Барнс вытащил свой блокнотик — посмотреть, сколько сигарет он уже выкурил. Вздохнув, опять его убрал.
— Вы сказали, что не хотите видеть в нас телохранителей. Но фактически вы просите взять на себя ответственность за вашу жизнь. А я не уверен, что хочу это делать. Если вы надеетесь, что мы можем быстро проверить ваших людей и сказать: «Это мистер X», то заблуждаетесь, человек, о котором идет речь, работает здесь нормально и не проявляет никаких признаков безумия. Может потребоваться немало времени, чтобы найти его — и это время будет нелегким для всех нас.
Трэпп долго смотрел на него и молчал.
— Хорошо, — сказал он наконец, — вы свою мысль выразили достаточно ясно. Это будет долгая трудная работа, и она обойдется нам в крупную сумму. О’кей?
Барнс поднялся.
— Идем, Ларри, — сказал он. — Мистер Трэпп все пересчитывает на деньги. Он не может понять, что я искренне беспокоюсь за его жизнь, думаю о своей ответственности за ее сохранение.
Трэпп быстро вскочил.
— Послушайте, Беркли. Э, я могу называть вас Берком? Я не должен был так говорить. Я хочу извиниться.
Барнс не спешил садиться.
— Не подумайте, что я усложняю, но в этом деле есть три пункта, которые меня тревожат. Написаны миллионы слов о том, как трудно уберечь от убийства кого бы то ни было, даже президента Соединенных Штатов. В случае подключения полиции я бы не колебался ни минуты. Моя совесть была бы чиста. — Трэпп скривился при упоминании о полиции, и Барнс поднял руку, не давая ему прервать себя. — Я помню о вашей решимости не привлекать полицию.
— Нам тогда сразу придется закрывать лавочку, — пробормотал Фаррис.
— Неужели потеря одного контракта скажется на вас роковым образом? — спросил я.
Трэпп медленно кивнул.
— «Тоуди д’Оутс» — это двадцать пять процентов нашего бизнеса и единственный крупный контракт. Его потеря может создать прецедент — уйдут и другие клиенты.
Барнс сел, откинул голову назад, уставился в потолок. Наконец он сказал:
— Ну хорошо, мы возьмемся за это дело. При условии, что вы полностью осознаете опасность, связанную с ведением расследования подобным образом.
— Осознаю и беру всю ответственность на себя, — торжественно заявил Трэпп. Барнс повернулся ко мне.
— Ну что ж, для начала выясним, кто мог иметь доступ к дигиталису.
— Это не поможет, — сказал Фаррис. — Мы знаем, откуда он взялся.
— Наш посыльный, — подтвердил его слова Трэпп.
— Посыльный?
— Ну да, здесь, на этом этаже, посыльным работает пожарный на пенсии. У него больное сердце, и он держит бутылочку с дигиталисом в своем столе.
— Кто угодно мог отлить из этой бутылочки, — устало проговорил Фаррис, опять зевая.
— От азотной кислоты тоже мало толку, — продолжал Трэпп.
— В одном из чуланов хранилась бутылка с этой кислотой.
— Зачем? — удивился Трэпп.
— У Майлса Уиггинса, нашего бывшего художественного редактора, было хобби делать украшения. Кислотой он, кажется, чистил металл, — пояснил Фаррис.
— Почему он вас покинул? — спросил Барнс.
— По самой уважительной причине — умер в седле, прямо на рабочем месте.
— Естественной смертью, конечно? — осведомился Барнс.
— Сердце.
Барнс опять заглянул в свой сигаретный блокнотик.
— Десятую лучше сохраню на попозже, — пробормотал он и, поднявшись, проговорил: — Ну, нам придется начать с самого начала. Личные дела служащих, беседы со всеми. Кстати, если вы хотите сохранить все в тайне, нам придется как-то объяснить свое присутствие. Новые служащие?
Трэпп кивнул.
— Вы можете быть ответственным за новый заказ, крупный, секретный. У нас никого не удивит такая секретность. — Он повернулся к Фаррису. — Может быть, сделаем этого молодого человека вашим помощником? — спросил он, кивая в мою сторону. — Очень способный, но еще ничего не знает о рекламном деле.
— Спасибо, — фыркнул я.
— Такая будет у него версия, — согласился Трэпп. Она ему не очень нравилась.
Фаррис кивнул.
— Он сможет говорить с кем угодно, не вызывая подозрений.
— Есть еще внутреннее телевидение. Это им тоже поможет, — сказал Трэпп.
— Внутреннее телевидение? — заинтересовался Барнс.
Трэпп вдруг вскочил, затряс левой рукой и завопил:
— Клещ! Клещ!
— Ну и что? — не сразу понял я.
— Как что?! — орал Трэпп. — Смотрите, настоящий клещ! Пятнистая лихорадка Скалистых гор!
Я присмотрелся. Действительно, на запястье, рядом с часами, сидел клещ.
Фаррис быстро подошел и взял Трэппа за руку.
— Снимите его! — взмолился Трэпп.
— Если мы поднесем зажженную спичку, он отвалится, — сказал Фаррис.
— Снимите его!
Фаррис быстро вытащил спички и зажег одну. Потом осторожно поднес ее к клещу.
— Сейчас отвалится, — пообещал он.
Трэпп взвизгнул.
— Больно.
Фаррис убрал спичку.
— Ну вот, уже отвалился.
