— Благодарю, — сказал я. — Можно узнать, как его зовут?
— Ну ты и нахал! — воскликнул он. — Твоего стряпчего зовут мистер Маскелл.
— Еще раз спасибо, — сказал я.
Сержант-охранник отвел меня в камеру. Мне принесли ужин, я съел его и тотчас же уснул: это был утомительный день.
Маскелл оказался коренастым человеком с проницательными карими глазами и гордой осанкой. Тот факт, что его клиент — преступник, совершенно не смутил его: солидный и всеми уважаемый адвокат всегда готов как тигр защищать своего клиента, даже если тот насильник или убийца; моральные категории не принимаются в расчет. Выиграв дело, такой адвокат с удовольствием примет поздравления и отправится домой писать для журнала пли газеты статью об удручающем росте преступности. На мой взгляд, это абсолютно шизофреническая профессия.
Я поделился своими мыслями с мистером Маскеллом, и он с мягкой улыбкой сказал мне:
— Мистер Рирден, для меня вы — подзащитный, а уж виновны вы или нет — решать присяжным в совещательной комнате. Моя задача — выяснить факты и подготовить дело для адвоката, который будет защищать вас на процессе. Свою работу я делаю не бесплатно, прошу вас это учесть. — Он взмахнул рукой и довольно цинично воскликнул: — Да кто вообще сказал, что на преступлении нельзя делать деньги? В конце концов, все служащие суда, начиная от секретаря и кончая судьей, получают за свой труд вознаграждение. Все мы существуем благодаря таким людям, как вы, мистер Рирден.
Но это было уже несколько позже, в суде, когда мы с моим стряпчим уже поближе узнали друг друга, а в день нашего знакомства я еще даже не представлял себе, что Маскелл за человек. Когда нас представили друг другу, он сухо сказал:
— Мы побеседуем поподробнее несколько позже, а сейчас мне хотелось бы узнать, о чем вообще идет речь.
Предъявленное мне обвинение сводилось к тому, что я будто бы напал на служащего Главного почтового управления и, применив силу, похитил бриллианты стоимостью 173 тысячи фунтов стерлингов. Я едва не расхохотался, узнав об этом: если только владельцы бриллиантов не задумали погреть за счет страховой компании руки, Макинтош получил даже больше, чем рассчитывал.
— И что дальше? — спросил я Маскелла, сделав непроницаемое лицо.
— Дальше нам предстоит одна формальная процедура в городском суде. — Он потер подбородок и спросил: — Полиция нашла бриллианты?
— Спросите лучше об этом у них самих, — хмуро ответил я. — Ни о каких бриллиантах я понятия не имею.
— В самом деле? — вскинул брови мистер Маскелл. — Должен сказать вам, мистер Рирден, что, если ценности не найдутся, мне нелегко будет добиться вашего освобождения из-под стражи до суда под залог. Но я попытаюсь.
Заседание в городском суде длилось не более трех минут. Оно могло бы быть даже короче, не вмешайся в самый неподходящий момент инспектор Брунскилл.
— Ваша честь! — заявил он. — Бриллианты не найдены, и я опасаюсь, что их найдут, если обвиняемый будет освобожден под залог из-под стражи. Дело в том, что, не арестуй мы его вчера вечером, сегодня утром он находился бы не в камере, а в Швейцарии.
— Вы полагаете, что обвиняемый не явится в суд? — изумленно уставился на него судья.
— Именно так, ваша честь, — твердо сказал Брунскилл. — Более того, он обвиняется в насилии, а по имеющимся у нас данным, насилие — его характерный стиль. Я боюсь, он способен оказать давление на свидетелей.
— Вы полагаете, что, покинув страну, он еще и попытается запугивать свидетелей? — засомневался судья. — Вряд ли ему удастся сделать это на расстоянии. Так пли иначе, учитывая все обстоятельства данного дела, особенно стоимость похищенного имущества, я склонен согласиться с вами. Ходатайство защиты об освобождении под залог мистера Рирдена отклоняется.
Брунскилл с торжествующим видом сел на место, а Маскелл лишь пожал плечами и засунул бумаги в портфель. Мне предстояло дожидаться суда в камере, но только на этот раз судить меня должны уже были в Центральном суде. Так чти мне все же представилась возможность ознакомиться с «Олд Бейли» изнутри.
До того как меня увезли, Маскелл успел перекинуться со мной несколькими фразами.
— Я ознакомлюсь с делом в полном объеме, — шепнул мне он, — и завтра мы вместе его обсудим. Если у вас есть сейчас какие-то вопросы, можете их задать.
Вопросов у меня не было, так что я попрощался с ним и отправился в свою камеру, где, должен отметить, меня неплохо кормили. К подследственным вообще относятся нейтрально, не считая их ни преступниками, ни невиновными. Единственное, чего им не позволяют, так это покидать тюрьму, но нельзя же иметь все сразу.
На следующее утро, когда мы встретились с Маскеллом в комнате для свиданий, он многозначительно взглянул на меня и сказал:
— Аргументы против вас достаточно весомые, мистер Рирден. Если вам не удастся доказать, что вы не совершали этого преступления, я боюсь, что вас признают виновным.
Я открыл рот, чтобы ответить ему, но он упредил меня жестом руки.
