— Никакой ошибки не было, — произнес я, протягивая руку. — Как поживаете, господин Дункан?
Он схватил мою руку и крепко сжал ее.
— Малыш Хортон Смит, — воскликнул он, — вы частенько приходили сюда с вашим отцом.
— А вы всегда угощали меня конфетами.
Его глаза под густыми бровями приветливо блеснули, и, еще раз крепко сжав мою руку, он наконец отпустил ее.
Все будет отлично, сказал я себе. Старый Пайлот-Ноб все еще существует, и я по-прежнему здесь свой человек. Я приехал домой.
— И это вы выступаете по радио, а иногда мы видим вас по телевизору?
Я кивнул.
— Пайлот-Ноб, — продолжал он, — очень гордится вами. Сначала нам было немного непривычно слушать по радио человека, который вырос в нашем родном городе, или видеть его лицо на телевизионном экране. Но постепенно мы к этому привыкли, и многие слушают вас и потом обсуждают услышанное. Мы верим всему, что вы говорите. Но почему вы приехали? Я, конечно, не хочу сказать, что мы не рады…
— Я думаю какое-то время пожить здесь, — ответил я. — Несколько месяцев… быть может, год.
— У вас отпуск?
— Нет. Я собираюсь кое-что написать. Поэтому и приехал сюда. Мне нужно место, где бы меня ничто не отвлекало, не мешало думать и писать.
— Книгу?
— Надеюсь, это будет книга.
— Мне кажется, — сказал он, потирая ладонью шею, — вам есть что рассказать. Вы, вероятно, просто не могли сказать всего в ваших выступлениях. Например, о тех странах, где побывали. Вы ведь много путешествовали.
— Ну, не так уж и много.
— А Россия? Что вы о ней думаете?
— Русские мне понравились. По-моему, они во многом похожи на нас.
— Вы хотите сказать, что они такие же, как американцы?
— Да, — ответил я.
— Давайте-ка присядем здесь у печки и поболтаем немного. Я ее не разжигал. Думаю, сегодня это не нужно. Я очень хорошо помню вашего отца. Он частенько сиживал здесь, разговаривал с другими. Хороший человек был ваш отец, но я всегда говорил, что он не фермер.
Мы присели на стоявшие вокруг печки стулья.
— Ваш отец жив?
— Да, и он и мама. Они сейчас живут в Калифорнии. Оба на пенсии и, кажется, очень довольны.
— Вам есть где остановиться?
Я отрицательно покачал головой.
— Вы можете поселиться в новом мотеле на берегу реки, — сказал Дункан. — Его построили около двух лет назад. Хозяев зовут Стритеры, они у нас люди новые. Обычно они берут недорого с тех, кто останавливается в мотеле на более долгий срок, чем день или два. Я поговорю с ними о вас.
— Нет никакой необходимости…
— Но вы же не временный жилец, вы отсюда родом. Им непременно захочется узнать о вас.
— А как там с рыбалкой?
— Лучшее место на реке. Они дают лодки напрокат, есть и каноэ, хотя я и не понимаю, как можно рисковать своей шеей, плавая в нем по этой реке.
— Я надеялся найти как раз такое место, хотя и боялся, что мне это не удастся.
— Вы все так же помешаны на рыбной ловле?
— Люблю это занятие.
— А помните, как вы мальчишкой расправлялись с бычками?
— Ну, это было сплошное удовольствие.
— Многие из тех, кого вы должны помнить, все еще живут здесь, — сказал Дункан. — Им всем будет интересно встретиться с вами. Почему бы вам не прийти сегодня на школьное представление? Там будет много народа. Здесь только что была учительница. Ее зовут Кэти Адамс.
— Школа все та же, там ничего не изменилось?
— Конечно! На нас, правда, оказывали давление, чтобы мы объединились с такими же небольшими школами в других районах, но мы проголосовали против. В нашей школе ребятишки получают такое же хорошее образование, какое им дали бы в каком-нибудь новомодном здании, и это обходится намного дешевле. Мы оплачиваем обучение тех детей, которые хотят учиться в средней школе, но их не так уж и много. И это все равно стоит намного меньше, чем если бы мы объединились. Нет смысла тратить деньги на среднюю школу, когда имеешь кучу детей, подобных этим отпрыскам Уильямса…
— Извините, — сказал я, — но когда я вошел, я не мог не услышать.
— Позвольте мне заметить, Хортон, что Кэти Адамс — превосходная учительница, но у нее слишком доброе сердце. Она всегда защищает этих парней Уильямса, которые, я вас уверяю, просто-напросто банда головорезов. Вы вряд ли знаете Тома Уильямса, он появился здесь после того, как вы уехали. Какое-то время он работал на одной из окрестных ферм, и хотя работник он никудышный, ему все же удалось скопить немного денег. Он был уже в летах, когда его скрутила одна из дочек Язвы Картера. Ее звали Амелией. Вы помните Язву?
Я покачал головой.
