— Прямо сегодня, около полуночи. Новенькая девушка займет мои апартаменты в «Султане», в Майами-Бич. Думаю, в понедельник утром я буду уже здесь, у вас. Скажем, часов в девять?
— Лучше в десять. Или же вы можете переехать прямо сегодня ночью, как только освободитесь. Здесь есть свободная каюта. С дверью, запирающейся на замок.
Она кивнула.
— Да, так было бы проще. А что касается замка, Трэв, есть он там или нет, но такого рода проблем я не ожидаю, а если они возникнут, я знаю, как с этим справиться.
Я подошел к ящику стола и перебросил ей запасной ключ. Она ловко его поймала. Я объяснил, что это ключ от двери в комнату отдыха, на всякий случай, если я буду спать, когда она приедет. Потом провел ее по всему судну. Она заметила, что тут весьма комфортабельно. Я мысленно порадовался, что во время утренней уборки застелил кровать, разворошенную Мошкой. Вернувшись на камбуз, Дэна вымыла свой бокал и поставила его в сушку. Потом подошла к моему письменному столу, выписала чек для Гейба, подала его мне на подпись, затем подвела баланс и сказала:
— Может быть, вы хотите, чтобы я положила часть денег в банк завтра? Я записала номер счета.
— Пожалуй, половину. Завтра напомните мне об этом.
Когда Дэна приехала, я спал. Меня разбудил звон дверного колокольчика. Если кто-нибудь поднимается на борт, он звенит — один раз. Этого всегда бывает достаточно. Терпеть не могу неприятные сюрпризы. Горел свет, предусмотрительно оставленный мной для Дэны. С пистолетом в руках, раздетый, я прокрался к внутренней двери, ведущей в комнату отдыха, приоткрыл ее на дюйм и выглянул. Дэна открыла дверь, подхватила большой чемодан и вошла, неслышно ступая. Стараясь не шуметь, закрыла дверь. Было без десяти час. Я вернулся в каюту капитана и лег.
Дэна оказалась тихой женщиной. Под моей дверью появилась тонкая полоска света. Потом на носу судна послышался шум льющейся воды… Полоска света исчезла… Мягко щелкнул замок ее каюты. Наступила ночная тишина. С какого-то судна доносились слабые звуки музыки. По шоссе прошуршал грузовик. Вдали послышался шум реактивного самолета…
Итак, на борту у меня женщина, совершенно не похожая ни на одну из тех, кого я мог вспомнить. Волевая, несгибаемая женщина. Многие способны на благородные порывы, пока остается хоть крупица надежды. И мало кто способен тянуть лямку, когда надежды нет вовсе. Ведь человек — животное по натуре своей эгоистичное. Ни безнадежно больной ребенок, ни муж с погибшим мозгом никогда не узнают и, стало быть, не оценят, как она о них заботится. Если бы она лишила их поддержки, общество все равно не позволило бы им погибнуть. И никто ее ни в чем бы не обвинил. Но ее чувство долга было столь сильным, что поступить по-другому она сочла просто немыслимым. Ведь они были ее семьей. Жизнь жестоко обошлась с ней, словно выжгла ее изнутри, но даже в том, что осталось, было гораздо больше от женщины, чем в Лайзе Дин.
Ночные размышления о Дэне Хольтцер повергли меня в уныние. Самооценка. Бич эмоционально не защищенных людей. У меня вдруг возникло ощущение, что я много лет провел среди чудовищно глупых людей. Тоже мне — Макги, спец по жуликам. Случалось, даже наживался на решении их проблем, а затем, получив деньги, порой бездумно и легко их проматывал или просто расслаблялся и какое-то время позволял себе безвольно плыть по течению. Нельзя сказать, чтобы я был очень серьезной и к тому же творческой личностью. Ну а чем еще я мог бы заняться? Педантично отсиживать на работе от сих до сих? Терпеть не могу, когда начинают распинаться, как это прекрасно — отбывать срок с девяти до пяти, потому что именно так и живут большинство людей. Не выйдет из меня благонравного обывателя, имеющего 2,3 ребенка и 0,7 новой машины в год и развлекающегося после работы с секретаршей. Собственно говоря, меня никогда не тянуло к накопительству. Мне нравится мой «Дутый флеш», нравятся мои записи и картины, коих у меня собрано некоторое количество и с коими связаны определенные воспоминания, но я бы вполне спокойно мог стоять на берегу и наблюдать, как все это идет ко дну и исчезает ко всем чертям, и испытывал бы при этом лишь легкое сожаление. Ни одна добропорядочная американская жена не стерпела бы такого жизненного кредо.
Я заснул, крайне недовольный неугомонным существом по имени Трэвис Макги, а когда проснулся, на часах было десять утра, и яркое солнце пробивалось сквозь ворсистые шторы каюты. Разбудил меня запах свежесваренного кофе и приглушенный звон посуды, доносящийся с камбуза.
Приняв душ, я вышел из каюты. Дэна поздоровалась со мной приветливо и обезличенно, словно официантка в хорошем отеле. Да, спасибо, она спала хорошо. День чудесный. Ветер прекратился. Стало гораздо теплее.
Она сказала, что взяла на себя смелость поджарить яичницу. Я ответил, что глазунья ей явно удалась. Сок был холодным, кофе — ароматным, копченая грудинка — хрустящей. Она накрыла нам в маленькой каюте по соседству с камбузом. Наблюдать за ее движениями было очень приятно. Впечатления спешки она не создавала, однако все ее движения были четкими и выверенными и плавно переходили одно в другое, так что все у нее получалось пленительно быстро.
