Линда Бейли дернула меня за рукав и прошептала:
— Не правда ли, ребята молодцы?
Я кивнул.
— Эта мисс Адамс — превосходная учительница, — продолжала шептать Линда Бейли. — Боюсь только, что она долго здесь не задержится.
Наконец концерт окончился, и Джордж Дункан, пробравшись ко мне сквозь толпу, принялся представлять меня некоторым из присутствующих. Кое-кого из них я помнил, кого-то забыл, но так как все они, казалось, меня помнили, я сделал вид, что узнал всех.
Пока мы ходили по залу, мисс Адамс поднялась на сцену и громко проговорила, обращаясь к Джорджу Дункану:
— Вы забыли или просто делаете вид, надеясь, что вам удастся уклониться? Вы обещали быть нашим аукционистом сегодня вечером.
Джордж громко запротестовал, но я видел, что он доволен. Любой с первого взгляда мог определить, что Джордж Дункан уважаемый человек в Пайлот-Нобе. Он был владельцем универсального магазина, почтмейстером и членом школьного попечительского совета. Это был человек, к которому в Пайлот-Нобе всегда обращались в трудных и ответственных случаях.
Джордж поднялся на сцену и, подойдя к столу, уставленному разноцветными коробочками и корзинками, взял одну из них. Однако, прежде чем начать аукцион, он вышел вперед и произнес небольшую речь:
— Вы знаете, для чего мы устраиваем этот аукцион. Вся выручка от продажи пойдет на покупку новых книг для школьной библиотеки, так что вы потратите свои деньги с большой пользой. Вы не только приобретете корзинку, а с ней и привилегию разделить содержимое с хозяйкой корзины, но и внесете свой вклад в общее дело. Итак, я прошу вас сегодня расщедриться и потратить часть тех денег, которыми набиты ваши кошельки.
Он поднял высоко над головой выбранную им корзинку и громко произнес:
— Друзья, с большим удовольствием предлагаю вам эту корзинку. Она довольно тяжелая. Похоже, в ней полным-полно вкусной еды, и к тому же она прекрасно украшена. Сразу видно, что леди, приготовившая ее, уделила столько же внимания ее содержимому, сколько и внешнему виду. Сообщу вам по секрету, что чувствую чудесный запах жареного цыпленка. Итак, какую цену мне назначить?
— Доллар, — раздался чей-то голос, и сразу кто-то назвал два доллара, а другой предложил два с половиной.
— Два с половиной доллара?! — произнес с оскорбленным видом Джордж. — Да одна корзинка стоит дороже. Неужели вы собираетесь остановиться на этой сумме? Итак, какие будут предложения?
Кто-то крикнул: «Три доллара!» Затем последовали и другие предложения. Постепенно цена корзинки поднялась до четырех долларов семидесяти пяти центов, за которые Джордж ее и продал.
Я огляделся. У присутствующих были веселые, довольные лица. Чувствовалось, что все веселятся от души. И хотя сейчас их занимал аукцион, я знал, что вскоре наступит время и для разговоров. Сначала они поговорят об урожае, потом о рыбалке и новой дороге, которая за двадцать лет так и не была построена, обсудят последний скандал, воскресную проповедь и многое, многое другое. А потом вернутся домой, к своим повседневным делам, и никого из них не будет тяготить груз нескончаемых служебных забот. Как прекрасно, подумал я, что остались еще места, где таких забот не существовало.
Кто-то дернул меня за рукав. Обернувшись, я увидел Линду Бейли.
— Постарайся купить корзинку, которая сейчас продается, — прошептала она. — Эта корзинка дочери священника. Она очень мила, и я думаю, ты будешь рад с ней познакомиться.
— Как вы узнали, что это именно ее корзинка? — спросил я.
— Узнала, и все тут, — ответила она.
Цена на корзинку поднялась уже до трех долларов. Я предложил три доллара пятьдесят центов, и сразу же в глубине комнаты кто-то произнес:
— Четыре доллара.
Я бросил взгляд в ту сторону, откуда поступило предложение, и увидел стоящих у стены троих парней, которым на вид было лет по двадцать. Они смотрели прямо на меня, и мне показалось, что они злорадно усмехаются.
Линда Бейли снова дернула меня за рукав.
— Продолжай, — проговорила она, — и не обращай внимания на этих парней. Один из них — сын Уильямса, а двое других — сыновья Бэлларда. Известные грубияны. Нэнси просто умрет, если кому-нибудь из них достанется ее корзинка.
— Четыре пятьдесят, — сказал я, поддаваясь ее нажиму.
Джордж Дункан громко произнес со сцены:
— Итак, предложено четыре доллара пятьдесят центов. Кто даст больше?
Он взглянул на стоящих у стены парней, и один из них крикнул:
— Пять долларов.
— Предложено пять долларов, — громко произнес Джордж. — Кто больше?
Он посмотрел на меня, но я отрицательно покачал головой, и корзинка была продана за пять долларов.
— Почему ты это сделал? — прошептала Линда Бейли, глядя на меня с ненавистью. — Надо было набавлять цену.
— Ни в коем случае, — ответил я. — Вы что, хотите, чтобы в первый же день своего пребывания в Пайлот-Нобе я перебежал дорогу какому-то юнцу, купив корзинку, которую он жаждет заполучить? Быть может, Нэнси его девушка? Иначе как бы он узнал, что это ее корзинка?
