Следователь, сухо кивнув, принял к сведению. Коля покашлял в кулак — забуксовал, не знал, что делать дальше. И тогда Иван Петрович недовольно пробурчал:
— По логике идите, по логике… — И сам резко спросил: — Свидетель, а когда вы последний раз видели пистолет?
Панкратов встрепенулся, сощурил глаза, как-то необычно посмотрел на Боброва.
— Вы меня поняли? — раздраженно бросил следователь.
— Да, конечно, — медленно, задумчиво ответил Константин Григорьевич. — Девятого мая, милок, на День Победы… Достаю, протираю — вроде как традиция.
— Еще меня интересует такая информация. — Бобров закурил, жадно затянулся, лицо его укутало облачко сизого дыма. — Вы знали сожительницу Арланова?
Панкратов неуверенно дернул плечом:
— Пару раз я возвращался к одиннадцати часам, а они еще не ушли. Василий Сергеевич тогда бывал сильно выпимши. Меня подсаживал, угощал. И женщина эта рядом сидела. Звали Надя. Фамилию не знаю.
— Опишите ее.
— Как это?
— Ну, блондинка, брюнетка? Высокая, полненькая?
Панкратов смутился, даже покраснел.
— Да я стеснялся на нее смотреть. Знаете, чужая баба… тем более такого начальника. Помню, что красивая, грудастая… Пела хорошо… Вася все ее просил: «Надя, давай мою любимую!»
— Это какую же?
— Про Стеньку Разина. Знаете?
— Знаем, знаем… — усмехнулся Бобров. — А у нее ключ от вашей квартиры тоже был?
— Наверное… Для удобства. Но точно утверждать не могу.
Бобров опять усмехнулся и официальным тоном обратился к Ладушкину:
— У вас есть еще к свидетелю вопросы?
— Нет, — торопливо ответил Коля.
— Тогда отпускайте…
Бобров и Ладушкин остались в кабинете одни. Коля сидел смурной, нахохлившийся. Иван Петрович неожиданно ласково потрепал его по волосам и спросил:
— Чего загрустил? Умница! Хорошо работаешь… Быть тебе настоящим следователем. И дотошность у тебя есть, и аккуратность… А логическую цепочку научишься выстраивать. Это с опытом приходит.
Коля просиял, так тепло у него на душе стало! И тоже захотелось ему подарить Боброву какие-то значительные слова:
— Да что вы! Если бы не вы…
Но Иван Петрович тут же жестом оборвал его, снова надел привычную маску и сказал:
— Ладно, ладно! Хватит миндальничать… Давай бери лист бумаги и рассуждай, черти схему, исходя из новых данных.
Коля достал шариковую ручку. Нарисовал первый квадратик и написал в нем: Арланов В. С.
— Итак, мы узнали, откуда взялось оружие, с помощью которого потерпевший свел счеты с жизнью или… был убит. — Он посмотрел на Боброва. Тот не возражал, и Ладушкин продолжил: — В принципе ясен и механизм, с помощью которого оружие исчезло из квартиры Панкратова.
— А самого дедулю ты из списка подозреваемых исключаешь? — хмыкнул следователь.
— Если строить «логическую цепочку», — Коля нарочито важно надул щеки, — то, конечно, нет. Алиби у Константина Григорьевича формально отсутствует. В ночь с субботы на воскресенье он был дома. Но никто этого подтвердить не может… — Ладушкин начертил второй квадратик. — Из списка его исключать не будем… Однако, Иван Петрович, я очень сомневаюсь, что Панкратов мог провернуть такую операцию. Он хоть и бывший фронтовой разведчик, но так филигранно угробить «старого товарища», не оставив ни одного следа, навряд ли бы смог. И потом, совершенно не просматриваются мотивы убийства…
— Это ты брось! — раздраженно махнул рукой Бобров. — Это еще изучать надо. Психика человека — материя тонкая. Ладно, продолжай пока…
— Версию о том, что Арланов покончил жизнь самоубийством, я почти отвергаю.
— Вот как! — Следователь удивленно вскинул брови. — Обоснуй…
— Нет, Иван Петрович, ну правда!.. — горячо воскликнул Ладушкин. — Посудите сами. Вы решили свести счеты с жизнью. Вспомнили, что у друга в шкатулке хранится «смерть». У вас есть ключ от его квартиры. Но зачем тогда при изъятии пистолета надевать перчатки? Чтобы не оставить ни одного пальчика? Он же с этим парабеллумом не банки грабить собирался… И потом — вы ведь в квартире Арланова тщательно работали. Но неопознанный ключ в ваших протоколах не значится. Ни в карманах, ни в столе вы его не обнаружили…
— Это слабый аргумент. Арланов мог этот ключ просто выбросить, — недовольно проворчал Бобров. — Хорошо… Если ты настаиваешь на версии «убийство», то кто твои подозреваемые?
— Во-первых, Арланов-сын. Махорин ездил в пансионат «Березка» проверял его алиби. Очень размытое!.. Да, многие видели «наследника», в субботу вечером и в воскресенье утром. Но у него был одноместный номер. Рядом — железнодорожная станция, электрички ходят часто. Он мог знать про связь отца, про Панкратова, про его «смерть», про ключ…
— Предположим. Еще варианты есть?
— Второй вариант — Надя, любовница Арланова. Цепочка та же: ключ — сложные взаимоотношения — вероятное знание, где хранится пистолет…
Бобров тяжело вздохнул, снова закурил. Затем взял в руки материалы дела, полистал страницы.