На Дэне были серые фланелевые слаксы и желтый свитер. В сдаксах она выглядела лучше, чем я мог предположить, хотя не скажу, чтоб они ей очень шли. Для слаксов ее фигура с длинной талией была несколько тяжеловата в бедрах. Впрочем, и на Венере Милосской джинсы в обтяжку сидели бы отвратительно. Они прекрасно смотрятся на долговязых, неоформившихся подростках или на такой, как у Лайзы Дин, тщательно отшлифованной стройности. Но есть что-то удивительно трогательное, когда их напяливает на себя зрелая женщина. Дэна не рискнула бы нарядиться в обтягивающие джинсы, но решилась надеть прекрасно сшитые слаксы. Талия у них была чуть завышена, чтобы несколько скорректировать фигуру, и у нее хватило благоразумия обуть сандалии на каблуках высотой в полтора дюйма, чтобы чуть приподнять свой центр тяжести.
Когда мы сели завтракать, я понял, почему Лайза Дин платит ей такие большие деньги. Она обладала профессиональным умением молниеносно ориентироваться в любой ситуации и действовала рационально и без суеты. В ее поведении не было и намека на угодничество. Она знала себе цену.
Я рассказал ей о «Дутом флеше» и о том, как она мне досталась. Это одна из моих традиций. Я, конечно, не жду, что люди станут кататься по полу от восторга, но вообще-то обычно на мой рассказ более заинтересованно и бурно. Она же лишь любезно посмеивалась в нужных местах.
Когда с кофе и сигаретами было покончено, она достала свой блокнот.
— У меня была возможность как следует посидеть на телефоне, Трэвис. Карл Абель и вправду находится в Вигваме Мохок. Он заведует лыжной школой и держит лыжный магазин. Остановиться там просто невозможно — все забито до отказа. Если вы решите сначала отправиться туда, я забронировала нам билеты из Майами в аэропорт Кеннеди. Прибытие завтра в 2.50. Дополнительным рейсом мы сможем прибыть в аэропорт Ютика-Ром. Оттуда до Спекулятора миль шестьдесят по шоссе номер восемь, дороги там хорошие.
— Что значит — если я решу отправиться сначала туда?
— Позвольте мне рассказать об остальных. Макгрудеры развелись. Где находится она, я выяснить не смогла. Он вновь женился, совсем недавно. Новобрачные отправились в свадебный круиз вдоль Тихоокеанского побережья до Акапулько и, не исключено, сейчас уже возвращаются назад. Думаю, что смогу что-нибудь разузнать про его бывшую жену. Однако, поскольку у меня было время, я решила выяснить и насчет Нэнси Эббот. В ваших записях сказано, что ее отец, возможно, архитектор. Воспользовавшись обычными источниками информации, я нашла архитектора с Западного побережья по имени Александр Армитэдж Эббот в Сан-Франциско. У меня есть в Сан-Франциско знакомый, один из старых друзей Билла, который знает всех и вся. Так вот. У архитектора имеется дочь по имени Нэнси двадцати четырех лет, с подходящей внешностью, судя по описанию, так что, может, это она и есть. Была замужем, разведена. Страдает алкоголизмом. Она столько раз попадала в передряги, что семейство махнуло на нее рукой. Мой знакомый сказал, что свяжется кое с кем, а потом мне перезвонит. Он перезвонил и сказал, что Нэнси во Флориде, в какой-то психиатрической больнице, где-то на Бэстьон-Ки. Там лечат алкоголиков, изъявивших желание лечиться. Называется эта клиника «Остров надежды». Вам что-нибудь о пей известно?
— Да, я как-то доставил к ним клиента. Я возвращал ее туда три раза, но толку из этого не вышло. Может, клиникой руководит тот же самый парень.
— Некий мистер Берли? Я посмотрела в справочнике.
— Он самый. Он очень старался помочь моей знакомой. Но она в конце концов взяла у кого-то машину и угодила в болото на скорости сто миль в час.
— Я подумала… раз уж это так близко отсюда…
— Решено. Завтра едем туда. Отмените заказ на билеты на самолет и не возобновляйте его, пока мы с ней не повидаемся.
— У вас есть машина?
— В некотором смысле — если ее можно так назвать. Дэна… вчера, после того как мы расстались, я размышлял, что вы обо всем этом думаете.
— По-моему, я это ясно дала попять.
— Я хочу сказать — что вы думаете об этом как женщина.
— А это относится к делу?
— Возможно. Не исключено, что это поможет мне найти подход к Нэнси Эббот.
Она на мгновение задумалась. Я рассматривал ее длинное волевое лицо, плоские щеки, очень темные, живые, красивые глаза, рельефно выступающий нос, широкий жесткий рот.
— Пожалуй, я сказала бы вот что. Ли ведь не дитя несмышленое, знаете ли. Четыре раза была замужем. Случались у нее и другие связи, и некоторые из них не слишком-то безопасные. Но она всегда была достаточно осторожна. Правда, она откровенно неразборчива в связях и находит в этом удовольствие, но я бы не сказала, что то, что запечатлено на этих снимках, в ее стиле. Каким-то образом ее в это втянули, а потом ей было очень неловко обо всем вспоминать, и до сих пор неловко. Не представляю, как к этому отнеслись те, другие женщины. Но думаю, было бы не совсем правильно сч