то такое сто двадцать тысяч по сравнению с моим будущим?! Я просто ликвидировала некоторые вложения, не приносившие особой прибыли, и расплатилась. И не учите меня, как мне следовало поступать!
Сыграно было отменно, и я не мог не выразить своего восхищения:
— Как же я смогу вам помочь, если вы столь искусно напускаете на все дымовую завесу?
— Что вы хотите сказать, черт возьми?! — воскликнула она.
— Все, что заботит дельцов кинобизнеса, — это деньги в банке. Ваше имя в титрах — ив банк текут деньги. Так же, как и имена Лиз, Фрэнки, Гарбо и прочих. И все они отнюдь не были пай-девочками всю дорогу. Милая моя, не те сейчас времена. И огромная волна негодования публики не смоет вас с экрана. Если вы слегка подмочите свою репутацию, ребята из отдела связей с общественностью и рекламы немедленно возьмут вас к себе под крылышко, и вся Америка снова будет вас обожать. Кончайте спектакль!
Выражение наигранного возмущения мгновенно исчезло с ее лица. Она снова села и, посмотрев на меня мрачно и сосредоточенно, произнесла:
— Нахал самоуверенный!
— И какая же все-таки причина заставила вас платить?
— Некоторые мелочи. Незадолго до того я слишком уж злоупотребила своим положением. Из-за меня задержалось окончание съемок, бюджетные расходы были превышены, и кое-кто стал сомневаться, стоит ли вообще иметь со мной дело. Но я всех подмазала и все утрясла. Я ведь прекрасно знала, к чему это может привести. Ну, как случилось с Монро и Брандо, вы же понимаете… И все же у некоторых на меня имелся зуб. К тому же время от времени случались кое-какие истории. Не столь ужасные, как эти снимки, но… в том же роде. Скажем так: неподходящий был момент, чтобы злить их еще больше.
— И что еще?
— Дружочек, да неужто вам все-все хочется узнать?
— Как показывает практика, это полезно.
— Ну что ж… Есть у меня один близкий друг. Очень набожный, очень консервативный. Ему принадлежат значительные территории в Калифорнии и на Гавайях. Если он сможет получить разрешение из Ватикана и развестись, то я до конца своей жизни не буду ни в чем нуждаться. А один комплект этих снимков вполне мог бы попасть к человеку, который счел бы своим долгом показать их моему другу. И все пошло бы прахом.
— И что, речь идет о действительно больших деньгах?
Она облизнула губы.
— По закону об имуществе супругов, я завладела бы половиной от восьмидесяти миллионов, дружок. А я его милая, преданная крошка. Это-то и усугубило все. Не будь этого обстоятельства, я бы попросила одного своего давнего приятеля в Вегасе прислать мне бравых ребяток, и они прекрасно разобрались бы с этим чертовым фотографом по своему усмотрению. Но в деле, которое меня по-настоящему беспокоит, они мне не помогут. Вообще, если этот мистер Икс не знает о существовании моего друга и о том, как много времени надо, чтобы провести хоть что-то через эту ватиканскую братию, то в таком случае он поступил очень глупо. Но, если принять в расчет моего друга, результаты и вправду могли получиться непредсказуемые. Прежде чем держать пари, стоит уяснить, что поставлено на карчу. В данном случае — мои творческие возможности и толстый кошелек моего друга. Вот за них я и заплатила.
— В надежде, что на этом все и закончится. Но не тут-то было! Между прочим, а он сможет получить разрешение на брак с вами в своей церкви!
— По понятиям его веры, я никогда не вступала в брак, так что это не имеет значения. Здесь я совершенно чиста. И кстати, мистер Макги, Дэна ничего не знает о моих планах в отношении этого друга.
Я поинтересовался, каким образом, на ее взгляд, были сделаны снимки.
— Должно быть, с помощью очень сильного объектива, — ответила она. — Это видно и по ракурсу, и по освещению. Помню, к югу от домика, слева, было небольшое скопление скал, на которых росли сучковатые деревья. Судя по всему, снимали оттуда. Угол изображения подходит. Но тогда этот фотограф, должно быть, горный козел с очень мощным объективом в придачу.
— Есть ли в самом письме какая-либо зацепка, заставляющая вас заподозрить кого-то определенного?
— Нет! Я прочла его вдоль и поперек. Этот тип явно подвизается где-то около кинобизнеса и, мне кажется, старался показать, что знаком со мной, но называет меня «Лайза», а не «Ли». Возможно, что и специально, конечно. И что намеренно стремился придать письму этакий британский акцент, называя меня «голубушка».
— Какого размера были негативы?
— Маленькие. Вот такие. — Она очертила рамку со стороной миллиметров тридцать пять.
— Вы сверяли их со снимками каждый раз?
— Разумеется. Но очень часто отпечатки представляли собой увеличенные части негатива, иногда даже меньше половины.
— Значит, вы полностью расплатились больше года назад. И считали, что покончили с этим навсегда. Когда же к вам обратились снова?
