Искатель, 1995 №3 — страница 17 из 41

— Довольно примитивно.

— Он сказал, что они придумывали правила по ходу игры.

— Сопровождая все жизнерадостным смехом…

— И вот что забавно, насчет Абеля. Он абсолютно не подозревал, что кто-то что-то фотографирует, но испытывал ощущение, что не все в порядке. А он не слишком-то чувствительный парнишка. Он даже не смог выразить это словами… Но, когда компания распалась и он снова остался вдвоем с Ли, у него возникло предчувствие, что с кем-то случится что-то нехорошее.

— А разве у любого на его месте не возникло бы подобного ощущения после такой оргии?

— Думаю, возникло бы, будь это для них впервой. Но Абель участвовал в подобных групповых развлечениях и до и после того, и никогда не ощущал ничего такого. Что-то должно было вызвать у него это ощущение… Что-то или кто-то. Но он тогда был пьян. Я не смог выбить из него ничего определенного. Это было, как я пониманию, просто предчувствие, что рано или поздно кто-то кого-то убьет из-за этой вечеринки.

— Куда мы теперь отправимся, Трэв?

— Хочу выяснить, как попали снимки к отцу Нэнси Эббот и связывались ли с ним еще раз.

Я отставил в сторону серебристый кубок… Казалось, всего лишь несколько мгновений спустя Дэна осторожно разбудила меня нежным прикосновением. В комнате стоял восхитительный аромат пищи. Дэна, оказывается, уже побывала в расположенном совсем неподалеку ресторанчике «Бревенчатая хижина», поела там и принесла мне огромную тарелку густой похлебки домашнего приготовления из морских моллюсков и поджаренный гамбургер толщиной с ее запястье. И все это имело вкус, столь же изумительный, как и запах…

Когда я снова проснулся, в комнате было темно. Ботинок на мне не оказалось. На этот раз проснулся я от холода, хотя и был укрыт одеялом. Сквозь шторы пробивалось мерцание какой-то вывески на улице, и мне были видны очертания Дэны, спящей на соседней кровати. Ее темные волосы разметались по подушке. Стараясь ступать как можно тише, я сходил в ванную, вернулся и, раздевшись, скользнул в холодную постель и через секунду уже спал. Редко, можно предугадать, что способно эмоционально опустошить человека…

Судя по имевшемуся у Дэны расписанию полетов, нам следовало вылететь из Сиракьюса. Так что мы выехали пораньше и двинулись вниз к автостраде, а затем на запад, к аэропорту Сиракьюс, сквозь холодное серое утро и небольшой снегопад. Она выбрала самый лучший путь: долететь до Чикаго, а потом беспосадочный перелет в Сан-Франциско. Наблюдая, как Дэна покупает билеты, распоряжается насчет багажа, возвращает взятую напрокат машину и даже разговаривает со стюардессами, я кое-что заметил. Без малейшей суеты она добивалась максимума услуг, благодаря умению обращаться с людьми — всегда улыбающаяся, вежливая — просто невозможно было обслужить ее не по высшему разряду. Стоило ей лишь приподнять бровь — и вот уже сломя голову к ней спешит носильщик, стоявший шагов за сто от нее. Редкий дар. Я попытался взять часть нудных забот на себя, но это вызвало у нее недовольство. Ведь это ее работа, она к ней привыкла и знает, как со всем управляться. Мне оставалось только пользоваться результатами ее деловитости. Люди смотрели на меня с таким видом, словно пытались вспомнить, где они меня раньше видели. Такая способность получать именно то, что хочешь, и именно в нужное время присуща знатным дамам, коронованным особам и самым лучшим секретаршам. И еще, должен признать, ее волевое красивое лицо и блеск темных глаз создавали впечатление, что если все не будет сделано так, как она желает, то на свободу вырвутся все силы ада. Но, окруженный такой квалифицированной заботой, я испытывал странное ощущение — чувствовал себя чем-то вроде молодой жены знатного вдовца в медовый месяц. Или словно мальчишка, которого доставляет в оздоровительный лагерь его супермама.

Она попыталась уступить мне место у окна. После того как мы пристегнули ремни безопасности, она сверилась со своей маленькой записной книжкой и сказала:

— В Чикаго у нас будет час пятьдесят минут. Я позвоню оттуда в несколько мест. Вы всем довольны, Трэвис? Может быть, вам что-то нужно?

— Лучше сбегайте и помогите им составить список пассажиров, чтобы мы скорее взлетели, дорогая.

Она поджала губы и слегка покраснела:

— Я ведь вам не навязываюсь…

— Вы слегка подавляете, Дэна.

— Естественно, вы прекрасно справились бы со всем. Но зачем вам этим заниматься?

— О’ кей, благодарю вас. Вы все прекрасно делаете.

С моей стороны это было, конечно, грубостью. Большинство моих знакомых женщин мало на что годились вне дома. Я глянул на ее ничего не выражающий профиль, вздохнул и сказал:

— Ну что же ты, Майра. Продолжай.

Ее губы слегка дрогнули.

— Опять у тебя дурное настроение, Фрэнк.

— Я все время беспокоюсь, как там дела в конторе.

— Милый, готова поспорить, они вряд ли даже заметили твое отсутствие.

— Ну, спасибо. Премного благодарен. Утешила, нечего сказать.