— Но это не так, — проговорила с возмущением Линда Бейли. — Нэнси вообще еще ни с кем не встречается. Она ужаснется, когда узнает, кому досталась ее корзинка…
— Вы сказали, что это сыновья Бэлларда, — прервал я ее. — Не те ли это Бэлларды, которые поселились на нашей старой ферме?
— Они самые. Бэлларды люди вполне приличные. Но эти их сынки! Их боятся все девушки в округе. Эти грубияны только и знают, что бегать на танцы да пьянствовать.
Я бросил взгляд в глубь комнаты. Вся троица была на прежнем месте. Они откровенно наблюдали за мной, и на их лицах играла победоносная улыбка. Было совершенно ясно, о чем они думают. Они видели во мне чужака, которого им удалось запугать и заставить отступить. Все это, конечно, было смешно и глупо, но в таком маленьком городке, где почти никогда ничего не происходит, даже скромные победы и мелкие оскорбления обычно раздуваются до совершенно невероятных размеров.
Господи, подумал я, ну почему мне обязательно надо было натолкнуться на эту Линду Бейли?! Эта кумушка всегда любила совать нос в чужие дела, от нее нельзя было ждать ничего хорошего.
Корзинки раскупались быстро, их на столе осталось совсем немного. Джордж, судя по всему, начал уставать, во всяком случае, он действовал уже не так энергично, как прежде. Быть может, сказал я себе, мне следует все же купить какую-нибудь корзинку, хотя бы только для того, чтобы показать, что я здесь не чужой.
Я огляделся, но Линды Бейли нигде не было видно. Очевидно, я ее полностью разочаровал, и она меня покинула. Думая о ней, я почувствовал прилив гнева. Какое она имела право требовать, чтобы я оградил дочку священника от ухаживаний какого-то неотесанного деревенского парня?!
На столе остались только три корзинки, и Джордж поднял одну из них. Она была довольно маленькой и украшена очень скромно. Держа корзинку над головой, Джордж вновь ринулся в бой, хотя и с меньшим пылом.
Последовало два или три предложения. Когда цена корзинки поднялась до трех с половиной долларов, я предложил четыре.
Один из стоявших у стены парней набавил цену до пяти долларов. Я посмотрел в их сторону и увидел, что все трое злорадно ухмыляются.
— Шесть долларов, — сказал я.
— Семь, — немедленно откликнулся кто-то из парней.
— Предложено семь долларов, — проговорил несколько ошеломленный Джордж, так как эта цена была самой высокой за весь аукцион. — Быть может, кто-нибудь желает набавить цену до семи с половиной или даже восьми долларов?
Несколько секунд я колебался. Я был уверен, что первые предложения поступили не от парней. Они присоединились только после того, как я сделал свое предложение. Было совершенно ясно, что они меня дразнят, и все присутствующие прекрасно понимают это.
— Восемь? — спросил Джордж, глядя на меня.
— Нет, — ответил я, — не восемь, а десять.
Джордж чуть не поперхнулся от изумления.
— Десять, — крикнул он — Быть может, кто-нибудь желает предложить одиннадцать?
Он посмотрел на стоящих у стены парней, которые ответили ему свирепыми взглядами.
— Кто предложит одиннадцать долларов? — спросил он снова. — Надбавка не меньше доллара. Итак, одиннадцать…
«Одиннадцать» не сказал никто. Направляясь к сцене, чтобы заплатить деньги и получить корзинку, я взглянул туда, где стояли парни, но их и след простыл.
Отойдя в сторону, я открыл крышку. Сверху, на завтраке, лежал листок бумаги, на котором было написано: «Кэти Адамс».
ГЛАВА 8
Зацветала первая сирень, и в прохладном вечернем воздухе чувствовался слабый намек на то благоухание, которое в ближайшие несколько недель наполнит все улицы этого маленького городка. Ветер с реки раскачивал подвешенные на перекрестках уличные фонари, и свет от них метался по земле из стороны в сторону.
— Я рада, что все наконец позади. И концерт, и аукцион, да и учебный год тоже. Но в сентябре я вернусь.
Я взглянул на идущую рядом девушку, которая сейчас ничем не напоминала матрону, встретившуюся мне сегодня утром в магазинчике Джорджа Дункана. Она сняла очки и сделала что-то со своими волосами и теперь уже не выглядела классной дамой. Защитная окраска, подумал я, попытка представить себя здешнему обществу именно такой, какой оно желало ее видеть. И это было досадно, так как, по существу, она была очень хорошенькой.
— Вы сказали, что вернетесь сюда в сентябре, — произнес я. — Где же вы собираетесь провести лето?
— В Геттисберге.
— В Геттисберге?
— Геттисберг, штат Пенсильвания, — пояснила она. — Я родилась в этом городе, и там все еще живут мои родные. Я езжу туда каждое лето.
— Я был там только несколько дней назад, — сказал я. — Останавливался по пути сюда. Провел там два дня, ходил по полю сражения и думал о том, что происходило на нем более ста лет назад.
— А до этого вы никогда там не бывали?
— Только раз. Много лет назад. Я был тогда молодым неопытным репортером и жил в Вашингтоне. В Геттисберг я попал с автобусной экскурсией, которая меня разочаровала. Я решил, что когда-нибудь приеду туда один, чтобы без всякой спешки полазить по всем уголкам и посмотреть все, что хочется.