Я рассказал обо всем, что выяснил, и о некоторых своих догадках. Дэну все это скорее заинтриговало, нежели шокировало.
— Так его убили, да?
— Похоже на то.
— Опасная у него была работенка.
— Надо как можно скорее повидаться с этой его сестрой.
— Можно мне с вами?
— Лучше я пойду один. Вдруг у меня что-нибудь не выйдет. Тогда вы сможете потом попробовать взяться за дело с другого конца.
Эпплтон-уэй показался мне забытым Богом местечком. Неподалеку располагался железнодорожный тупик. Близлежащие кварталы подвергались какой-то немыслимой переделке и перестройке. Но, несмотря на это, улица создавала иллюзию спокойствия. Куча домов, старинные дворики с садами в псевдомавританском стиле, блеклые оштукатуренные стены, выкрашенные в лимонный цвет. Под номером 2829 оказалось здание чуть побольше остальных. Я остановился у темной двери, ведущей, судя по всему, в мрачную, плохо освещенную квартирку, и позвонил. Приоткрыв дверь дюймов на шесть — настолько позволяла дверная цепочка, — выглянула девушка. Я решил, что Айвзу она скорее дочь, нежели сестра.
— Что вы хотите?
Надо иметь особое чутье, чтобы мгновенно и не задумываясь оценить человека и определить его слабые места. Эта девица выглядела подозрительной и высокомерной. Большая бледная девочка. Этакая Алиса в Зазеркалие. Двадцатилетняя старая дева — такие тоже бывают. Неуклюжее грузное тело в невзрачном джемпере. Детское лицо, покрасневший пос, толстые блеклые губы.
— Мне хотелось бы убедиться, что вы действительно Джослин Айвз. Вы можете каким-либо образом это подтвердить? — Я постарался придать своему голосу многозначительность.
— Ас чего вдруг я должна это делать?
— Акцент у вас и правда тот же самый.
— Кто вы? И что вам надо?
— Довольно давно мы с ним вместе участвовали в одной рискованной операции. Я приехал сюда, чтобы связаться с ним, и узнал, что он погиб.
Она прикусила губу, а затем вдруг, к моему немалому удивлению, с заговорщическим видом мне подмигнула. Закрыла дверь, отстегнула цепочку и вновь широко ее распахнула.
— Заходите, пожалуйста, — радушно приветствовала меня она и, заперев за нами дверь, произнесла: — Я ведь понимаю, почему вы не можете назвать мне свое имя.
— Гм… хорошо, что понимаете.
— Проходите сюда. У меня тут кругом беспорядок. Я сегодня не работаю. — Вслед за ней я прошел через темную прихожую в небольшую комнатку, загроможденную мебелью, слишком большой и слишком дорогой для такой маленькой квартиры. Повсюду были разложены и расставлены фотографии — на полу, на стенах, на мебели. Торопливо и неловко она освободила два стула.
— Садитесь, пожалуйста. Я тут все разбираю. Местный клуб фотолюбителей хочет организовать выставку его лучших работ. В помещении библиотеки. Но снимков так много! Совсем запуталась.
— Я думаю! Работы у него прекрасные.
— О да! Теперь ведь это мой долг — позаботиться о том, чтобы все узнали, каким мастером был отец. Я хочу еще организовать и передвижную выставку. И в Рочестере, конечно, тоже интересуются его творчеством.
— Да-да, конечно.
Она села ко мне лицом и, крепко сцепив руки, сказала:
— Все это время я так надеялась, что кто-нибудь появится. Мне было так трудно, просто ужас!
— Я вас понимаю.
— Бедный мистер Мендес старается изо всех сил, пытается разобраться с налогами. Но, поскольку оказалось, что денег очень много, возникли всякие сложности. К тому же я, конечно, не могла объяснить, откуда эти деньги — ему, по крайней мере. Если они предназначались на какие-то важные дела, то извините. Сейчас ими занимаются суды, налоговая инспекция и тому подобные организации. Когда-нибудь я их, наверное, получу — вернее, то, что от них останется. В любом случае дом можно продать. Знаете, я все время надеялась, что кто-нибудь придет. А вы почти такой, каким я себе этого человека представляла.
— Что я могу для вас сделать?
— Я держала рот на замке, папа одобрил бы это. И, пожалуй, я не хочу окружать его никакой посмертной славой. Он говорил — дело это такое, что никому из вас и не снилось. Учил меня быть всегда осторожной и осмотрительной в знакомствах и не задавать ему вопросов. Я вот думаю: не могли бы вы поговорить с мистером Мендесом и объяснить ему, какого рода работу отец для вас выполнял. Пожалуй, тогда с наследством быстрее бы разобрались.
— Простите, но так поступать я не имею права.
— Я так этого боялась, — сказала она. — О Господи! А эта тупая полиция будет продолжать считать, что отца убил какой-нибудь ворюга, позарившийся на содержимое его карманов!
— Боюсь, что так.
Она изучающе смотрела на меня.
— Но, право же, как я могу убедиться, что вы именно тот, за кого я вас принимаю?
— Такого рода документов мы при себе не носим.
— Понимаю… Это было бы не слишком осторожно. — Но она все еще тревожилась. — А почему же вы не знали, что его убили?
— Со мной нельзя было связаться.
