Смит поселился в малюсенькой хижине, расположенной в долине за рудником. До этого хижина принадлежала пожилому изыскателю, который затеял вдруг тяжбу с хозяевами рудника и которого в одну из ночей застрелили. Крайдер не очень-то старался найти преступника. Разумеется, Крайдер был пройдоха. В городке, где открыто процветают игорные дома и питейные заведения, помощник шерифа должен быть либо пройдохой, либо тупицей, а уж Крайдера никак тупицей не назовешь.
Как-то в воскресенье после полудня я зашел к Смиту в надежде хоть немного приободрить его, но моя попытка оказалась пустой затеей. Уронив голову на руки, он сидел в своей темной хижине, затхлый воздух которой отдавал ночлегом и устоявшимися запахами стряпни. К ногам Смита жалась собака. По всем статьям это был большой сторожевой пес, начисто лишенный, однако, бойцовского духа.
Когда я переступил порог дощатой веранды, Смит с искаженным от страха лицом вскочил на ноги, а пес, поджав хвост, забился под стол, сверкая оттуда желтым огнем своих глаз.
— Завели собаку?
— Ах, это вы! Да, подобрал на улице пару дней назад. Пес убегал от мальчишек, которые швыряли в него камнями, а я пожалел и привел его домой.
Мне сразу же представились маленький наш городок, раскинувшийся под обжигающим солнцем, пыльная улица и жестокие уличные пострелята, которые усваивают площадную брань едва ли не раньше, чем научатся говорить по-человечески.
— Собака с такими данными, будь она неробкого десятка, могла бы и не позволить швырять в себя камнями, — заметил я.
Фред кивнул, но было видно, что согласился он со мной больше из вежливости. Мы поболтали еще немного, и я ушел. Отойдя от хижины, я в сердцах плюнул в дорожную пыль, решив, что умываю руки в отношении как самого Смита, так и его собаки.
Очередной ход в этой истории сделала Большая Берта. Прибыв сюда, она сразу открыла закусочную, не спасовав перед двумя здешними ресторанами — один из них не выдержал ее конкуренции, а содержатель другого был вынужден сменить поваров.
Крайдер попытался было нагнать страху на Большую Берту; она выслушала все, с чем он к ней пришел, потом четко и ясно объяснила ему свою позицию:
— Слушай, ты, прощелыга с жестяной звездой! Я приехала сюда заниматься своими делами, честно и открыто, и не пристало мне отступать перед кознями такого, как ты, дешевого проходимца — работая в цирке, я прекрасно справлялась со слонами и тиграми. Не нравится моя конкуренция — сам плати отступные! Но если только эти близнецы-бутлегеры[5], которые пытаются тут командовать ресторанным бизнесом, попробуют применить грубые приемы, пусть сами потом пеняют на себя, им тоже от меня не поздоровится!
Крайдер нанес ей визит, полагая, что без труда сдерет с нее плату за право торговать, якобы предусмотренную постановлением городских властей. Но наш населенный пункт пока еще не имел статуса города, и, зная об этом, Берта наотрез отказалась платить.
Я сидел у нее в закусочной, когда Берта познакомилась с собакой. В тот день Смит первый раз вывел своего пса в город.
— Собакам сюда нельзя, — объявила Берта подошедшему к двери ее заведения Смиту.
Тот кивнул, покорно соглашаясь с этим, и взошел на небольшое крыльцо, пристроенное для защиты основного помещения от мух. Пес улегся снаружи.
— Яичницу с грудинкой, — попросил Смит.
Берта поставила сковороду на огонь и разбила яйца.
Внезапно раздался собачий визг. Они оба, Большая Берта и Фред Смит, посмотрели в ту сторону, откуда донесся этот звук. По улице, поджав хвост, улепетывал пес. Возле двери закусочной хохотал Хэрри Фейн, швыряя в животное камнями.
— Это собака Фреда Смита, — поставила его в известность Большая Берта.
Фейн вошел в закусочную и уселся на табурет.
— Плевать я хотел на то, чья это собака. Если у меня вдруг появляется охота бросить в собаку камень, я никогда не отказываю сеюе в этом удовольствии. Ты хотел что-то сказать, Смит?
Фред Смит не поднимал глаз от стойки.
Большая Берта вернулась к плите. Яичница, заказанная Фредом, была готова и подана ему. Ел он поспешно, явно стремясь поскорее уйти отсюда. Берта встретилась со мной взглядом и пожала своими широкими плечами.
На улице, скуля, показался пес, дожидавшийся Смита; он кружил в отдалении, опасаясь приблизиться к двери закусочной на расстояние полета брошенного камня. Большая Берта вытерла руки о передник и подошла к двери.
— Поди сюда, — позвала она пса.
Пес остановился, глядя на нее своими желтыми глазами. Берта взяла из объедков кусочек мяса и свистнула; пес начал приближаться к ней, затем припал к земле и остаток разделявшего их пространства прополз на брюхе, время от времени тихо скуля. Берта дала ему мясо и стала наблюдать.
В это время Фейн слез с табурета и топнул ногой. Пес жалобно тявкнул и бросился наутек, а Фейн захохотал. Берта повернулась к нему.
