Около трех часов ночи Шанк потянулся и зевнул в пятнадцатый раз.
— Ну что ж, идея была хорошая, Берк, но ничего не получилось. Давайте кончать. Теперь все равно никто не придет.
Барнс вздохнул.
— Ночь все равно прошла впустую.
Это означало, что сидеть придется нам. Полицейские ушли.
— Я буду сидеть в стенном шкафу до, скажем, половины шестого, — сказал мне Барнс. — Потом ты сменишь меня.
Я уснул сидя, приказав себе проснуться в пять тридцать. И действительно было всего без двадцати шесть, когда я очнулся и посмотрел на часы.
Барнс вылез из шкафа, поскрипывая всеми суставами.
— У меня болит в левом боку, — сообщил он мне.
— Живот или мышцы?
— Наверное, мышцы, я ведь так долго сидел согнувшись.
Я дал ему два буфферина.
Барнс словно на деревянных ногах вышел на террасу, а я скорчился на его месте. Ужасно хотелось спать. Даже мысли об Изабель не смогли отвлечь.
Без четверти восемь открылась дверь в коридор, и я сразу пришел в полную боевую готовность. Барнс появился бы с террасы.
В поле зрения возник Байрон Оверлэнд. Он внимательно осмотрел кабинет. Потом подставил стул как раз под ту панель, которую мы нашли с таким трудом. Постучал кулаком, сдвинул панель, сунул руку и вытащил револьвер.
Он стоял на стуле и рассматривал рукоять револьвера, в это время я вышел из шкафа, а Барнс ступил в кабинет с террасы.
— Что, инициалов нет, а, Байрон? — проговорил Барнс.
Оверлэнд переводил взгляд с Барнса на меня и обратно.
— Ну, ребята, вы меня так напугали, что я теперь умру на десять лет раньше, — сказал он. Спустившись со стула, он подошел к столу и аккуратно положил револьвер.
Затем Оверлэнд закурил сигарету. Барнс сделал то же самое, даже не справившись в своей книжечке. Я не курю, так что мне, чтобы успокоиться, пришлось поглубже дышать.
— Похоже, меня застигли в курятнике, а? — сказал Оверлэнд.
— Что застигли в весьма подозрительной ситуации, это уж точно, — согласился Барнс, — и, думаю, мы вправе ждать объяснений.
— А я думаю, что я их вам не дам, старина, — ответил Оверлэнд. — Пусть вам лучше все объяснит мой адвокат.
Барнс поднял брови.
— Это ваше право. Ларри, позвони Шанку, скажи, что у нас есть улов. — Он подал мне бумажку с телефонами Шанка.
Шанк был очень сонный, но сразу оживился, услышав новости.
— Ладненько, — сказал он, — сейчас приеду. — Я уже собирался положить трубку, когда он добавил: — Может, позвонишь Карлуччи, пусть тоже приедет? — Шанк продиктовал номер.
Барнс закурил еще одну сигарету.
— Это уже вторая, которую вы не занесли в блокнотик — напомнил я.
— Я, пожалуй, установлю себе премию по случаю «почти-окончания-дела», — ответил Барнс. — Одна или две сигареты, которые можно не записывать.
— Почти?
Оверлэнд все это время мрачно смотрел на нас.
— Странное вообще-то место для хранения револьвера, — сказал ему Барнс.
Оверлэнд вздохнул.
— Возможно. Послушайте, я не собираюсь говорить о револьвере. — Он взглянул на часы. — Сейчас примерно без двадцати девять. Мой адвокат сейчас на пути в контору. Я ему вскоре позвоню.
— Правильно, — согласился Барнс. — Я бы на вашем месте тоже так сделал.
Минут через десять дверь в коридор открылась, и я подумал, что это явился Шанк. Вошел, однако, Оливер Фаррис.
— Что здесь происходит, черт возьми? — спросил он, бросив взгляд на дыру в потолке.
— Там было спрятано орудие убийства, — пояснил я. — Мистер Барнс устроил маленькую ловушку, а мистер Оверлэнд не устоял и пришел посмотреть, на месте ли настоящий револьвер.
Фаррис смотрел на Оверлэнда, уголки его рта презрительно опустились. Он подошел к столу и взял револьвер.
— Байрон, вы дурак набитый, — сказал Фаррис.
— Конечно, Оливер, и мне ужасно жаль, — ответил Оверлэнд.
Фаррис с револьвером направился к террасе.
— Дурак набитый, — тихо повторил он.
— Ларри! — завопил Барнс.
Я вскочил и побежал за Фаррисом. Он уже вышел на террасу.
Когда я вылетел на террасу, Фаррис уже сидел на балюстраде, направив на меня револьвер.
Даже если знаешь, что оружие не заряжено, смотреть в дуло очень неприятно.
— Мистер Фаррис, — громко сказал я, — револьвер не заряжен.
Он перебросил одну ногу через балюстраду.
— Ближе не подходите, — пригрозил он, целясь мне между глаз.
— Да он незаряжен, черт возьми! — прокричал я.
Он все же нажал на триггер, чтобы удостовериться. Послышался щелчок. Тогда Фаррис схватил револьвер за дуло. Вторую ногу он тоже перебросил через балюстраду.
— Ближе не нужно, — настойчиво проговорил он.
Я бросился к балюстраде и сумел схватить его за талию. Это и было последним, что я схватил. Смутно помню, как быстро приблизилась рукоятка револьвера к моему подбородку, а потом…
18
Когда я пришел в себя, надо мной плакала Изабель. Я с трудом сел. Барнс и Оверлэнд, перегнувшись через балюстраду, смотрели вниз, лица у них были кислые. Тут я понял, что Изабель плакала и по Фаррису.
