— Это, — заявил Шанк, — вопиющее нарушение этики и процедуры следствия — я имею в виду приглашение представителя прессы, — ибо преждевременное разглашение информации может помешать следствию.
Думаю, данную речь он сочинял минут пять, при этом кипя от злости.
— А я пригласил его не как представителя прессы, — ответил Барнс, который умеет вдохновенно лгать, когда считает, что это оправдано. — Он мой друг и помогал мне с обыском. Вы ведь списали это убийство на гангстеров, и, очевидно, ваши люди искали не так тщательно, как следовало.
Шанк сорвал целлофан с одной из своих сигар с пластиковым кончиком.
— И тем не менее это то самое вмешательство, от которого я вас предостерегал, — сказал он. — Обнародование обстоятельств дела затруднит нашу работу. Я это терпеть не намерен. — Он со злостью сунул сигару в рот и зажег ее. — Теперь у меня есть основание для официальной жалобы на вас, Барнс.
Тут вмешался Бломберг — до этого он осматривал револьвер, причем не притрагиваясь к нему.
— Это смешно, Шанк. Если бы Барнс не провел сам обыск, у вас бы не было орудия убийства. Он не только не помешал вашему расследованию, а продвинул его. Более того, он показал, что вы идете по совершенно неверному пути. Вы искали убийцу, присланного мафией. Обнаружение револьвера в таком интересном месте доказывает, что убийца, вероятно, один из служащих «Сейз Ком.», и что Харкинса приняли за Трэппа.
— Какой гангстер станет тратить время, пряча оружие в потолке? — насмешливо проговорил я.
Шанк так сильно куснул пластиковый кончик, что сигара дерну лась и шлепнула его по носу.
— А кто сказал, — проговорил он сквозь стиснутые зубы, — что мы ограничиваемся версией о гангстерском убийстве? Отрабатываются и другие версии. Сегодня утром я написал служебную записку с требованием повторного обыска. — Он ткнул в Барнса дрожащим пальцем. — А он в погоне за рекламой приглашает «Таймс» помогать в обыске. Ну, вам это не сойдет с рук, Барнс.
— Харри Спенсер дал мне слово, — тихо проговорил Барнс что не напишет ни одной строчки об этом деле, пока не получит разрешения в полиции. А я знаю, он всегда выполняет свои обещания.
Спенсер кивнул.
— Это верно. Я здесь совершенно неофициально. И никто не узнает, что я здесь присутствовал.
Шанк пронзил его взглядом.
— Я поверю в это, если в газете не появится никакой информации.
Говорить больше было не о чем, Шанк аккуратно упаковал револьвер и ушел.
8
Трэпп явился на следующее утро, с ним был новый служащий. Он обошелся без рекомендаций Барнса, подбирая себе телохранителя. Энох Гераньян был примерно пяти футов десяти дюймов ростом и почти такой же в ширину. Казалось, он весь состоит из мышц. Нас представили друг другу. Огромная ручища, величиной с окорок, схватила меня за правую руку. Лицо с маленькими свиными глазками расплылось в улыбке.
— Друзья называют меня Герой, — сообщил он.
— А враги как? — поинтересовался я, пробуя пошевелить пальцами.
— У меня нет врагов, — ответил он, подумав. — Один парень называл меня Геранью, но он умер.
— Покажи, какой ты сильный, — сказал Трэпп.
Гераньян схватил меня за талию и оторвал от пола, потом, подставив ладонь под поясницу, поднял на вытянутой руке к потолку — наподобие официанта, держащего поднос, и с такой же легкостью. Чуть ли не упираясь носом в потолок, я с трудом проговорил:
— Поставь меня на землю, проклятая обезьяна!
Оказавшись на полу, я встряхнулся и отошел подальше от этого Кинг-Конга.
— Надеюсь, никто не собирается в вас стрелять, — сказал я Трэппу. — Вам может понадобиться телохранитель с мозгами вместо мышц.
Трэпп наморщил нос.
— Он защитит меня от пуль своим массивным телом.
Герань (я отнес его к врагам) насмешливо глянул куда то вбок.
— Почему ты думаешь, что в мистера Трэппа будут стрелять? — спросил он.
— Потому что, — сказал я, — позавчера здесь, в этом кресле, застрелили человека, похожего на мистера Трэппа.
Эта информация долго пробивалась сквозь мышцы, потом Ге рань проговорил:
— Ты мне лапшу на уши не вешаешь? В этом кресле правда застрелили человека?
— Правда, — кивнул я. — Ты не заметил, что тут кругом ползают полицейские? Шанк прислал сюда целую кучу, и Карлуччи допрашивал всех подряд.
— Вы об этом ничего не говорили, мистер Трэпп, — укоризненно сказал Герань.
— У меня как-то выскочило из памяти, — ответил Трэпн.
— Звучит жутковато, — признался Герань.
Трэпп раздраженно хлопнул по столу.
— Послушай, ты телохранитель или нет?
Герань обиделся.
— Конечно, телохранитель. Если кто-нибудь попробует вас тронуть — я раздеру его на части!
— О’кей, — успокоился Трэпп.
— Но про стрельбу вы ничего не говорили, — не совсем успокоился Герань.
На столе Трэппа зазвонил телефон. Он поднял трубку и несколько секунд молча слушал.
— О Боже мой, — пробормотал Трэпп. — Скажите ему, я буду через две минуты, о’кей? — Он поднялся. — Приехал доктор Унзер Везер из главной конторы конгломерата. Он близок к Дикинсону Финделлу. — Трэпп повернулся к Герани. — Гера, ты бы спрятался на несколько минут — я не хочу без необходимости тревожить Финделла.