Трэпп начал подпрыгивать, придерживая себя за запястье.
— Черт возьми, вы меня обожгли! Найдите его! Найдите, и пусть его обследуют на пятнистую лихорадку Скалистых гор!
В следующее мгновение мы вчетвером уже ползали на коленях и искали клеща на пушистом ковре. В конце концов нашел его Барнс. У него острое зрение.
Я запечатал клеща в конверт и надписал: «Сделать анализ на пятнистую лихорадку Скалистых гор».
3
В начале одиннадцатого Барнс решил завершить дела. Фаррис провел нас по всем помещениям, и мы несколько удивились, как много людей работает вечером в воскресенье. Фаррис объяснил, что это связано с тем, что «Сейз Ком.» готовит на завтра большую презентацию для возможного клиента.
После экскурсии Фаррис оставил нас наедине с личными делами, которые мы добросовестно просмотрели.
Кроме того, мы узнали из документов, что раньше «Сейз Коммуникейшнз» называлась «Фаррис Лэйк и Мур», а потом ее поглотила компания «Финделл Индастриз». Финделл переименовал агентство в честь своего тестя, Харрисона Сейза. Лэйк и Мур ушли от дел, получив в виде компенсации по большому пакету акций.
Внутреннее телевидение раздражало Барнса. Из каждого потолка торчала линза. В кабинете Трэппа стоял большой телевизор с пронумерованной панелью. Эта система обещала значительно облегчить нашу работу, но Барнс посчитал саму идею подглядывания отвратительной. Несколько странная реакция, если учесть, каким бизнесом мы занимались.
Когда мы наконец вышли, Барнс заявил:
— Не нравится мне «Сейз Коммуникейшнз, инк.».
Я сочувственно пощелкал языком.
— Кем мы становимся, нацией муравьев? — громко проговорил он. — Неужели не останется индивидуальности, нетронутых уголков жизни, везде будут торчать телекамеры? И мы все будем стараться не жить, а выжить?
Я согласился, что мир в дрянном положении, идет или к муравейнику, или к самоуничтожению.
В довольно оживленном месте мы увидели на тротуаре крошечного котенка. Он посмотрел на нас и громко мяукнул, потом несколько раз чихнул. Барнс подхватил его одной рукой и нежно погладил.
— Люди оставляют котят черт знает где, — с возмущением проговорил он, засовывая котенка в карман пальто. Снаружи осталась только головка, коричневая с белым.
Да, я совсем забыл: кое-кто считает, что Барнс свихнулся на теме жестокого отношения людей к животным. Пните при нем собаку, и он вам такого пинка отвесит… Все дела Общества защиты животных он ведет бесплатно.
— Эта ситуация в «Сейз Ком.» беспокоит меня, — сказал Барнс, когда мы устроились в баре. — Возникает какое-то неприятное ощущение.
Я промолчал.
— Нам не на что опираться, кроме как на то обстоятельство, что кто-то в компании ненавидит Трэппа.
— Да? — молвил я, просто чтобы не молчать.
— Мне кажется, там очень многие ненавидят Трэппа. Пожалуй, я сам его ненавижу. — Тяжело вздохнув, он закурил последнюю, десятую сигарету, потом достал блокнотик и сделал пометку.
— Почему вы ее записываете, если она последняя сегодня? — поинтересовался я.
— А мне нравится записывать, — ответил он. — Это подчеркивает фантастическую силу воли, которая дает мне возможность ограничиваться десятью сигаретами в день. Вероятно, я единственный человек в мире, который на это способен.
— Я знаю человека с другой нормой: две сигареты. И ни одной больше.
У Барнса скривились губы.
— Он сумасшедший.
— Это она.
— А, тогда другое дело. — Он считал женщин способными на все. У него был неудачный брак. К счастью, детей не было, только собака, гончая, которую жена великодушно оставила ему. Ей достался «мерседес».
Вообще-то он не ожесточился по отношению к женщинам. Просто всегда был настороже.
— Вот с чего мы можем начать. Попробуем выяснить, кто подготовил сцену для фокусов со столбняком и пятнистой лихорадкой Скалистых гор, — сказал Барнс.
— Вы имеете в виду, что кто-то заронил эти идеи Трэппу еще до самих событий.
Он кивнул.
— Конечно. Обычно, если сядешь на ржавый гвоздь, не станешь сразу кричать о столбняке. Но если кто-то недавно говорил о связи столбняка со ржавыми гвоздями…
Я согласился, что в этом что-то есть, хотя считал, что Трэпп вполне способен напридумывать себе любые несчастья.
— Наш мистер Икс весьма предприимчив, — продолжал Барнс. — Подумай, сколько потребовалось труда, чтобы найти живого клеща и посадить его на Трэппа.
Котенок выбрался из кармана и стал карабкаться вверх по пальто. Бармен подошел напомнить, что закон запрещает приносить животных в заведения, где подают пищу. Барнс осторожно засунул котенка обратно в карман.
— Спать пора, Шэйки, — сказал он.
Когда мы вышли, Барнс начал смотреть через правое плечо. Если он избегает встречаться взглядом, самое время переходить к обороне.
— Я вот подумал, может быть, ты не станешь возражать… дело в том, что моя собачка…
— Нет, — сказал я, решительно выставив подбородок.
— Всего на ночь или две, пока я найду ему дом…
— Нет.
Он улыбнулся улыбкой великомученика.