В общем, для меня картина была ясна. Конечно, вид у нее не очень-то — слишком жирная и лоснящаяся, да и в маленькой темной квартирке пахнет затхлостью. Но ведь она была его любимой дочерью. Чтобы заниматься шантажом, требовалось придумать какую-нибудь байку для прикрытия. Возможно, сначала у нее возникло предположение, что отец занимается некой секретной работой на благо своей страны, а когда она ему все это выложила, чего проще было и дальше подыгрывать ей в том же духе. И, само собой, она считала, что его прикончил коварный враг.
Нужно было найти верный подход. Склонившись к ней, я произнес:
— Джослин, думаю, что могу пообещать тебе — настанет день, когда обо всем можно будет рассказать.
По лицу ее покатились слезы, оставляя на бледных пухлых щеках мокрые следы, и она судорожно всхлипнула, издав какой-то лягушачий звук…
ГЛАВА 10
Мне нравилось, как Дэна слушает. Она не испытывала никакой потребности заполнять паузы вопросами — просто ждала, когда я продолжу. Видеть ее отчетливо я не мог. Она сидела у окна мотеля в темноте. Свет падал мне на локоть, бликами мерцал на серебристом кубке.
— Айвз любил красивую жизнь, — сказал я. — Он занимался фотографией в Мельбурне — просто как свободный фотограф, не связанный ни с какими редакциями. Модный фотограф, подворачивались разные возможности, и все такое. Как-то группа из Голливуда снимала там фильм. И ему разрешили поработать на съемочной площадке. Видимо, его снимки оказались чертовски хороши. Кинозвездам они нравились. Студия взяла его на работу, и он приехал сюда. Было это восемь лет назад, девочке тогда исполнилось двенадцать. Так он проработал года четыре; все шло хорошо, он преуспевал, жил в достатке. Потом что-то произошло. Могу предположить, что он попал в «черный список». Впрочем, вряд ли стоит докапываться, что же его погубило. Девица говорит — ревность и зависть коллег: слишком хорошим мастером был. Он переехал сюда, в Санта-Роситу. Устроил у себя дома фотостудию: снимал свадьбы, вечеринки, торжественные вечера, делал портреты. Очень мило для прикрытия. Она считает, что у него в городе был еще какой-то опорный пункт. А как она им гордится! Гордится этим циничным сукиным сыном, со всеми его спортивными автомобилями, прекрасным домом и экономкой.
Я поднялся и смешал нам коктейли.
— Она показала мне вырезки из газет — все, что о нем сообщалось. Он отправился в какую-то поездку — куда, она не знала. Отсутствовал два дня. Потом вернулся, снова куда-то вышел, пообещав вернуться не позже чем через час. Это было десятого декабря прошлого года в десять часов вечера. Его машину с запертыми дверцами нашли на Верано-стрит. А самого его обнаружили футах в ста от машины, позади товарного склада, с проломленным черепом и пустыми карманами, наручные часы тоже исчезли. Думали, что живым до больницы не довезут, но сердце у него билось еще пять дней. И насколько известно девице — никаких улик и зацепок. Никто не знает, что он там делал. Склад этот мелкий, ночью там пусто.
После долгого молчания она спросила:
— Он что-нибудь ей оставил?
— Небольшую страховку. Дом. Денег около тридцати восьми тысяч, но они уже конфискованы, пока разбираются с его налоговыми декларациями. И еще кучу фотоаппаратов, студийное и лабораторное оборудование и груды снимков с претензией на художественность.
Дэна поинтересовалась, уверен ли я в отношении Айвза. Тут-то я и выложил ей свой главный козырь и рассказал, как мне удалось выпытать все у девицы.
— Так что именно его любимая дочь и была тем самым ассистентом, который звонил по телефону и мигал вам зеленым фонариком, чтобы вы бросили деньги на обочину.
Дэна медленно покачала головой.
— Я-то представляла себе внушающих ужас хулиганов… а это была всего лишь бедная девочка, помогающая своему папочке в его «шпионской» работе. Каким же законченным ублюдком он был! Подвергать ее такой опасности!
А я с грустью подумал, как легко Лайза Дил могла покончить со всем в самом начале.
— Ведь Айвз мог довериться своей дочери, — продолжал я. — И не нужно было брать ее в долю. Она ведь даже не знала, что было в свертках. Аналогичным образом, только с вариациями, он использовал ее и в других делах.
— Преданная маленькая помощница, — произнесла Дэна. — Совсем как я…
— Давайте сходим куда-нибудь поесть.
Дэна надела свитер. В дверях она остановила меня и спросила:
— Трэв, вы не пробудили у нее никаких подозрений, что… все не так, как ей кажется?
— Когда я уходил, то сказал ей, что она может гордиться своим отцом. А она стояла, и слезы стекали с ее жирного подбородка.
Дэна сжала мою руку. В свете уличных фонарей ее глаза поблескивали.
— Мягкая, как воск, — проговорила она.
— Рука?
— Господи, идиот, да ваша рука как кусок красного дерева! Я просто хотела сказать… я рада, что вы оставили ей так много.
— Интересно только, надолго ли она сможет сохранить эти иллюзии?
— Что вы имеете в виду?
— Его кто-то убил. Если убийцу отыщут, он, возможно, выложит истинные причины своего деяния. Пожалуй, мне стоит потолковать с каким-нибудь копом.