Мастер вопросительно посмотрел на вождя. Тот, словно не замечая взгляда писателя, сделал несколько шагов по кабинету, затянулся пару раз из трубки и продолжал:
— Кстати, о вашем романе. Вэлыкая вэщь! Вэлыкая! Но печатать сейчас ее нецелесообразно. Сейчас мы вынуждены печатать совсем другое. Думаю, «Мастер и Маргарита» увидит свет лишь после смерти автора. Спустя много лет. Наше время требует от писателей совсем других произвэдэний. Мы, большевики, создаем нового человека. Мы конструируем душу нового человека. И у писателей страны свой социальный заказ: помогать нам, коммунистам, конструировать душу нового человека. Писатель — это инженер человеческих душ…
Вождь снова сделал несколько глубоких затяжек…
— Михаил Афанасьевич! У меня к вам личная просьба. Личная!..
— Мсье Жан де Понсэ! — торжественно объявила женщина-секретарь, впуская в кабинет невысокого, чернявого человечка.
Игорь Владимирович Блаут-Блачев поднялся навстречу новому посетителю, на этот раз из Бордо.
Уже во время рукопожатия «французик из Бордо» не жалел слов:
— Мсье! Я необыкновенно счастлив познакомиться со всемирно известным президентом фирмы «Вариант»! Мсье, наше общество надеется на тесное общение с вами.
И т. д. и т. п.
Блаут-Блачев не без удовольствия отметил про себя хороший русский мсье де Понсэ. Судя по всему, наивные иностранцы — клиенты надеялись получить машинное время вне очереди благодаря ведению переговоров с президентом «Варианта» именно на его родном языке.
— Ирина Владимировна, — распорядился Блаут-Блачев, — приготовьте нам, пожалуйста, кофе и по рюмке коньяку. У нас еще есть «Армения»?
— Конечно, Игорь Владимирович! Конечно!
— Тогда, пожалуйста, «Армению».
Президент «Варианта» лукаво улыбнулся:
— Нам было бы любопытно узнать, какой коньяк лучше: «Армения» или «Арманьяк».
— О, мсье Игор! — воскликнул экспансивный француз. — Лучше всего устройство «Вариант», ибо его просто не с чем сравнивать! Проект «Троцкий» нас совершенно потряс. Совершенно!
— Мсье де Понсэ, присаживайтесь, пожалуйста, — попросил Блаут-Блачев, сам опускаясь в кресло. — Проект «Троцкий», конечно, удался на славу, но ведь это позавчерашний день. Сегодня мы осуществляем проект под кодовым названием «Булгаков». Американские друзья творчества Михаила Афанасьевича решили выяснить, не уничтожил ли Мастер некоторые страницы своего превосходного романа.
— Слышал, слышал. Надеюсь, в самом скором времени планета заговорит о проекте «Железная маска».
— Надеюсь. Но разрешите напомнить, сегодня мы принимаем заказы лишь на 3075 год.
Француз поспешил изобразить на своем лице глубочайшее огорчение:
— О, мсье Игор! Два томительных года.
— Но, мсье де Понсэ! Не менее года уходит у нас на подготовку человека, засылаемого в выбранный параллельный мир.
— А сократить время подготовки никак нельзя?
— Увы! — Блаут-Блачев развел руками. — Судите сами, мсье де Понсэ. Во — первых, надо вычислить наиболее подходящий для эксперимента параллельный мир. Впрочем, стопроцентной параллельности в природе не существует. Всегда имеет место некоторая, так сказать, перпендикулярность. Во-вторых, чем больше различаются два мира, тем больше вероятность отторжения засылаемого разведчика. Параллельный мир реагирует на человека из другой вселенной примерно так же, как живой организм реагирует на чужеродный белок, попавший в него, будь то бактерия, вирус или пересаженное сердце. При пересадке органов врачи вынуждены бороться с отторжением. Мы тоже боремся, но с отторгающей реакцией чужого пространства — времени.
На селекторе Блаут-Блачева загорелась красная лампочка, а в динамике зазвучал голос дежурного оператора:
— Игорь Владимирович! Возникла критическая ситуация. Коэн— Блэйк все время пытается что-то вспомнить.
— Этого еще не хватало! В каком он году?
— В тысяча девятьсот тридцать восьмом. В настоящий момент беседует, похоже, с самим Сталиным.
— Во что бы то ни стало подавите стремление Блэйка что-то вспомнить. Вы слышите! Во что бы то ни стало.
— Игорь Владимирович! Это дополнительно обойдется в несколько сот тысяч долларов.
— Ничего. Заказчик заплатит.
— Понял.
Красная лампочка на селекторе погасла; Блаут-Блачев откинулся в кресле и закрыл глаза. На несколько минут в помещении наступила тишина. Казалось, даже экспансивный француз затаил дыхание. Внезапно президент «Варианта» заговорил, не раскрывая век:
— Ну вот, мсье де Понсэ, и осложнения начались. А вы просите поскорее. Да не дай Бог, блокада памяти сейчас откажет у разведчика, и немедленно начнется отторжение. Представьте на миг. Сидит человек у Сталина. И диктатор с гордостью сообщает своему иностранному гостю: сам Карл Маркс, отец научного коммунизма, приехал к нему в Советский Союз, чтобы воочию увидеть воплощение своей мечты. А у Коэна-Блэйка отказывает блокада памяти, и он принимается яростно доказывать Сталину, что тот не прав и что Маркс давно умер. Пространство-время в лице Иосифа Виссарионовича начнет немедленно отторгать Коэна-Блэйка. Туг уж поломанными ребрами и выбитыми зубами не отделаешься. Скорее всего к нам вернется лишь труп разведчика.