— Когда я знакомлюсь с собакой, — проговорила она ровным, холодным тоном, — не люблю, если мне при этом мешают. Это хорошая собака. Ее чем-то испортили, и теперь она боится всех и каждого.
Встретившись с ней взглядом, Фейн заколебался, хотя в этом маленьком городке посреди пустыни он привык делать все, что ему заблагорассудится — ведь в руках у него находился контроль над торговлей спиртным и над всеми дансинг-холлами. Разумеется, Крайдер состоял у него в доле и был с ним заодно.
— Было бы из-за чего сердиться, — пробормотал Фейн.
Большая Берта презрительно хмыкнула и снова позвала пса.
— Собаке не следовало бы связывать свою судьбу с человеком, который напуган, — сказала она, обращаясь к Смиту.
— Кто сказал, что я напуган? — спросил Смит, торопливо, большими глотками доедавший яичницу.
— Я говорю, — ответила Большая Берта.
Смит сунул через стойку монетку и поспешно покинул закусочную. Большая Берта придержала собаку за ошейник.
— Ты останешься здесь, у меня, — сказала она псу.
Я попытался вмешаться:
— Эта собака — единственный друг Фреда Смита.
— Ничем не могу помочь, — отвечала она. — Я люблю животных, а это очень хорошая собака, нельзя ее губить только из-за того, что кто-то испытывает одиночество. Раньше эта собака была полноценной. Может, она потеряла хозяина или же ее украл человек, не знавший толка в собаках. Она утратила собственное достоинство — новый владелец, вероятно, бил ее вместо того, чтобы поговорить с ней. Сначала у нее возник небольшой страх, затем еще один, потом страх стал большим, и в конце концов боязнь сделалась ее привычкой.
— Ее уже не излечишь от страха, — предостерег я, невольно заинтересовавшись этими рассуждениями. — Возьмите, к примеру, Фейна — пес теперь будет его бояться до конца своих дней.
Фейн захохотал. Он принадлежал к людям, которые испытывают удовольствие, если человек или животное боится их.
Большая Берта фыркнула на нас обоих.
— Много же вы понимаете! Разумеется, я не могу одними разговорами или наказаниями заставить пса преодолеть большой страх, но можно выведать его маленькие страхи и устроить все так, чтобы он сумел победить их, а уж с большими песик и сам потом справится. Страхи и сомнения — привычки заразные.
Большая Берта завела пса за стойку и стала говорить с ним. Голос у нее был негромкий, но властный. Пес время от времени скулил, как бы пытаясь ответить ей. Когда я выходил из закусочной, они все еще «разговаривали».
На следующей неделе я дважды видел пса, оба раза улепетывающим со всех ног. В первую из этих встреч я, по правде говоря, не заметил, чтобы Фейн что-либо швырял в него. В другой раз я увидел движение его руки, бросившей камень. Когда Фейн зашел в закусочную Берты, он самодовольно улыбался. Я последовал за ним.
— Фейн, — сказал я ему, — оставь кобеля в покое.
Он взглянул на меня враждебными, выражающими угрозу глазами.
— Разве это твоя забота? — осведомился он.
— Теперь будет моя.
— С чего бы это? — сказал Фейн. — Может, он братишкой тебе приходится?
От моего удара левой он увернулся, правой рукой лапая кобуру с пистолетом слева под мышкой. Тут мой правый кулак попал в цель, Фейн отлетел назад, наткнулся на табурет, ударился о стену и рухнул на пол. Когда он падал, его рука оторвалась от кобуры, и я увидел блеск вороненой стали.
У меня оружия не было — люди в пустыне нынче, как правило, уже не отягощают себя металлоизделиями. Мне оставался единственный выход — бросил», если успею, один из табуретов и, если повезет, преградить пуп» пуле. Я схватил ближайший табурет.
— На сегодня хватит, — небрежно проговорила Большая Берта, перегнувшись через стойку. В руках у нее был сделанный из дробовика обрез, оба ствола которого целили Фейну прямехонько в живот. Тому пришлось опустить свой пистолет.
На место происшествия примчался Крайдер. Как и следовало ожидать, он принял сторону Фейна. Меня оштрафовали на 50 долларов и условно приговорили к месячному тюремному заключению — за нарушение общественного порядка, нападение и оскорбление действием. Хозяйке закусочной пытались пришить уголовно наказуемое правонарушение — угрозу огнестрельным оружием, но Берта сделала хитрый финт — собрала чемоданчик и объявила, что едет в город жаловаться большому жюри[6]. Крайдеру чуть ли не на коленках пришлось ее упрашивать не делать этого.
Перед Бертой я извинился, заявив ей, что терпеть не могу, когда люди издеваются над собаками. Она пожала широкими плечами:
— Песик сам должен уладить этот конфликт, — сказала она таким обыденным тоном, словно речь шла о самой заурядной проблеме воспитания подростка. — Если собака боится пинка, всегда найдется какой-нибудь тип, который пнет ее. Человек то ведь должен питать уважение к самому себе, чтобы его уважали другие. То же самое относится и к собакам.
Пес лежал у ее ног; мне казалось, он понимает каждое произнесенное ею слово. Я сказал Берте об этом.
— Разумеется, понимает, — ответила Берта. — Это умный песик, только уж больно чувствительный, в этом и состоит его главная слабость. Но он обязательно излечится от своих страхов.