— А почему ты во время первого допроса не спросил у Панкратова, откуда он получил известие о гибели Арланова?
Ладушкин подошел к шефу, заглянул в документ.
— Да… — растерянно пробормотал он. — Как-то упустил… А давайте сейчас выясним.
— Как?
— По телефону позвоним. Он наверняка уже добрался до дома.
Коля быстро набрал номер, гудки сразу же оборвались.
— Але… — послышался в трубке хрипловатый голос.
— Константин Григорьевич, извините. Это ваш Ладушкин из прокуратуры беспокоит.
— Слушаю вас, Николай Борисович.
— Скажите, пожалуйста, а кто вам сообщил о смерти Арланова?
— Так Якушев, Михаил Александрович. Нынешний первый секретарь нашего обкома.
— А вы состоите в его организации?
— Так точно, молодой человек. Мне уже поздно идеалы менять. Я в партию вступал, когда немец под Москвой стоял. И хоть в Бога не верую, но о душе всегда думал и что такое совесть и честь по-своему понимаю…
Учебник криминалистики, составленный еще на основе марксистско-ленинской философии, по которому учился Коля Ладушкин, советовал следователю последовательно проверять каждую из версий совершенного преступления. О таких «псевдонаучных» понятиях, как предчувствие, интуиция, в нем ничего не говорилось. Но именно эти неуловимые, подсознательные процессы и двигали нашим юным героем, когда он в первую очередь отправился на поиски таинственной Надежды — любовницы Арланова. «Ищите женщину» — эта вековая мудрость придумана недаром!
Для начала Ладушкин решил посетить помпезное серое здание, где раньше размещался обком КПСС, а теперь аппарат представителя президента. Однажды Коля уже бывал в этом «храме». Тогда в Центре приняли очередное постановление об улучшении работы с молодежью, и кому-то из секретарей поручили встретиться с местной «порослью», выслушать, так сказать, непосредственно из уст народа о всех проблемах и пожеланиях. Контингент на это мероприятие отбирался тщательно и пропорционально: школьники, студенты, рабочая молодежь, колхозники, представители интеллигенции… Вот Ладушкин как отличник учебы и удостоился высокой чести.
Выступавших готовили заранее. Все прошло гладко и скучно. Единственное, что осталось в памяти, — чопорная, прямо-таки музейная атмосфера самих партийных апартаментов: шуршащий ворс ковров, идеальный блеск паркета, даже запах какой-то особый, импортный…
Сейчас спокойно, без всякой проверки войдя в священное здание, Коля поразился его запущенностью, неухоженностью: ушел хозяин, а пришел кто? Временник?
Понятно, что интересующие Ладушкина сведения он предполагал получить не в отделе кадров, а от кого-нибудь из старой обслуги: дворня знает про барина больше, чем жена.
Метод Коля выбрал правильный. Уже в раздевалке он нашел суетную старушонку, которая все ему и поведала.
Надежда Казимировна, с которой Арланов любовь крутил, вовсе не секретарша. Она, дорогой товарищ, в отделе торговли исполкома служила. Только встретиться вы с ней не сможете, поскольку она в тюрьме сидит. А фамилия ее — Салтовская.
В архиве прокуратуры Ладушкин под расписку получил пять томов уголовного дела о торговых махинациях. И к великому своему удивлению, узнал, что его вел сам Иван Петрович Бобров. С этим великим открытием он и бросился к своему старшему наставнику.
— А-а-а… Салтовская… — криво усмехаясь, процедил следователь. Как же, хорошо помню. Смазливая бабенка. И действительно, грудастая. Так что наш «фронтовой разведчик» точно определяющий признак выделил. Нахально себя вела и воровала дерзко. Чувствовалось, за ней высокий покровитель стоял. Только попалась она на переломе эпох. Чуть-чуть до великих перемен не дотянула. Сейчас бы легализовала свой капитал и была бы хозяйкой жизни… — Бобров зло засмеялся, закашлялся.
— Вы у нее обыск проводили? — спросил Коля.
— Я… — вяло кивнул Иван Петрович.
— А этот злополучный ключ? Не попадался?
— Ну брат! Там не до таких мелочей было. Там валюта, ценностей рекой текли…
— Арланова она не называла?
— Нет.
Ладушкин возбужденно вскочил:
— А ведь Салтовская могла передать ключ «боевику», который остался на свободе. Предположим, Арланов обещал: «Вызволю тебя после суда». Слова своего не сдержал. За это его и казнили.
— Слишком сложно. Хотя, конечно, возможен и такой вариант. Ну и что теперь? Опять поднимать все связи Салтовской. Ты представляешь объем работы? Из-за какого-то дерьма… Казнили его и правильно сделали!
Ладушкин несколько опешил.
— Вы, Иван Петрович, не юридически рассуждаете, — игриво пожурил он наставника. — Мы правовое государство строим. Каждое преступление должно быть наказано.
— Ох, Коля! Это первое твое дело. Вот ты на него и набросился, как молодая борзая. А покрутился бы с мое… — Бобров тяжело вздохнул, затравленно, исподлобья посмотрел на практиканта. Ладно, уговорил, делай версию «Салтовская». Только один ты не потянешь. Пиши докладную прокурору. Пусть группу создает…
Два часа сидел Коля Ладушкин за столом, пыхтел, старался — строчил документ на имя самого главного начальника. Закончив свое сочинение, он показал его Боброву.