Герань пожал своими массивными плечами и, сотрясая пол, вышел. Трэпп последовал за ним и вскоре вернулся в сопровождении высокого, изысканно одетого человека с коротко подстриженными седыми волосами.
— Доктор Везер, это Берк Барнс, новый управляющий заказом, — проговорил Трэпп. — Берк, доктор Везер — психиатр конгломерата. Он регулярно посещает все компании Финделла. Помогает сгладить наши служебные шероховатости.
Пожимая Барнсу руку, Везер сказал:
— Вы так хорошо это сформулировали, Хэм. — Он не спешил отпускать руку Барнса. — У вас добрые глаза, мистер Барнс, — проговорил он, впиваясь в них взглядом, — добрые глаза. Я чувствителен к таким вещам.
Барнс смущенно заморгал.
— А это Ларри Хоуп, новый ассистент Оливера, — продолжал Трэпп.
Пожав мне руку, Везер сказал Трэппу:
— Хэм, если вы не возражаете, я хотел бы собрать всех людей на этом этаже в большом конференц-зале. Сыграем в игру, а? И, пожалуй, пусть стулья уберут, а стол поставят к стене. Для этой игры нужно много места.
Трэпп заколебался.
— Ну, э, Унзер…
— Это займет всего пятнадцать минут. Ну, самое большее полчаса. — Несмотря на то, что Везер был немец, он говорил без акцента.
Трэпп неохотно кивнул и, подойдя к своему столу, стал отдавать по телефону указания секретарше.
Собирались все минут десять и с большим шумом. Доктор Везер хлопнул в ладоши, и постепенно стало тихо.
— Пожалуйста, — проговорил он. — Не будем зря тратить время. Вы занятые люди. Я занятый человек. — Он помолчал. — Сегодня мы сыграем в одну игру. Но вначале я объясню вам ее цель. — Он медленно обвел взглядом служащих, стоявших группками. — Когда мы дети, доска чиста, мы невинны. Впечатления всегда ясные и искренние. Они не покрыты смогом взрослых условностей, страхов, фальши. Мы живем естественно. Мы «творим».
При слове «творим» Мортон Макинсон, старший вице-президент, творческий директор, с довольным видом кивнул. Это укрепляло его позиции.
— Сейчас мы должны избавиться от смога условности, — продолжал Везер. — Мы должны мыслить творчески. Не только те, кто талантлив и творит по долгу службы, — нет, каждый из вас должен сейчас мыслить творчески. Так мы найдем возможность работать лучше, уйдем от малоэффективных стереотипов прошлого.
Изабель Белл жизнерадостно улыбалась. Билл Смит хихикал уголком рта. Фаррис и Трэпп старались выглядеть заинтересованными, но Трэпп украдкой посматривал на часы.
Карлуччи открыл дверь и поинтересовался, что происходит. Везер подошел и быстренько его отогнал, сказав, что, во-первых, это не его дело, а во-вторых, он, будучи полицейским, может создать атмосферу недоверия.
— Итак, — продолжал Везер, — мы начинаем. Но как же нам открыть себя восприятию нового?
— С помощью гипноза? — предположил Байрон Оверлэнд, краснолицый светловолосый автор рекламных текстов. Ему было лет пятьдесят с небольшим.
Везер раздраженно поднял руку.
— Пожалуйста, не перебивайте, — сказал он. — У нас мало времени.
Оверлэнд что-то пробормотал. У него был южный акцент. Мне показалось, что он обозвал Везера лошадиной задницей.
Везер продолжал:
— Я вам скажу, как мы вернемся в детство. Мы сыграем в игру. — Он раскрыл стоявший у его ног атташе-кейс. — Здесь у меня черные повязки для глаз, хватит на каждого. Не бойтесь чем-то заразиться. Они стираются и стерилизуются после каждого употребления. — Он вытащил кучу черных повязок. — Пусть каждый подойдет и возьмет себе одну. С завязанными глазами мы вернемся в детство.
Все пошли за повязками, кроме Барнса. Я видел, как он потихоньку двигается к двери.
— Надев повязки, — проговорил Везер, — мы становимся на четвереньки и ползаем, как дети. Ребенок видит, но не понимает, что он видит. Взрослые понимают слишком много. Когда мы в повязках, наши другие органы чувств работают эффективнее.
Барнс проскользнул в дверь, которая вела в кабинет Трэппа.
— Вы не ползаете просто так. Есть цель, — продолжал Везер. — Вы неизбежно будете на кого-то натыкаться. Так и нужно, чтобы вы натыкались. Бац! Бац! Развлекайтесь!
— Кто-нибудь может пораниться, — заметил Фаррис.
— Нет, нет, — громко возразил Везер, — никто никогда не поранится. Мы ползаем не так уж быстро. А сейчас я объясню, зачем нам натыкаться друг на друга. Когда мы сталкиваемся, мы обоняем друг друга. Мы слышим дыхание другого человека. Когда у нас повязка на глазах, все это воспринимается несколько иначе. Что вы ощущаете? Что говорит вам ваш нос? Что говорят уши?
Служащие «Сейз Ком.» комментировали все это вполголоса и, как мне показалось, без должного почтения.
— Теперь самое важное, сообщил Везер. — Вы толкаете друг друга, вы ощупываете, вы прислушиваетесь, принюхиваетесь. Вы говорите себе: «Какие впечатления я получаю?»