ть похлипче. Дама щеголяла грязными лодыжками и немытой шеей; глаза ее, когда то черные, теперь слегка выцвели. Оба они явно чего-то наглотались — судя по их поведению, подозреваю, что какого-нибудь снотворного. В доме пахло как в старой прачечной. Все в этой парочке создавало впечатление неряшливости, безнадежности, даже безысходности и… опасности. Нетрудно было догадаться, что, продолжая вести такую непутевую жизнь, они рано или поздно устроят в доме пожар и будут визжать при этом от восторга, пока вдруг не обнаружат, что все выходы для них отрезаны. Она не переставая болтала о «бедном старине Генри», который, кажется, был ее мужем, но только я никак не мог понять, жив он или умер. В последнем случае вполне можно было предположить, что похоронен он прямо там же, во дворе, под сорняками. Эдгаре абсолютно ничего не знал о фотографиях, но без труда вспомнил о тех событиях:
— Ну, парень, это была какая-то сумасшедшая гулянка! А та киношная штучка — прямо настоящая лисица. Ну и лиса! Что, кто-то пытается прижать ее с этими картинками? Вроде бы вы этого не говорили, а?
— Нет. Не говорил.
— Сонни махнул свою официантку на высокую брюнетку, а потом он сгорел. Да, тяжелый способ зарабатывать себе на хлеб, парень, всегда может так обернуться — взял и сгорел. Где-то я об этом читал.
— Ну, спасибо, Кэсси — дорогуша.
Думаю, ни один из них не заметил нашего ухода, а если и заметил, то не особенно озаботился. Хотя в машине было тепло, Дэна поежилась.
— Вычеркните еще одного из этой команды, Дэна — дорогуша. До чего ж чудненько, вы не находите?
— Не надо, прошу вас, — едва слышно произнесла она.
— Да… как говорится, живут в тихом помешательстве.
— Трэв…
— Что?
— Пожалуй, эта терраса принесла несчастье всем, кто там побывал. Сонни Кэттон, Нэнси Эббот, Карл Абель… и Кэзуэлл Эдгаре.
— Вроде наказания, ниспосланного свыше?
— Не знаю. Может быть. Возможно, такое случается, Трэв.
Сделав несколько звонков в Кармел, Дэна выяснила, что дом Макгрудеров был продан почти год назад. Еще меньше повезло с газетными отчетами. Но все-таки я кое — что раскопал. У Макгрудера был старший брат, который погиб на войне. А отец Макгрудера изобрел какое-то хитрое приспособление — все приличные заводы во всем мире должны иметь одну-две такие штуковины. Года три назад Вэнс Макгрудер женился в Калифорнии на некой Патриции Гедли-Дэвис, которую, очевидно, привез из Лондона. Она помогала ему в качестве члена экипажа на небольших парусных шлюпках. Выдающегося положения в обществе они не занимали, да и не предпринимали для этого никаких попыток. Но у них имелись деньги, поэтому естественно было ожидать, что сообщение о признании их брака недействительным займет несколько больше, нежели шесть строчек на тридцать шестой странице. Случилось это примерно через два месяца после той вечеринки.
Дэна Хольтцер сидела у меня в номере, сбросив туфли, подтянув под себя ноги и задумчиво сдвинув брови. Было воскресенье, и она только что поговорила по телефону с Лайзой Дин.
— Если принять во внимание существующий закон об имуществе супругов, — промолвила она, — это признание брака фиктивным — довольно дешевый выход из положения.
— Да, в самом деле.
— И вопрос решался на закрытом заседании — или закрытом слушании, как там это называется, то есть присутствуют только судья, они сами и адвокат, все со всем согласны, и судья выносит заключение, что фактически данный брак никогда не существовал или что-то в этом роде. А ведь Патрицию нельзя назвать робкой женщиной, Трэв. Скорее она была властной и скандальной. Скажем так: она, в общем-то, была никем, а тут вышла замуж за богача. Что же заставило ее сдаться без боя?
— А где она сейчас?
Ответов на все эти вопросы у нас не было, но мы могли попытаться их отыскать. Я решил, что в понедельник мы разделим обязанности, чтобы сэкономить время: я займусь осуществлением одной идейки, пришедшей мне в голову, а она примется за Регистр Ллойда[7] и обратит внимание на людей, так или иначе связанных с парусным спортом, а затем под каким-нибудь благовидным предлогом попробует что-нибудь извлечь из сплетен.
День выдался дождливый и сумрачный, под стать настроению, царившему в большинстве контор, которые я посетил. Сыскные агентства не особенно нуждаются в декоре. Им нравится экономить на этом. Вряд ли их клиенты при выборе агентства будут исходить из качества драпировки. Большинство сотрудников таких контор — печальные, тихие, бледные, задумчивые типы. И действуют они с такой же убедительностью, что и люди, пришедшие опрыскивать ваше жилище жидкостью от клопов.
Направляясь в третье по счету агентство, я уже вполне освоился со своей легендой. Меня зовут Джонс, причем произносил я это с видом, свидетельствующим, что зовут меня как угодно, только не Джонс. Занимаюсь я «разработкой собственной программы инвестиций» (тут их взгляды несколько оживлялись). А моя молодая жена-итальянка путается с кем попало. Двух мужчин я знаю наверняка. Возможно, их даже трое. Мне нужен человек, который сможет тихо и незаметно сделать компрометирующие ее фотографии. И тогда, располагая такими снимками, я смогу припереть ее к стенке и, поторговавшись, получить развод не слишком дорогой ценой.