— Он спрыгнул, — всхлипнула она.
— Здорово он тебе засветил, сынок, — сказал Оверлэнд.
Я осторожно прикоснулся к подбородку. Да, некоторое время мы с Изабель не сможем целоваться. С огромным трудом я добрался до кресла и упал в него.
— Ну, ты как? — спросила Изабель.
Я только жалобно моргнул.
Шанк, проследив, чтобы внизу на тротуаре было сделано все необходимое, теперь допрашивал Оверлэнда.
— Вы знали, что Фаррис спрятал револьвер в потолке?
— Наверно, я в этом и виноват.
— Почему?
— Однажды я увидел револьвер у него на столе — раньше ведь это был его кабинет, до того как Трэпп пришел сюда и все загадил. Я спросил: «У вас есть разрешение на эту штуку, Оливер?» Он ответил: «Нет, конечно, разве я могу получить разрешение? У меня же нет никакой необходимости в оружии». Я посоветовал ему избавиться от револьвера, потому что в нашем штате за такое вот незаконное владение можно сесть в тюрьму. Он подумал и согласился. Тут как раз упала с потолка одна из этих дурацких акустических плиток. Оливер встал на стул, чтобы пристроить ее на место. Потом заглянул в проем и сказал: «Знаете, там есть пространство дюйма на четыре. Давайте-ка сюда эту пушку». Ну вот, он и оставил там револьвер, собираясь потом решить, что с ним делать. Мы посчитали плитки, чтобы потом без труда найти точное место.
— Почему вы так долго ждали, не сообщая полиции эту информацию? — сухо спросил Шанк.
— Мне это не пришло в голову.
— Трудно поверить.
— Но это так.
— Почему вы пришли сюда за револьвером?
— Я подумал об этом вчера, когда Барнс показал мне револьвер, утверждая, что это и есть орудие убийства. Он выглядел точь-в-точь как револьвер Оливера. Я решил, что если это действительно револьвер Оливера, мне придется о нем сообщить, хотя и очень не хотелось.
Оверлэнд, конечно, даже не заметил разницы. А эти инициалы на рукояти в конечном счете ничего не значили.
— У вас не возникло подозрения, что Фаррис пытается убить Трэппа?
— Нет, черт возьми.
— Вы ничего не знали об этих странных покушениях? О гвозде в кресле Трэппа, дигиталисе, клеще?
Оверлэнд поморщился. Потом, видно, решившись, он пожал плечами и произнес:
— А, черт, про гвоздь я знал. Мы как раз занимались рекламой фармацевтической фирмы, и однажды зашел разговор о столбняке и пятнистой лихорадке Скалистых гор. Оливер сказал: «Могу поспорить, если Трэпп сядет на ржавый гвоздь, он решит, что у него обязательно будет столбняк». Трэпп очень заботится о своем здоровье. Позже я нашел на своей собаке клеща. Я принес его Оливеру в коробочке. «Вот, — сказал я, — устроим этому мерзавцу».
— А дигиталис? И азотная кислота?
— Это уж его инициатива. Я говорил ему, что он слишком далеко заходит. Но ведь с Трэппом ничего не сделалось.
— Почему? — спросил Барнс.
— Что — почему?
— Почему продолжалась эта бесконечная вендетта? Я могу понять один-два розыгрыша, но…
— Я и сам об этом думал, — сказал Оверлэнд. — Возможно, он надеялся выжить Трэппа и занять его место. Хотя шансов у него никаких не было. Главная контора никогда не допустит на это место порядочного человека вроде Оливера.
— Но когда застрелили Харкинса, вы должны были понять, что события приняли нешуточный оборот.
— Вот как перед Богом клянусь, — возбужденно проговорил Оверлэнд, — мне и в голову не приходило, что Оливер может кого-то убить.
— Ха, — так прокомментировал его слова Карлуччи.
— Оливер был одним из самых деликатных людей, которых я когда-либо знал.
— Азотная кислота вместо лосьона — мне это не кажется деянием деликатного человека, — проговорил я, хотя челюсть ужасно болела.
Оверлэнд кивнул.
— Это было нехорошо, я прямо так Оливеру и заявил.
— Азотная кислота, — покачал головой Барнс.
— Послушайте, — сказал Оверлэнд, — когда я его упрекнул в этом, он ответил: «Ну, Трэпп обожжет руку немного, вот и все. Может, это научит его не совать руки в чужие карманы». Я спросил, что он имеет в виду, и Оливер пояснил: «Бай, при этом слиянии Трэпп и Финдэлл ограбили меня подчистую, отняли все до последнего цента. Они приперли меня к стенке, сунули пистолет под ребра и вынудили отдать все, что я заработал и накопил».
— Ужасно, — прошептала Изабель, — до этого момента она сидела молча.
Барнс проговорил с некоторым недоумением:
— Я не могу понять, как он дошел до таких жестких шуток. Но убийство…
Оверлэнд устало потер лоб.
— Мне об этом неловко говорить, но я считаю, что причиной была Изабель.
— Я?! — взвизгнула она.
— Изабель, можно сказать, была главным в его жизни.
— Я?
— О, поймите меня правильно, Оливер ничего от вас не ждал. Он был не из тех, кто мог преследовать девушку в два раза моложе его, угрожая ей увольнением. Но я совершенно точно знаю, что он был безумно в вас влюблен. Однако хотел он от вас лишь одного — чтобы вы были поблизости. Ему нужно было только видеть вас, говорить с вами. О чем-то большем он не мечтал.