— Два месяца назад. Вернее, даже меньше. В начале января. Один мой старый знакомый, пытаясь вернуть себе былое могущество, решил открыть дело в отеле «Пески» в Вегасе, и мы собрали компанию, чтобы устроить ему хорошую «отвальную». В газетах сообщили, что все мы там будем. Дэна была со мной. Мы снимали номер-люкс в «Пустыне». Кто-то оставил этот конверт для меня у портье в «Песках», видимо, решив, что я остановилась там. Мне его переслали, и он попал к Дэне. Я как раз просыпалась после дневного отдыха. Она вошла ко мне с таким жутким выражением лица и протянула конверт. Уже распечатанный. Там оказалась очередная порция снимков; обратный адрес отсутствовал. Портье даже не представлял, кто оставил конверт. Дэна хотела сразу же уволиться от меня. Странное она дитя. Пришлось мне ей все объяснить — так же, как я объяснила вам, Трэв. Она, конечно, без труда сообразила, что это та же самая история, на которую я угрохала все деньги. И по-прежнему желала уйти от меня, но я уговорила ее остаться. Наши с ней отношения изменились с тех пор. Я ее не виню и по-прежнему боюсь ее потерять. Вот этот конверт. Адрес, сами видите, как написан: просто вырезали мое имя из обложки популярного журнала. А эта записка была внутри.
Записка сильно отличалась от предыдущей. Отдельные слова и буквы были вырезаны из газет и наклеены на дешевую желтую бумагу. Она гласила: «Бесстыжая шлюха, купающаяся в роскоши, возмездие настигнет тебя, и на этот раз деньги не спасут твою никчемную жизнь, но лучше все же приготовь денежки, ты, порочная тварь. Я приду к тебе, ты узнаешь правду, и я тебя освобожу».
Она поежилась.
— Эта записка напугала меня до смерти, Трэв. Она какая-то жуткая, безумная. Ее писал другой человек. Не может быть, чтобы тот же самый.
— Так вы, значит, сразу обратились к Уолтеру?
— Нет. Чем больше я об этом думала, тем страшнее мне становилось. Мне и сейчас жутко. Как-то я оказалась на большой вечеринке у Спрингсов, выпила слегка, и со мной случилась истерика. Милый Уолт тоже там был, он вывел меня на свежий воздух. Я повисла у него на шее, расплакалась как дитя и поведала ему обо всех своих бедах. Он сказал, что, вероятно, вы сможете помочь. Думаю, вы признаете, что кое-что у меня действительно украли — мое право на личную жизнь… ну, или что-нибудь в этом роде. И кто-то хочет загубить мою карьеру, а может быть, и лишить жизни… Не знаю… Я вожу с собой деньги. В тысячедолларовых банкнотах, у меня их пятьдесят штук. Я и не надеюсь, что вы сможете вернуть то, что я уже заплатила им. Но если сможете, то половина — ваша. А если вы отцепите от меня этого психа, получите все деньги, которые у меня с собой.
— Снимки в этом конверте?
— Да, но… вам обязательно их смотреть?
— Да.
— Я этого боялась. Я не позволю вам их смотреть, пока не скажете, что попытаетесь мне помочь. Каждый раз, когда я думаю об этой записке, чувствую себя напуганным, беспомощным ребенком.
— Ли, очень мало тут зацепок. След остыл.
— Уолтер сказал, что вы проницательный, упорный и удачливый парень. Главное — удачливый. — Она как-то странно взглянула на меня. — А у меня такое ощущение, что удача отвернулась от меня.
— Сколько людей посвящены в это дело?
— Четверо. Вы, Дэна, я и Уолтер, причем вам известно больше, чем им. И больше ни одна живая душа не знает, клянусь!
— А не было бы логично с вашей стороны рассказать обо всем Карлу Абелю?
— Милый мой, когда такого рода связь порывают, то раз и навсегда, и говорить больше не о чем.
— А не мог он это все подстроить?
— Карл? Нет, это совершенно исключено. Он очень жизнерадостный тип — незамысловатые потребности, незамысловатые привычки. Он весь как на ладони, честное слово!
— Обычно я вначале сам несу все расходы, а потом до половины их вычитаю из общей суммы своего гонорара. Но на сей раз так поступать несколько рискованно.
— Я обеспечиваю расходы вплоть до пяти тысяч, — без колебаний заявила она. — Когда эти деньги кончатся, обсудим дальше.
— Должно быть, Уолт сказал, что мне можно доверять.
— А разве у меня есть выбор? Все однозначно, и решиться мне было не трудно. Другого пути нет. Вы попытаетесь? Прошу вас! Ну пожалуйста!
— Буду стараться, пока не решу, что это безнадежно.
Она положила конверт мне на колени.
— Видит Бог, я не страдаю от застенчивости, но вряд ли смогу наблюдать, как кто-то рассматривает эти картинки. Пойду погуляю. Не спешите.
Она направилась к массивной двери и тихонько выскользнула из комнаты.
ГЛАВА 3
Некоторое время спустя я вложил двенадцать снимков обратно в конверт. Медленно прошелся по комнате. Слишком взрослый я уже парнишка, чтобы возмущаться, лицезрел чужие забавы.
Выносить им нравственную оценку мне тоже не хотелось. Просто современные животные, запечатленные в черно-белом варианте во время своих бесхитростных игр. Такого рода спорт — не для меня и, весьма вероятно, ни для кого из тех, кого я считаю своими друзьями. Это, пожалуй, вопрос принципиальный. Одобрять подобные развлечения — значит, быть неспособным понять и признать ценность множества других вещей — чувства собственного достоинства, например.