— Мы еще вернемся к этому позже, а теперь обсудим более важные вопросы. У вас есть деньги?
— Около ста пятидесяти фунтов, — сказал я. — Но я не оплатил номер в гостинице, поскольку был лишен такой возможности. А мне не хотелось бы, чтобы меня обвинили еще и в уклонении от оплаты счетов, так что все, чем я располагаю, составляет сто фунтов.
— Как вам, вероятно, известно, мой гонорар мне гарантирован. Но в суде за вас будет бороться адвокат, а для адвоката ста фунтов явно маловато, тем более у вас очень серьезное дело. Что вы на это скажете?
— К сожалению, это все, чем я располагаю, — пожал плечами я, хотя это было и не совсем верно. Но зачем швырять деньги на ветер, если все равно уже влип по самые уши и никакой адвокат не поможет?
— Понимаю, — сказал Маскелл и раскрыл свою папку. — В подобных ситуациях суд назначает адвоката по своему усмотрению. Но я использую все свои связи, чтобы для вас подобрали наилучшую кандидатуру. Так что вы делали в то утро, когда было совершено преступление? Мне известно, что завтракали вы в гостинице, — многозначительно добавил он.
— Я плохо спал в ту ночь, — сказал я, — поэтому встал рано и вышел прогуляться.
— И где же вы гуляли, мистер Рирден? — прищурился Маскелл.
— Я дошел до Кенсингтонского дворца по Гайд-парку, но он был еще закрыт в этот ранний час.
— Может быть, вы разговаривали с кем-нибудь около Круглого пруда напротив дворца? Интересовались, когда дворец откроют для посетителей? Нет? Очень хорошо. Что же было потом?
— Потом я пошел через парк на Бонд-стрит и вышел на Оксфорд-стрит. Мне хотелось поглазеть на витрины магазинов.
— И в котором же часу у вас появилось это желание?
— Приблизительно в четверть десятого. Я, помнится, еще задержался в пабе, у меня разыгрался аппетит, и я решил выпить пинту пива с бутербродом. Кстати, я разговаривал с барменом, ирландцем, он должен меня вспомнить.
— И в котором часу это было?
— Кажется, около половины одиннадцатого, раз паб был открыт.
— Немного поздновато для алиби, — заметил Маскелл. — Должен сказать вам, что версия полиции существенно отличается от вашей. У них имеются доказательства. Нужно ли напоминать вам, что не следует обманывать своего защитника? — Он пристально посмотрел мне в глаза.
— Я вас не обманываю, — невозмутимо сказал я.
— Мистер Рирден, — с тяжелым вздохом продолжал он, — позвольте заметить, что вы попали в серьезную беду. Насколько я понял, вы намерены в суде настаивать на своей невиновности. Я должен предупредить вас, что, вероятнее всего, вы проиграете процесс. Общественность обеспокоена ростом насильственных преступлений, и суды не могут с этим не считаться, они применяют все более строгие наказания.
Он помолчал и, собравшись с мыслями, продолжал менее строгим тоном:
— Как ваш стряпчий, я не вправе предугадывать решение суда. Но хочу сказать, что, если бы бриллианты были возвращены владельцам и вы признали бы свою вину, суд смягчил бы вам приговор, и вы получили бы не более пяти лет, а возможно, что и всего три года. При условии образцового поведения в тюрьме вы уже спустя два года могли бы выйти на свободу. Но если бриллианты не будут возвращены владельцам, а вы будете настаивать на своей невиновности, наказание будет очень строгим. Судья просто швырнет в вас кодексом и запрет в клетке, а ключи выбросит, говоря простым языком. Сомневаюсь, что вы выйдете из этой клетки раньше чем через четырнадцать лет!
Он прокашлялся и спросил:
— Так что же мы будем делать, мистер Рирден?
— Единственные бриллианты, которые я видел в то утро, — отчетливо сказал я, — были выставлены в витрине ювелирного салона на Бонд-стрит. Я ни в чем не виновен.
Он долго молча разглядывал меня, затем покачал головой:
— Замечательно. Я сделаю все, что смогу, но без особой надежды на успех. Должен предупредить вас, что имеющиеся у полиции доказательства очень трудно опровергнуть.
— Я не виновен, — упрямо повторил я.
Маскелл молча собрал со стола бумаги, сложил их в папку и вышел, даже не обернувшись.
И вот я наконец очутился на скамье подсудимых в Центральном уголовном суде «Олд Бейли». Я в центре внимания, словно изгнанный с небес дьявол, вчерашний пуп земли, а ныне — злодей в окружении мантий и напудренных париков, герой пантомимы, патентованный шут, упивающийся реакцией публики на свои остроты в диспуте с судьей. Мне доводилось, однако, наблюдать представления и похлеще, чем этот спектакль. И все же саркастические реплики главного комика — судьи, не щадящего ни защиту, ни обвинение, вносили в мрачную атмосферу этого заведения приятное разнообразие. Я наслаждался ими наравне с другими и от души смеялся.
Маскелл, конечно же, тоже присутствовал в этом балагане, но играл второстепенную роль. Основным же моим защитником был человек по фамилии Роллинз. Перед началом заседания Маскелл еще раз попытался убедить меня отказаться от позиции невиновного.