочие поддержали эту здравицу, но в криках «ура» не слышно было энтузиазма, источником которого способны стать лишь радостные сердца. После этого все гурьбой повалили на улицу, время от времени оглядываясь на длинные столы из сосновых досок и усыпанный пробковой крошкой пол, на печального одинокого мужчину, чье лицо от смущения, вызванного простодушной сердечностью этих людей, покрылось краской.
— Хаксфорд, — позвал кассир, трогая за плечо молодого человека, провозгласившего здравицу. — Хозяин хочет с тобой поговорить.
Молодой человек повернулся и, неловко перебирая в руках шляпу, предстал перед своим бывшим работодателем. Толпа растаяла, последний из рабочих исчез в дверях, через которые внутрь опустевшего заводского помещения теперь беспрепятственно проникали клочья густого тумана.
— Ах, Джон, это ты! — выйдя из задумчивости; сказал наконец мистер Фейрбейрн и взял лежавшее на конторке письмо. — Ты с малолетства находился у нас на службе и полностью оправдал то доверие, какое тебе было здесь оказано. Думается, не ошибусь, если на основании слышанного мною скажу, что эта внезапная потеря работы отразится на твоих планах едва ли не больше, чем на судьбе многих других моих рабочих.
— Да, я собирался жениться на масленой неделе, — отвечал молодой человек, водя по конторке мозолистым пальцем, — но теперь мне нужно сперва найти работу.
— Ее, бедный дружок мой, не так-то просто найти. Дело в том, что всю жизнь ты только тем и занимался, что вырезал пробки, и ничего другого делать не умеешь. Конечно, ты работал у меня мастером, но и это тебе не поможет. Теперь по всей Англии заводы увольняют рабочих, и ни единой вакансии нигде нет, так что для тебя и тебе подобных виды на будущее из рук вон плохи.
— Не могли бы вы что-нибудь мне посоветовать, сэр? — спросил Джон Хаксфорд.
— К этому-то я как раз и собираюсь приступить. Вот письмо из Монреаля от хозяев компании «Шеридан и Мур», где они спрашивают, нет ли у меня на примете толкового рабочего, который мог бы возглавить их мастерскую. Если тебя устраивает такая работа, выезжай в Монреаль первым же пакетботом. Зарплата у них намного превышает то, что я тебе мог платить здесь.
— Ах, сэр, вы по-настоящему добры ко мне! — с глубокой искренностью проговорил молодой человек. — Мэри — невеста моя — не менее моего будет вам благодарна. Я понимаю, что это предложение следует принять: ведь стань я искать работу в Англии, мне скорее всего придется израсходовать все те небольшие деньжата, что отложены у меня на обзаведение. И все же, сэр, прежде чем дать окончательный ответ, мне, с вашего позволения, хотелось бы переговорить с моей невестой. Можете ли вы обождать несколько часов?
— Почта отправляется завтра, — отвечал мистер Фейрбейрн, — и, если ты надумаешь согласиться, сам напиши об этом сегодня же вечером. Возьми письмо, в нем указан адрес.
С благодарностью в сердце Джон Хаксфорд принял эту драгоценную для него бумагу. Всего час назад жизненные перспективы представлялись ему чернее черного, но теперь вот на западе забрезжил маленький проблеск надежды, позволяющий уповать на перемены к лучшему. Джону хотелось найти слова, выражающие ту огромную признательность, которую он испытывал к хозяину за его доброе участие в своей судьбе, но английский характер не рассчитан на красноречивые излияния, поэтому все усилия Джона свелись к нескольким неуклюжим фразам, которые он, запинаясь от смущения,