— Послушай, Рирден, может, на этом банковском счете ничего нет? — подозрительно взглянул на меня Толстомордый. — А может, и счета никакого нет? — Он вытянул ноги и пристально уставился на меня. — Ведь твой напарник тебя продал, мы это знаем. Он смылся со всеми деньгами, а тебя упрятал за решетку. Если у тебя за душой ни гроша, тебе не поздоровится.
— Деньги будут, — заверил его я, — можешь не сомневаться.
— Я искренне надеюсь, что так оно и случится, — сказал он. — Я не желаю тебе зла.
Спустя несколько дней, когда я уже начал впадать в уныние, в комнату внезапно вошел Толстомордый и весело воскликнул:
— Ну, Рирден, ты меня приятно удивил!
— В самом деле? — насторожился я.
— Да. Я было подумал, что ты водишь меня за нос, но оказалось, что я был не прав. Мы получили деньги по чеку.
— Рад это слышать, — сказал я. — Надеюсь, на счете была достаточная сумма?
— Вполне достаточная, — сказал он. — Так что тебе не удалось сбить меня с толку. А ведь ты пытался, верно?
— Боже мой! — удивился я. — Да разве я не говорил, что деньги будут? Это напоминает мне анекдот о двух московских евреях. Один из них говорит другому: «Шмуля, ты сказал, что собираешься в Минск, но я решил, что ты едешь в Пинск, так что хотя ты и на самом деле был в Минске, ты все равно меня обманул, и я больше не верю ни одному твоему слову».
— Любопытный анекдот, — сухо сказал Толстомордый. — Как бы то ни было, мы получили деньги, и это самое главное.
— Замечательно, — сказал я. — Так когда же я уезжаю?
— Сядь, — приказал Толстомордый. — Есть серьезный разговор.
Я подошел к бару и налил себе бренди: на этот раз мне действительно требовалось промочить горло, ведь я не был до конца уверен в Макинтоше.
— Так вот, — сказал я, присаживаясь наконец в кресло. — Я буду чертовски рад поскорее выбраться отсюда.
— Возможно, так оно и будет, — сказал Толстомордый, — осталось лишь устранить одну загвоздку. Крохотную закавычку, которая, однако, может стать серьезным препятствием. Тебе нужно кое-что нам объяснить. Ты догадываешься, что именно?
— Хватит темнить, Толстомордый! — осклабился я. — Говори прямо, что еще тебе от меня нужно.
— Сущий пустяк: твое настоящее имя! — ухмыльнулся, в свою очередь, он и, не давая мне опомниться, злобно воскликнул, подавшись всем телом вперед: — Нам известно, что ты никакой не Рирден! Так что будь любезен объяснить, кто ты на самом деле.
— Да ты сошел с ума, Толстомордый! — расхохотался я, откидываясь на спинку кресла. — Или же морочишь мне голову, получив деньги. На твоем месте я бы не стал этого делать.
— Не тебе мне угрожать, — сказал Толстомордый. — И довольно прикидываться простачком. Ты не Рирден, нахМ это точно известно.
— Любопытно, с чего вы это взяли, — усмехнулся я.
— У нас надежные источники информации, — слегка успокоившись, процедил он. — Надеюсь, ты не думаешь, что существуют неподкупные полицейские. Мы навели о тебе справки в Южной Африке, и ты не выдержал проверки. Тебе известно такое, например, место — площадь Джона Форстера в Йоханнесбурге?
— Там находится управление полиции, — сказал я. — Но им ни разу не удалось ничего доказать.
— Ты хорошо изучил географию города, — усмехнулся Толстомордый. — Но это еще не доказывает, что ты Рирден.
— Пока что я не слышал и доказательств, что это не так, — возразил я.
— В этом управлении у нас есть свой человек, — сказал Толстомордый, — и он раздобыл нам копии отпечатков пальцев настоящего Рирдена. Мы сличили их с отпечатками, оставшимися на пустых бутылках.
— Хорошо, — холодно сказал я, — покажите мне эти копии из полицейского досье, и мы вместе сравним их с моими пальчиками.
— Так мы и сделаем, — прищурился Толстомордый. — Но пока мы не узнаем, кто ты на самом деле, тебе не выбраться отсюда.
— Вы сами меня сюда привезли, — сказал я. — Вы получили деньги, так что пора выполнять условия договора.
— Встретимся завтра, — сказал Толстомордый, вставая. — У тебя есть время все хорошенько обдумать. Советую сочинить что-нибудь правдоподобное.
Щелкнул замок, и Толстомордый исчез за дверью. Я уставился на свой бокал. У Толстомордого, похоже, в запасе имелась уйма всяких идей, так что и мне нужно было выдумать не одну, а по крайней мере две правдоподобные истории. Задача передо мной стояла не из легких: я могу при случае приврать, но плести саги я не мастер.
Как начинаются истории такого рода? Мне думается, что логические построения приводят порой к нелепым результатам. Конечно, можно было бы начать эту историю с Йоханнесбурга, но это было бы верно только отчасти, ибо корни ее уходят гораздо глубже. Так или иначе, Йоханнесбург все же больше всего подходит для отправной точки этой истории, и, приступая к ней, я мысленно возвращаюсь в этот разросшийся шахтерский городок, улицы которого теперь вымощены золотом.
