— Благодаря вам он и возник, — сказал я, — вам и миллионам других маленьких девочек, в чьих романтических головках зародился его сияющий образ.
И это относилось не только к замкам, напомнил я себе. В этом мире сияли все фантазии, когда-либо зародившиеся в мозгу человека. Где-то здесь по реке плыл на своем плоту Гекльберри Финн, Красная Шапочка шла по лесной тропинке навстречу Серому Волку и Микки Маус совершал свои подвиги.
Но какова была цель всего этого? Или, может быть, здесь вообще не было никакой цели? Эволюция часто шла вслепую, и на первый взгляд могло показаться, что она не преследовала какой-то особой цели. Возможно, нам, людям, и не стоит искать в этом какую-то цель, так как наша человеческая природа не позволяет нам представить, а тем более понять другой вид существования, отличный от нашего собственного. Так, динозавры не могли бы воспринять идею (если, конечно, у них были какие-то идеи) человеческого разума, возникшего после них.
Но этот мир, сказал я себе, является частью человеческого разума. Все вещи, создания, идеи, существующие в этом мире, или измерении, или месте, являлись его порождением. Все это было продолжением человеческого разума, местом, где человеческая мысль была использована в качестве материала для создания нового мира и начала нового эволюционного процесса.
— Я могла бы весь день вот так сидеть и смотреть на замок, — сказала Кэти. — Однако нам пора отправляться в путь, если мы хотим когда-нибудь туда добраться. Но идти я, пожалуй, все же не смогу. Вас это не очень огорчает?
— Когда я воевал в Корее, мне однажды во время отступления пришлось тащить на себе раненного в бедро оператора. Мы слишком задержались и…
Кэти рассмеялась.
— …и он был гораздо тяжелее и не таким симпатичным, как вы, — продолжал я. — И все время сквернословил. Я и доброго слова от него не дождался.
— Я обещаю вам кучу добрых слов, — произнесла Кэти. — Все это так замечательно…
— Замечательно! Это с вашей-то травмой да в таком-то месте…
— Но замок! — воскликнула Кэти. — Я и не мечтала, что мне доведется увидеть такое чудо.
— Я скажу вам только одно, — произнес я. — Простите меня.
— Простить? За то, что я растянула лодыжку?
— Нет, за другое. Я виноват в том, что вы вообще здесь очутились. Я не должен был просить вас взять конверт с бумагами. Мне также не следовало звонить вам из этого местечка — Вудмэна.
Кэти нахмурила брови.
— Ноу вас не было выбора. Когда вы мне позвонили, я уже прочла эти бумаги. Поэтому вы и позвонили.
— Они могли вас и не тронуть, но когда мы сели в машину и направились в Вашингтон…
— Хортон, поднимите меня, и пойдемте к замку. Если мы придем поздно, они могут нас и не впустить.
Я наклонился, чтобы поднять ее, но в этот момент с шорохом раздвинулись кусты и на тропу вышел медведь. Он передвигался на задних лапах и был одет в красные в горошек шорты, которые держались на одной перекинутой через плечо помочи. На другом плече он нес дубинку, и на морде его расплывалась сладчайшая улыбка.
Кэти подалась назад и прижалась ко мне, но не закричала, хотя и было от чего — у этого медведя, несмотря на приторную улыбку, был весьма нахальный вид.
Кусты снова зашуршали, и на тропе появился волк. Этот был, слава Богу, без дубинки. Он тоже пытался осклабиться, но его улыбка была куда менее сладкой, в ней чувствовалось даже что-то зловещее. За волком показалась лисица, после чего все они выстроились перед нами в ряд, улыбаясь нам, как добрые друзья.
— Господин Медведь, — произнес я, — и господин Волк, и Братец Лис. Как поживаете?
Я пытался говорить легко и непринужденно, но сомневаюсь, что мне это удавалось. Очень уж не нравилась мне эта троица. Как я жалел сейчас, что не захватил с собой бейсбольную биту.
Медведь слегка поклонился.
— Мы рады, что вы нас узнали. И как хорошо, что мы встретились.
Я полагаю, вы здесь впервые?
— Мы только что прибыли, — ответила Кэти.
— Нам повезло, — сказал Медведь. — Мы как раз искали компаньона для участия в одном весьма прибыльном деле.
— Тут неподалеку находится курятник, — пояснил Братец Лис, — в него явно давно не заглядывали.
— Извините, — ответил я. — Может быть, позже. Видите ли, мисс Адамс растянула связки, и нам нужно найти кого-нибудь, кто мог бы оказать ей медицинскую помощь.
— Ай, как скверно! — запричитал Медведь. — Такого никому не пожелаешь, тем более миледи, которая так прекрасна.
— А как же курятник? — спросил Братец Лис. — Уже вечереет…
— Братец Лис, — прорычал Медведь, — у тебя что, совсем нет сердца? Ты думаешь только о своей утробе, которая, похоже, всегда пуста. Видите ли, — продолжал он, обращаясь ко мне, — курятник прилегает к замку, и его постоянно охраняет свора гончих и разные другие животные, лишая нас всякой надежды туда проникнуть, а это весьма досадно, так как эти жирненькие куры просто просятся в рот. Мы подумали, что кто-нибудь из людей — если бы нам удалось привлечь его на свою сторону — сумеет помочь нам в разработке плана, который, возможно, окажется удачным. Мы обращались к некоторым из них, но все они оказались трусами, на которых нельзя положиться. А может быть, вы нам все-таки поможете? У нас тут неподалеку есть прекрасная берлога, где мы могли бы чудесно расположиться и заняться планом. Миледи могла бы там прилечь, а кто-нибудь из нас сходил бы и привел старуху Мег с ее снадобьями для больной ноги.