На селекторе снова зажглась красная лампочка.
— Игорь Владимирович! — почти шепотом заговорил оператор. — Он пытается вспомнить! Он вот-вот вспомнит…
— Михаил Афанасьевич! У меня к вам личная просьба, — повторил свои слова вождь; в это же время Джек был охвачен каким-то странным чувством. Все происходящее вокруг казалось ему нереальным, призрачным. Будто его заставили забыть что-то очень важное и вложили в память нечто, не имеющее к нему совсем никакого отношения. Он словно играл на сцене роль, он словно перевоплотился в героя какой-то драмы, полностью отключившись от своего подлинного «я»… И еще эта мучительная мысль: «Когда же родился Карл Маркс? Он же вроде не дожил даже до семидесяти…»
Внезапно чувство нереальности происходящего вокруг ослабло, а мучительный вопрос перестал тревожить. Коэн-Блэйк вновь почувствовал жгучий интерес к словам отца народов:
— … я бы попросил вас убрать из романа несколько страниц. Убрать навсегда. Мне кажется, произведение от этого только выиграет.
Мастер вопросительно посмотрел на вождя. Тот продолжал:
— Речь идет о страницах, где говорится о причинах прибытия в Москву нечистой силы, — тут вождь слегка усмехнулся. — Ио причинах, по которым она покинула столицу нашей родины… Представьте себе, прошли десятилетия. Сколько, еще не знаю. Давно построен коммунизм. Теория Маркса-Ленина победила окончательно и бесповоротно. Человечество гордится нашей эпохой. Нами — построившими социализм в отдельно взятой стране. Сам Карл Маркс приехал в Советский Союз, чтобы посмотреть на воплощение своей мечты. И тут обнаруживают рукопись «Мастера и Маргариты». Роман выходит в свет. И вызывает, мягко говоря, нэдоумэние, — грузинский акцент у вождя снова стал заметным. — Оказывается, этот ваш Воланд, гэнэральный сатана, прибывает в Советский Союз, чтобы тоже посмотреть на воплощение своей мечты, своей многовековой мэчты — на государство, где почти никто не вэрит в бога. Пожив в столице несколько недель, вся эта дьявольская шайка спэшит убраться восвояси. Оказывается, даже чертям тошно стало от увиденного в стране побэдывшэго социализма. Какие же параллэли могут возникнуть у читателя коммунистического общэства после прочтения вашего романа, если при этом учесть приезд Карла Маркса. Атеиста. Одного из творцов диалектического и исторычэского матэриалызма?. А?
Раздался телефонный звонок; вождь поднял трубку:
— …Да, товарищ Ежов. Это я распорядился привезти Булгакова ко мнэ… Товарищ Блэйк тоже здесь. Мы обсуждаем один роман… Товарищ Ежов, я нэ считаю Михаила Афанасьевича врагом народа. Он просто нэ совсем верно понимает политику партии. Но, надэюсь, поймет. Я объясню… Товарищ Ежов! Вам же известно, как я люблю бывать в Художественном тэатре. На «Турбиных»… Вождь нашего государства нэ может смотреть пьесу врага народа, а ведущий советский театр нэ может ставить ее. Кстати, Николай Иванович, послезавтра во МХАТе снова дают эту пьесу Михаила Афанасьевича. Примите, пожалуйста, меры. Я намэрен побывать на этом спектакле. Буду рад видать на нем и вас. До свиданья, товарищ Ежов!
Сталин положил телефонную трубку, посмотрел на писателя и сказал, улыбаясь в усы:
— Звонил Николай Иванович Ежов. Вас разыскивают, Михаил Афанасьевич. Подумать только — полтора часа назад писатель Булгаков был на Лубянке и вдруг исчэз из камеры. Ситуация прямо-таки булгаковская. В духе известного нам романа.
Вождь подошел к письменному столу и принялся выбивать в пепельницу трубку. На сердце у Мастера было тяжело — он прекрасно сознавал, что хозяин кабинета приговорил его детище к оскоплению. Сейчас это гениальный роман, великий. После кастрации он перейдет в совсем иное качество. Его можно будет назвать выдающимся, блестящим, остроумным, но никак не гениальным. И даже отчаянная смелость тут не выручит.
Вновь раздался голос вождя:
— Михаил Афанасьевич! Вы можете ехать домой. К своей Маргарите. Вас отвезут. Отдохните, подумайте. Через день, как я уже говорил, во МХАТе ставят «Турбиных». Зайдите, пожалуйста, ко мне в ложу в первом антракте. Надэюс, ваше решение созрэет к этому врэмени. До свиданья! А вас, товарищ Блэйк, я попрошу остаться. Мы еще побеседуем нэмного.
Мастер вышел…
Началась беседа вождя с Джеком.
— Товарищ Блэйк! Во время допроса вы показали следователю, что приехали в Советский Союз для участия в строительстве коммунистического общества.
Джек молча кивнул.
— Следователь вам не поверил. Он был жесток. Он понесет наказание.
Джек готов был расплакаться после этих слов вождя.
— Он понесет наказание, — повторил хозяин кабинета, его грузинский акцент стал почти незаметен. — Такие, с позволения сказать, чекисты позорят наше государство. Товарищ Блэйк, сейчас очень многие зарубежные товарищи стремятся приехать к нам, чтобы помочь в строительстве новой жизни. Мы им очень за это благодарны. Но они больше помогут нам в строительстве коммунизма, находясь у себя дома. Почитайте буржуазные газеты, почитайте газеты социал-демократов. Этих социал-предателей. Почитайте, наконец, газеты, которые издаются этим Иудушкой Троцким и иже с ним… Сплошная клевета! О чем в них пишут сейчас? Чт