Началось все в одно ясное, солнечное утро, когда на небе не было ни единого облачка. Сразу же замечу, что такая погода наверняка обрадовала бы англичанина, но у жителя Южной Африки она не могла вызвать никаких эмоций, поскольку он привык к тому, что ясно и солнечно каждый божий день, а тучи даже зимой столь же редки, как и зубы у курицы.
Я жил в Хиллброу, в одном из бетонных небоскребов, надменно взирающих с высоты на затянутый дымкой смога город. Отцы города не одно десятилетие поднимали время от времени вопрос о закрытии отравляющих воздух предприятий, но он так и оставался нерешенным.
Одинокий холостяк либо живет как свинья, либо придумывает систему ухищрений, экономящих время и энергию, например, умудряется варить яйца в кофеварке. Уже через двадцать минут после пробуждения я открывал в фойе дома свой почтовый ящик. Помимо трех рекламных проспектов и конвертов со счетами, я обнаружил там письмо от Люси. Я не получал от нее весточек целых шесть лет и сперва даже не поверил глазам. Письмо было коротким, скорее это была записка, написанная зелеными чернилами на дорогой бумаге:
«Мой дорогой! Я пробуду в Йоханнесбурге всего несколько дней. Хотелось бы встретиться: ведь нас так много связывает! Я буду ждать тебя в полдень возле ресторанчика у озера в зоопарке. Я сильно изменилась, дорогой, поэтому в руках у меня будет белая гардения. Я не хочу, чтобы ты меня с кем-нибудь спутал. Умоляю, приходи! Жду с нетерпением, вечно твоя Люси».
Понюхав письмо, я уловил легкий аромат духов: Люси осталась верна себе, она не могла жить без фокусов. Сунув конверт в карман пиджака, я поднялся в квартиру, чтобы позвонить на работу и что-нибудь наврать шефу.
Без четверти двенадцать я припарковал свой автомобиль на стоянке у зоопарка и не спеша пошел вдоль берега озере, мимо кормящих птиц посетителей. Никого похожего на Люси я не заметил. Я бросил рассеянный взгляд на катающихся на лодках и направился ко входу в ресторан. На скамейке возле открытой веранды сидел пожилой песочноволосый мужчина и обмахивался шляпой. Из кармашка пиджака у него торчала белая гардения. Я сел рядом и негромко спросил:
— Люси?
Он смерил меня внимательным взглядом своих странных, лишенных ресниц и бровей глаз и желчным голосом подтвердил:
— Люси. Все старые шпионы помешались на этом имени после операции русских во время войны в Швейцарии. — Он надел на голову шляпу и добавил: — Я знаю, кто вы, а меня зовут Макинтош.
— Рад познакомиться, — сухо ответил я.
— Матерый шпион предложил бы взять лодку и обсудить все дела посередине озера, — прищурившись, сказал Макинтош. — Но я предлагаю отобедать в ресторане, потому что болтаться, как дурак, на виду у всех на воде я не намерен.
— Меня это устраивает, — сказал я, — тем более что я не завтракал.
Макинтош вытащил из кармашка цветок и с отвращением бросил его в урну.
— Не понимаю, почему люди фетишизируют органы размножения растений, — буркнул при этом он. — Пошли.
Мы уселись за дальний столик под тентом, Макинтош огляделся вокруг и удовлетворенно сказал:
— Чудесное место. Вы, южноафриканцы, понимаете толк в жизни.
— Вам, должно быть, известно, что я не южноафриканец, — уточнил я.
— Ах, верно. Минуточку, сейчас посмотрим, — полез он в карман за записной книжкой. — Оуэн Эдуард Стэннард, родился в Гонконге, образование получил в Австралии, в университете специализировался на азиатских языках, еще будучи студентом, был завербован учреждением, которое вслух лучше не упоминать. Работал в Камбодже, Вьетнаме, Малайзии и Индонезии, потом был переведен в Южную Африку и «законсервирован». Это было семь лет тому назад, когда эта страна являлась членом Содружества, не так ли? — Он захлопнул блокнот и положил его в карман.
— Именно так, — кивнул я.
Подошел официант, и мы сделали заказ: я попросил принести мне лангуста, пользуясь тем, что не мне предстояло за него платить, а Макинтош заказал себе что-то с зеленью. Кроме того, мы заказали бутылочку вина.
— Перейдем к делу, — сказал Макинтош, когда все уже стояло на столе и можно было спокойно разговаривать. — Вами интересовалась местная полиция или секретная служба?
— Мне об этом ничего не известно, — сказал я. — Надеюсь, я надежно «залег под корягой».
— Значит, в тюрьме вы не сидели и по гражданским делам не судились?
— Я дважды платил штраф за нарушение правил дорожного движения, а кроме того, судился с одним своим должником. Как ни обидно, процесс я проиграл.
— Мне это известно, — улыбнулся Макинтош. — Короче говоря, за вами нет никаких больших грехов. Это важно, потому что вам предстоит сотрудничать с южноафриканской полицией, а ей вряд ли захотелось бы иметь дело с агентом английской спецслужбы. Кстати, вы бывали в Англии?
— Нет, никогда, — сказал я. — Видите ли, с тех пор как прекратила свое существование Родезия, здесь стало модно слыть англофобом, даже если ты говоришь по-английски. Поэтому я не ездил в Англию даже в отпуск.
— Но теперь я уполномочен вытащить вас отсюда, — сказал Макинтош, — так что можете временно забыть свою легенду. Вам необходимо будет прибыть в Объединенное Королевство.