— Спасибо за приглашение, — ответила Кэти, — но мы вынуждены отказаться. Мы идем в замок.
— Скорее всего вы уже опоздали, — проворчал Братец Лис, — Они там в замке весьма педантичны в том, что касается закрытия ворот.
— Тогда мы должны поспешить, — сказала Кэти.
Я наклонился, чтобы поднять ее, но Медведь отстранил меня.
— Вы, конечно, не собираетесь вот так просто отмахнуться от этого дела? Вам ведь нравится курятина, не так ли?
— Разумеется, она ему нравится, — проговорил молчавший до сих пор Волк. — Человек — такое же плотоядное животное, как и любой из нас.
— Но привередливое, — уточнил Братец Лис.
— Привередливое! — воскликнул пораженный Медведь. — Да это самые жирненькие, нежные курочки, какие только видели мои старые глаза. Вы просто пальчики оближете. Грех от такого отказываться.
— Как-нибудь в другой раз, — ответил я. — Обдумаем ваше заманчивое предложение, но сейчас нам надо идти.
— Ну да, конечно, в другой раз… — недовольно протянул Медведь.
— Да, — сказал я, — обратитесь ко мне как-нибудь в другой раз.
— Когда вы будете более голодным, — предположил Волк.
— Не исключено, что это сыграет решающую роль, — согласился я.
Я поднял Кэти на руки и шагнул вперед. На мгновение мне показалось, что они нас не пропустят, но троица расступилась и я направился вниз по тропе.
Кэти передернуло.
— Какие ужасные создания, — произнесла она. — Как они стояли и улыбались нам, рассчитывая, что мы отправимся с ними воровать кур.
Мне очень хотелось оглянуться, чтобы удостовериться, что они не идут за нами следом, но я не осмелился — они могли решить, что я их боюсь, я и вправду струхнул.
Кэти обвила мою шею руками и положила голову мне на плечо. Насколько же приятнее, подумал я, нести эту легкую как пушинка девушку, чем моего сквернослова-оператора в Корее.
Я дошел до подножия холма и углубился в лес. Деревья здесь стояли почти вплотную друг к другу, так что теперь я видел замок только изредка, когда позволял случайный просвет между ними, да и то мельком. Солнце уже опустилось почти к самому горизонту, и в сгустившихся сумерках лес, казалось, ожил. Везде вокруг нас я ощущал какое-то таинственное движение.
Неожиданно передо мной оказалась развилка. Здесь тоже стоял столб с доской, на которой были изображены две стрелы. Одна указывала путь к замку, другая — к харчевне. Однако всего в нескольких ярдах от столба дорогу к замку преграждали массивные железные ворота, по обе стороны от которых тянулся высокий забор из колючей проволоки. Сквозь решетку можно было видеть окрашенную в яркую разноцветную полоску будку, прислонясь к которой стоял вооруженный алебардой стражник. Когда я подошел к воротам, стражник даже не шевельнулся. Мне пришлось ударить в ворота ногой, чтобы привлечь его внимание.
— Вы опоздали, — проворчал он. — С заходом солнца мы закрыли ворота и выпустили драконов. Вы не пройдете и двухсот ярдов по этой дороге, как распрощаетесь с жизнью.
Он подошел к воротам и окинул нас внимательным взглядом.
— Я вижу даму. Она попала в беду?
— У нее повреждена нога, — ответил я. — Она не может идти.
— Ну, коли так, — сказал, усмехаясь, стражник, — то я могу договориться об эскорте для нее.
— Для нас обоих, — решительно произнесла Кэти.
Он покачал головой, всем своим видом выражая сожаление.
— Об этом не может быть и речи. Я и так рискую головой, позволяя пройти одному.
— Когда-нибудь, — обнадежил я его, — ты обязательно лишишься головы.
— Катись отсюда со своей потаскухой, — рявкнул разъяренный стражник. — Пусть старая колдунья в харчевне лечит ее своими заклинаниями.
— Уйдем поскорее, — проговорила в испуге Кэти.
— Приятель, — сказал я, обращаясь к стражнику, — сейчас, как видишь, мне не с руки, но я обязательно вернусь и тогда уж угощу тебя на славу.
— Пожалуйста, — сказала Кэти, — ну, пожалуйста, уйдем поскорее отсюда.
Я повернулся и пошел назад. За спиной у нас стражник продолжал изрыгать проклятия и колотить своей алебардой по железной решетке ворот. Дойдя до развилки, я свернул на тропу, ведущую к харчевне. Как только ворота замка скрылись из виду, я остановился, опустил Кэти на землю и присел рядом.
Она плакала, но больше, как мне показалось, от обиды, чем от страха.
— Никто никогда еще не называл меня потаскухой, — сказала она сквозь слезы.
Я не стал ей говорить, что подобный язык и манеры были нередко характерны для обитателей замков.
Неожиданно она обняла меня за шею и, прижав мою голову к своему лицу, произнесла: