— У тебя, как вижу, все прошло, — проговорил я.
— У них там в замке был необыкновенный волшебник, — ответила Кэти. — Совсем старый, с длинной седой бородой. У него была чудная шапка, а плащ весь в звездах. Мне никогда не приходилось видеть такого чудесного места. И все были очень добры ко мне. Я бы могла навсегда там остаться, если бы ты был со мной. А единорог! Такое нежное, грациозное создание. Ты видел единорога?
— Да, я его видел.
— Хортон, — сказала вдруг Кэти, — кто все эти люди, бегущие сюда по лужайке?
Я был слишком занят Кэти, счастливый тем, что она вернулась, чтобы смотреть по сторонам. Но при ее словах оглянулся и увидел их. Впереди бежал президент, а за ним цепочкой тянулись все остальные присутствовавшие в комнате.
Президент добежал до ограды и остановился. Его лицо явно не светилось дружелюбием.
— Хортон, — требовательно спросил он. — Что, черт возьми, здесь происходит?
— У меня застряла нога, — ответил я.
— Иди ты к черту со своей ногой, — воскликнул он. — Я имел в виду совсем другое. Клянусь, только что я видел здесь рыцаря и единорога.
Остальные сгрудились вокруг нас у ограды.
Неожиданно раздался крик стоящего у ворот стражника:
— Эй! Глядите! По улице едет автомобиль!
И точно, мимо катил автомобиль.
— Но как же с его ногой? — возмущенно спросила Кэти. — Мы не можем ее освободить, и у него распухнет лодыжка. Боюсь, он ее растянул.
— Надо послать за доктором, — проговорил госсекретарь. — Если автомашины поехали, то, очевидно, и телефоны заработали. Как вы себя чувствуете, Хортон?
— Прекрасно, — ответил я.
— И пригласите кого-нибудь сюда с ножовкой, — произнес президент. — Должны же мы все-таки освободить его ногу.
Я лежал на тротуаре, Кэти сидела рядом, и мы ждали доктора и человека с ножовкой.
Не обращая никакого внимания на столпившихся у ограды людей, несколько белок выбрались на тротуар посмотреть, что происходит. Там они уселись и, грациозно прижав лапки к груди, принялись выпрашивать лакомства.
А мимо катились и катились автомашины.
ОЛЕСЬ БЕНЮХ
ПОДОЛЬСКИЙ БУМЕРАНГ
Ресторан «Счастливая верфь» стоял на высоких сваях, и, даже когда штормило, самая высокая волна не доставала до его бетонного пола. Иван Иванович сидел за столиком у окна и лениво наблюдал за яхтами, которые сновали по заливу. Ему нравился этот тихий городок на юге Франции, недалеко от Ниццы. Он приехал сюда с семьей по совету приятеля, владельца модной туристической фирмы в Санкт-Петербурге и был доволен сделанным выбором. Недорогой коттедж (полторы тысячи долларов за две недели), дешевое питание с маленького местного рынка, немноголюдный — несмотря на бархатный сезон — пляж. Чистый воздух, чистая вода, чистые продукты — чего еще нужно для здорового непритязательного отдыха?
Правда, Иван Иванович без раздумья предпочел бы Ривьере кавказское побережье Черного моря. Новый Афон, Гагры, Пицунда. Там проводил он в молодости каждый отпуск, знал каждую аллею, тропинку, дом отдыха и санаторий, рынки, пляжи, шашлычные, рестораны. Безрассудные студенческие каникулы, знойный медовый месяц. Увы, там сейчас шла война, под сенью пальм стреляли и чадили танки, из пляжных кабин и окон здравниц испытывали свою меткость снайперы. Разумеется, можно было бы отправиться в Крым. Но он был на грани гражданской войны: президент и парламент никак не могли поделить власть. И в довершение к этому из Дагестана пришла холера.
Иван Иванович подозвал гарсона, вновь заказал придуманный им самим коктейль — кампари, джин, тоник и много льда. Сделал пять-шесть глотков подряд, вытер платком несколько попавших на бороду капель. За соседним столиком две американские пары дружно хохотали над чем-то. Иван Иванович поморщился, отвернулся. Ох, уж эти янки — непосредственны, как дети. Во всем, кроме бизнеса.
«Кроме бизнеса», — подумал он и вздохнул. Ему не хотелось вспоминать сейчас здесь о делах, проектах, партнерах. Всему свое время. И место. Как липуча, однако, американская лексика. Бизнес. Чартер. Круиз. Мимо залива величественно проплывал океанский лайнер. Пассажиры разных классов высыпали из своих кают на борт. Наиболее экспансивные и сентиментальные приветственно махали руками тем, кого они видели на берегу. Иван Иванович вспомнил свою поездку на «Леониде Собинове» из Одессы в Батум. Два города, два мира, два уклада жизни, одно государство. Словно тысяча лет прошла с тех пор. Нет уже того государства. Разбежались города по разным странам. И сам он оказался в стране иной.
— Мсье, прикажете подавать буабез?
Иван Иванович обожал это блюдо. Особенно, когда оно было приготовлено, как здесь — из свежайшего улова, который совершался на ваших глазах, с изысканными ароматическими специями. Рыба разных сортов, омары, креветки, петушки, устрицы. Одним словом, Великая Морская Уха.
— Вино успели выбрать?
— Успел, успел. Дайте мне, пожалуйста, бутылку Chateau le Haut du Bois 19… года.
— Слушаюсь. — Гарсон наклонил голову, послушно улыбнулся. «Сколько же, должно быть, денег у этого русского? — думал он, направляясь в погреб. — Вино-то коллекционное. Бутылочка золотая. Более пяти тысяч франков. И сверх всего чаевых дает полтыщи».
Уже прошла неделя отдыха, но былого чувства свежести, бодрости, радости жизни у Ивана Ивановича не появлялось. Он просыпался с ощущением усталости. Стоило больших трудов встать, сделать несколько упражнений зарядки, принять душ. Настроение было необъяснимо подавленное, словно он только что потерпел в чем-то (в игре ли на бирже, в шахматах ли) сокрушительное поражение. Этому способствовала и его болезненная мнительность. То ему казалось, что у него рак предстательной железы, или хронический аппендицит, или стремительный инфаркт.
«Возраст, хочешь не хочешь, а возраст дает себя знать, — покорно думал он. — Совсем не мальчик, в клуб «шестидесятников» вступил. Все чаще хочется уединения, одиночества…» Вчера жена и дочь укатили на три дня в Париж. Он не возражал. Они впервые были во Франции, так многое хотелось посмотреть. И, разумеется, по магазинам пошастать. С ними он отправил и обоих телохранителей — Клочкова и Остапчука. Нечего им в этой глуши мускулы свои демонстрировать. Пусть проветрятся с дамами.
Сегодняшнее утро было неожиданно приятным. Он со вкусом, с удовольствием выкупался в море. Вставал он рано, в семь на пляже не было ни души. Солнце шаловливо прыгало по небольшим волнам, нежный ветер ласкал кожу. После легкого континентального завтрака два часа Иван Иванович играл в теннис с очень сильным инструктором. Потом вновь отправился на пляж. И в третий раз за это утро увидел ее. На ней было мини-бикини. Полулежа в шезлонге, она читала какую-то книгу. Бог ты мой, до чего же она была хороша! Вроде бы на первый взгляд ничего особенного. Курносая. Лупоглазая. Верхняя губа выдвинута над нижней. Это если смотреть в профиль. Но вот она поворачивается анфас, и происходит чудесная метаморфоза. Вздернутый носик задорно прелестен, обжигающие черные глаза распахнуты настежь, припухшие вишневые губы четко очерчены. Умеренно длинные ноги, хрупкая (но не инфантильная, нет!) фигурка, японская — едва заметные холмики — грудь. Иван Иванович любовался девушкой отстраненно, как картиной в музее. Еще бы — жена рядом, дочь на выданье… «А все же крутит лукавый, ох — крутит. Видно, не зря говорят: «Седина в бороду, бес в ребро». Ну, ладно, ладно. Подумаешь, велика беда. Посмотрю, мысленно пооблизываюсь. И все. Хоть и говорится в Писании, что если прелюбодействовал мысленно, то… Но все же невелик грех».
Однако свой шезлонг Иван Иванович расположил почти рядом. Раскрыв томик неизменно любимого Мопассана, он какое-то время наблюдал краем глаза за пляжной соседкой и наконец задремал. Никогда раньше ему не снился его старый, его добрый друг Геннадий. А тут, на тебе, вот он, своей собственной персоной… И главное — улыбчивый, дружелюбный, умиротворенный. Ни обид, ни упреков, ни претензий. Да и что особенного произошло? Лет пять (пять-шесть) назад в Москву приехала группа бизнесменов из Техаса. Нефть. Химия. Компьютеры. Когда были широко открыты границы, в Россию хлынул поток иностранцев. Разные были среди них люди. Наивные, почти неосведомленные и прожженные, великолепно информированные; честные трудяги и отъявленные мошенники и плуты. Что же тут удивительного? Охотников половить жирную рыбку в мутной, взбаламученной беззаконием и безвластием воде было предостаточно всегда и везде. Их Иван Иванович довольно легко определял внутренним своим компьютером — многолетним опытом, приобретенным на руководящей работе в Совете Министров, КГБ, ЦК. Изо всех техасцев он выделил одного — Айка Холланда, нефтяного магната, мультимиллионера, пожилого, прямого, грубоватого англосакса. Используя свои обширные связи и деловую хватку Геннадия, он сумел одним из первых провернуть крупную сделку по продаже нефти. Это была в чистом виде посредническая операция и даже процент комиссионных не был толком оговорен. Не был он зафиксирован и контрактом. То были первые шаги совков в международном бизнесе — опасном, рискованном, зачастую непредсказуемом. Тем большим оказалось его удивление, когда в одну из поездок в Нью-Йорк он обнаружил на своем банковском счету девятьсот тысяч долларов (как потом он выяснил, за рубеж утекла не река, а целое нефтяное море). Довольны были все, кроме Геннадия. Иван Иванович выделил ему двадцать пять «кусков», но тот каким-то образом узнал о полной сумме выплаченного гонорара. «Значит, Боливар не выдержит двоих? — спросил он на одной из презентаций. — Если мне память не изменяет, мы договаривались весь навар делить фифти-фифти». — «Расчет произведен в соответствии с затраченными усилиями, — улыбнулся Иван Иванович доверительно. — Давай лучше выпьем за дальнейшие успехи в коммерции. Жизнь только начинается». — «Мы знакомы более тридцати лет. Не один пуд соли вместе съели. Да, видно, этого мало, чтобы узнать друг друга, чтобы отличить зерна от плевел…»