— У него еще был старший брат, которого все также звали Язвой. Сейчас уже никто и не помнит их настоящих имен. Все семейство жило на Маскрэт-Айленде. Ну, во всяком случае, когда Том женился на Амелии, он на те деньги, которые скопил, купил этот крошечный участок земли в двух милях от Лоунсам Холлоу и попытался устроить там ферму. Он как-то умудряется сводить концы с концами, хотя, по правде говоря, я не знаю, как это ему удается. И приблизительно каждый год у них рождался ребенок, а он и миссис Уильямс совершенно за ними не смотрели. Уверяю вас, Хортон, что мы прекрасно бы обошлись без этих Уильямсов. От старика Тома Уильямса и его семейки одни только неприятности. Они держат столько собак, что и не счесть, и эти собаки такие же никудышные, как и сам Том. Они дармоеды, день-деньской болтаются без дела. Том говорит, что он просто любит собак. Вы когда-нибудь слышали такое? Никудышный он человек, как и его собаки, да и дети тоже. Все они вечно попадают в какие-нибудь истории.
— По-моему, напомнил я ему, — мисс Адамс считает, что это не только их вина.
— Я знаю. Она считает, что они чувствуют себя отверженными. Она еще говорит, что они неимущие. Это ее второе любимое словечко. А я вам скажу, кто такие неимущие. Эго люди, у которых нет никакой предприимчивости. Никаких неимущих не было бы, если бы все как следует работали да имели бы хоть каплю здравого смысла. Я, конечно, прекрасно знаю все, что говорит о них правительство, как и то, что мы должны помогать им. Но если бы кто-нибудь из правительства приехал сюда и посмотрел на некоторых наших так называемых неимущих, он бы сразу понял, отчего они ничего не могут добиться.
— Интересно, остались ли в этих местах гремучие змеи? — спросил я. — Я почему-то подумал об этом, когда утром ехал сюда.
— Гремучие змеи?
— В прошлом их было здесь довольно много. Интересно, стало ли их меньше?
Он понимающе кивнул.
— Может, и меньше, но их все еще очень много. Холмы просто кишат ими. А вы что, интересуетесь змеями?
— Да нет, не особенно.
— Вам просто необходимо прийти сегодня на школьное представление. Там будет много народа. Некоторых из них вы знаете. Сегодня последний день занятий, дети будут выступать. Кто-то прочтет стихи, кто-то споет, а может, они разыграют какие-нибудь сценки. Затем состоится аукцион, сборы от которого пойдут на покупку новых книг для школьной библиотеки. Мы по-прежнему придерживаемся здесь старых традиций, с годами мы почти не изменились. У нас есть свои маленькие радости. Сегодня вот у нас представление и аукцион, а через две недели в методистской церкви будет клубничный фестиваль. Так что у вас есть возможность повидаться со старыми друзьями.
— Я приду, если смогу, — пообещал я. — И на аукцион, и на фестиваль.
— У меня тут скопилась ваша почта, — сказал Дункан, — за неделю или две. Я все еще здешний почтмейстер. Почта находится здесь же, в магазине, уже почти сотню лет. Но сейчас поговаривают о том, чтобы убрать ее отсюда, объединив с почтовым отделением в Ланкастере, а нашу почту отсортировывать там и присылать сюда. Правительство все никак не может успокоиться. Вечно им надо во все вмешиваться. Они называют это улучшением обслуживания. Хоть убей, не могу понять, чем плохо было наше обслуживание жителей Пайлот-Ноба на протяжении ста лет.
— Я знал, что почты не будет много, — сказал я. — Я договорился, чтобы ее пересылали на ваш адрес, но не слишком спешил с приездом сюда. Я заехал в несколько мест, которые мне хотелось повидать.
— Вы, вероятно, собираетесь взглянуть на старую ферму, где жили раньше?
— Не думаю. Я увижу слишком много перемен.
— Там сейчас живет семья по фамилии Бэллард, — сказал Дункан. — У них двое сыновей, совсем взрослые парни. Они сильно пьют, и иногда с ними просто нет никакого сладу.
Я рассеянно кивнул.
— Вы говорите, что этот мотель находится у реки?
— Да. Поезжайте мимо школы и церкви до того места, где дорога сворачивает налево. И вскоре после поворота вы его увидите. Там еще есть вывеска: «Ривер-Эдж-мотель». Почту я вам сейчас отдам.
ГЛАВА 4
В левом верхнем углу большого конверта мелким неразборчивым почерком был написан обратный адрес Филиппа Фримэна. Я сидел в кресле у открытого окна и в раздумье вертел конверт в руках. Было непонятно, что могло побудить Филиппа написать мне письмо. Конечно, мы хорошие знакомые и он мне нравился, но мы с ним никогда не были особенно близки. Единственное, что нас связывало, — это чувство глубокого уважения и симпатии, которое мы оба питали к благородному старику, погибшему несколько недель назад в автомобильной катастрофе.
Через открытое окно до меня доносился приглушенный говор реки, ведущей нескончаемую беседу с холмами и долинами, мимо которых пролегал ее путь. Этот говор вызвал в памяти те дни, когда я с отцом часто сиживал здесь, на берегу, и рыбачил — всегда с отцом и никогда один. Река считалась слишком опасным местом для десятилетнего ребенка. Ручей — это совсем другое дело, если я обещал, что буду осторожен.
В детстве ручей был моим неизменным летним другом, но река таила в себе настоящее волшебство.
И оно, это волшебство, родившееся из мальчишеских грез в часы, проведенные на ее берегу, никуда не исчезло, оно и сейчас было здесь, рядом со мной. В глубине души вдруг возник страх, что, живя здесь, у реки, я узнаю ее слишком хорошо и она утратит свое пр