Она смеялась вместе со мной. И глаза ее тоже смеялись. Такого рода разрядка серьезно недооценивается. А кому вообще следует доверяться? Наверное, тому, кто относится к нам с симпатией.

Когда Дэна смеялась или широко улыбалась, было заметно, что один из ее глазных зубов, тот, что слева, растет косо и слегка заходит на соседний зуб. Когда какое-нибудь несовершенство вызывает у вас умиление, вы его запоминаете. Зубы Лайзы Дин были совершенны до противного — не за что зацепиться, чтобы отложить в памяти. Разве что мой профессионально натренированный глаз мог что-то заметить. Неожиданно Дэна перестала смеяться от души, несколько раз деланно хохотнула и снова ушла в себя, превратившись в недоступную секретаршу — модно причесанную, застегнутую на все пуговицы, прямую, решительную, с сильной шеей, холодным взглядом, крепко пристегнутую ремнями и готовую к отлету.

Александр Армитэдж Эббот, сотрудник Американского института архитектуры, умирал в палате 310 Университетского госпиталя в Сан-Франциско. Струи дождя, который, казалось, будет продолжаться вечно, стекали по окнам комнаты ожидания, заволакивали мутной пеленой панораму серых холмов. Была пятница, вторая половина дня. Мы с Дэной сидели, словно отупевшие пассажиры мрачного поезда, оставленного на запасном пути в конце дороги, ведущей в никуда. Она положила потрепанный журнал обратно на полку и уселась на кушетку рядом со мной.

— Вы прекрасно держитесь, — заметил я.

— Мне не нравится этот молодой человек. И жена его тоже не нравится.

— Это немножко заметно, но не имеет значения. Они вовсе не жаждут понравиться.

Молодой человек наконец вернулся. Не такой уж он молодой, как выглядит, вернее, старается выглядеть. Алекс, брат Нэнси. Упитанный, темноволосый, вкрадчиво вежливый. У таких обычно безукоризненный маникюр и от них пахнет ананасами. Он улыбнулся нам в меру печальной улыбкой и сел напротив.

— Все время нас с вами перебивают, вы уж извините. Вы же понимаете… Он повел плечами. — Один из нас должен постоянно быть с ним. Кажется, ему это немного помогает. Элейн так хорошо управляется, вы даже не можете себе представить.

— Полагаю, он не захочет видеть Нэнси, — с невинным видом заметила Дэна.

— Боже, конечно, нет! — воскликнул Алекс. — Пожалуй… я действительно считаю, что он мог бы прожить еще несколько лет, если бы… если бы не весь тот позор и горе, которые она ему причинила. Она моя единственная сестра, но я к ней не испытываю никаких чувств. Некоторые люди уже рождаются порочными. — Он сделал отчаянный жест рукой. — Как мы только ни пытались ее исправить, и все без толку! Она осложнила жизнь всем нам.

— Вы понимаете нашу позицию в этом вопросе, мистер Эббот… — начал я.

— Да-да, конечно. Я очень ценю, что вы хотите разобраться с этим сугубо неофициально. Мне, пожалуй, ясно ее состояние в настоящее время, как и беспокойство и участие мистера Берли. И я готов лично ему написать и сообщить, что гарантирую перечисление тысячи долларов в месяц в течение… времени, которое она там пробудет. Откровенно говоря, лечебницу я выбирал сам. Хотел, чтобы она была как можно дальше от Сан-Франциско. Папа ей, разумеется, ничего не оставляет. Но по секрету могу вам сообщить, что его состояние… весьма значительно. И я счел бы своим моральным долгом позаботиться о сестре. Очень рад, что вы и мисс Хольтцер приехали сюда по другому делу. Хорошо, что мы все подробно обсудили.

Я чувствовал, что он старается отделаться от нас. Мол, спасибо и всего вам доброго. Склизкий парнишка.

— Но мы еще не все обсудили, мистер Эббот, — сказал я. — У мистера Берли тоже есть определенные моральные обязательства, и ему о них известно. При нынешнем положении дел он не в состоянии обеспечить ей необходимое психиатрическое лечение: регулярно привозить к ней специалистов, чтобы они лечили ее там. Мы действуем всего лишь как… друзья «Острова надежды», мистер Эббот.

— Понимаю, но…

— Если бы можно было удвоить месячную плату…

— Об этом не может быть и речи, — ответил он с видом, полным сожаления. — Думаю, будет лучше, если мистер Берли все же организует ее перевод в специализированный институт психиатрии, если, по его мнению, она нуждается именно в этом.

— Тут есть одна небольшая проблемка, — вмешался я. — Время от времени Нэнси кажется совершенно здоровой и разумной. И она придумала целую теорию о якобы существующем против нее заговоре. Мы, разумеется, понимаем, что это ерунда, но звучит сия история весьма правдоподобно и, если бы Нэнси перевели в какое-нибудь другое место, возможно, там сочли бы необходимым все досконально выяснить.

— Кажется, я не совсем вас понимаю… — заметил он.

Я посмотрел на Дэну, кивнул ей, и она продолжила:

— Нэнси настойчиво утверждает, что полтора года назад вы поместили ее под опеку каких-то людей по фамилии Макгрудер, живущих в Кармеле.

— Под опеку! — возмущенно вскричал он. — Да вовсе не так все было! Макгрудеры просто мне помогали. Они, конечно, знали Нэнси и знали, что с ней бывает очень трудно. А тогда надо было вырвать ее из отвратительной компании, с которой она связалась, и…