И везде повторялся один и тот же диалог. «Нет, сэр, мы не занимаемся такого рода работой». — «А кто занимается? Куда мне обратиться?» — «Даже и не знаю, мистер».
В четыре часа мне попался один сыщик довольно отталкивающего и голодного вида. У него был взгляд копа — не хорошего копа, а хитроватого, изворотливого. Скорей всего его выгнали из полиции из-за неподобающего сочетания жадности и тупости, и в качестве частного сыщика он тоже вряд ли преуспеет. Его письменный стол стоял в одном из низкопробных офисов, где обычно имеются лишь стол, почтовый ящик, коммутатор с телефонисткой и введена почасовая оплата секретарских услуг, — по соседству со всякой шушерой: телефонными агентами фирм, занимающимися принятием или размещением заказов; дельцами, специализирующимися на торговле конфискованным имуществом; независимыми торговцами ювелирными изделиями и прочим сбродом.
Выслушав мой рассказ, он одарил меня взглядом, в котором сквозила затаенная тоска, — так смотрит беззубый крокодил на прогуливающегося по берегу реки жирного пса. Он явно размышлял, как ко мне лучше подступиться. Мы поближе придвинули наши стулья и ссутулились друг перед другом. Судя по его дыханию, зубы у него были изрядно подпорчены и к тому же давно не чищены.
— Так вот, мистер Джонс, возможно, я вам помогу… Правда, в такого рода делах прежде всего стоит вопрос денег. Вы меня понимаете?
— Само собой.
— Так вот, есть у меня на примете один парень. Высший класс! Если уж он за что берется, то все у него получается. Но он дорого стоит.
— Сколько же?
— Принимая во внимание риск и все такое прочее, я бы сказал, что к этому парню меньше чем с пятью тысячами не стоит и подступаться, но он настоящий спец, и он сделает такие снимочки этой вашей вероломной итальяшки, которые просто прижмут ее к стенке. У него, у этого парня, есть вся необходимая техника и оборудование, но он со странностями — если не настроен работать, то и не будет.
— Как это? Никогда такого не слыхал.
— Ну, вроде как художник — вдохновение ему нужно, понятно?
— Да, пожалуй, я вас понимаю.
— Нов любом случае он станет работать только с моей подачи. А я не хочу попусту тратить время, пытаясь его уговорить. Что мне нужно — так это гарантии доверия с вашей стороны, то есть я хочу сказать, что если вы действительно хотите, чтобы я попытался до него дозвониться по междугородному…
Я под столом достал бумажник, вынул из него стодолларовую купюру и положил у его локтя.
— Так пойдет?
Здоровенная лапа тут же накрыла купюру, и та исчезла. Тыльной стороной другой лапы он вытер губы.
— Прекрасно. А теперь выйдите в коридор. Там скамеечка есть.
Я прождал почти пятнадцать минут. Приходили и уходили люди довольно странного вида — арендаторы, клиенты, покупатели. Изнаночные люди. Те, кто почему-то льнет к сырой изнанке действительности. При взгляде на них наверняка содрогнулся бы психиатр или бактериолог.
Наконец он вышел и уселся на корточках рядом со мной, обдавая меня своим гнилостным дыханием.
— Так получилось, что с ним у меня ничего не выйдет, но есть еще кое-какие наводки… кое-кто сможет сделать хорошую работу, только дайте мне немного времени.
— А почему ничего не выйдет с человеком, о котором вы говорили?
— Он недавно умер. Я и не знал. И не слыхал даже. Вот такие дела.
— Как его звали?
— Есть еще вполне приличные ребята. Вы мне только скажите, как с вами связаться, а когда я найду подходящего человека, тогда…
— Я сам позвоню вам через несколько дней.
— И еще, раз уж мне придется потрудиться, чтобы подобрать для вас подходящего парня, как насчет того, чтобы дать мне еще такую же сумму, в качестве задатка?..
— Лучше поговорим об этом, когда вы кого-нибудь найдете.
Предприняв еще несколько вялых попыток вытянуть из меня деньги, он поплелся, шаркая ногами, в свой арендуемый закуток; штаны у него на заду провисли, толстую шею сзади прикрывали седые пряди волос.
В восемь больших прыжков я долетел до ближайшей вонючей забегаловки, закрылся в телефонной кабинке и позвонил в ту же самую контору. Имя дежурной телефонистки я запомнил — оно значилось на коммутаторе.
— Мисс Гэнз, говорит сержант Циммерман из участка Банко. В течение последних двадцати минут вы звонили по междугородной по указанию Гэннона.
— Кто? Что вы сказали?
— Мне нужно знать, куда он звонил, а также фамилию и помер телефона абонента.
— Но я не имею права…
— Я ведь могу прислать за вами, мисс Гэнз, и доставить вас сюда, если вам так больше нравится.
— Вы… вы сказали, что вас зовут Циммерман?
— Для большей надежности, мисс Гэнз, чтоб вы не сомневались, перезвоните мне сюда, в участок. У нас имеется специальный номер. — И я продиктовал ей номер телефона-автомата: она вроде бы начала успокаиваться, и стоило рискнуть.