шел в сторону курятника. Домики стояли в темноте. Из них доносилось приглушенное кудахтанье — куры разговаривали. Визит был нанесен, как решил мистер Вули, в первый курятник, где жили кохинхины. Куры — перья у них были еще взъерошены от страха — внимательно смотрели на него в свете электролампочки, освещавшей ряды насестов. На цементном полу лежало петушиное перо, и мистер Вули стал оглядываться: где же сам петух? Его не было. Правил он здесь один, все остальные были куры, одна из которых, надо полагать, и испустила этот душераздирающий крик, увидев, как напали на главное существо во вселенной…
— Черт возьми, — озлился мистер Вули, очень гордившийся красавцем петухом.
Куры презрительно заквохтали. Мистер Вули подумал, что они очень похожи на женский комитет Уорбертонской торговой комиссии.
— Дамы, — обратился он к ним, — дамы Уорбертона, добрый вечер.
— Бла, — дружно ответили они чуть подергивая хвостами. Это «бла», вероятно, соответствовало слову «козел» в человечьем языке…
— Меня попросил прийти к вам сегодня, — продолжал он, — и выступить по вопросу сберегательных марок. — Тут мистер Вули вспомнил, где находится, и смущенно опустил глаза.
Очень хорошо, что опустил, потому что сразу же увидел на полу… ну да, конечно, женскую тапочку, домашнюю тапочку с розовым помпоном на носке. Взяв ее в руки, мистер Вули понял, что это тапочка его жены.
Под циничными взглядами кур он вертел и вертел ее в руках, а тем временем в том месте, где укоренялся бы его хвост, если бы у него был хвост, зародилась и стала ползти вверх по хребту какая-то первобытная дрожь, нечто из джунглей. Он сунул туфлю в карман. Выключил свет.
Миссис Вули в их супружеской постели не было. Он прошел в ее апартаменты, но не обнаружил и там. Пожалуй, он и сам не знал, увеличило ее отсутствие его опасения или уменьшило. И в самом деле, что хуже — отсутствие или присутствие Дженнифер? Он решил опять лечь в комнате для игр и сразу направился туда. Кольца и брусья, которые он устроил для жены, поблескивали своей новизной в пустоте просторной комнаты. Мистер Вули вспомнил, как она приняла этот дар, свидетельство внимания к ней. Дженнифер сначала широко раскрыла глаза, дивясь его наивности, потом рассмеялась его глупости. Сейчас он с удовольствием представил ее летучей мышью, висящей в воздухе.
Одеял здесь не было. Мистер Вули вернулся за ними в свою комнату. Он сразу заметил, что дверь в ванную комнату приоткрыта. Свет там был включен. Вули бросился к двери — и сразу замер. Он увидел Дженнифер, склонившуюся над ванной. Она была в шортах и белой рубашке, расстегнутой. Волосы растрепаны, а руки заняты петухом кохинхинской породы. Одна придерживала его за спину, другая занесла лезвие бритвы, принадлежавшее мистеру Вули. Лицо Дженнифер в профиль показалось Вули заострившимся, голодным, смотрела она вверх — так, будто прислушивалась к чему-то.
Внизу часы мягко пробили полночь. Дженнифер, скупо улыбаясь, профессиональным жестом перерезала петуху горло, и хлынула кровь — ей на руки, на одежду. Она стала наполнять кровью чашку. Наполнив, петуха выронила не глядя. Дженнифер разговаривала с собой на языке, которого Вули никогда раньше не слышал. Быстро развернув маленькие пакетики из оберточной бумаги, хранившиеся у нее в кармане рубашки, она высыпала их содержимое в чашку с кровью. Размешала все это ручкой зубной щетки, а ее голос повторял незнакомые слова снова и снова.
Теперь из чашки поднимался легкий голубой дымок. Дженнифер улыбнулась. Он услышал ее довольное восклицание: «Ага!» Ополоснув щетку в струе горячей воды, она чуть встряхнула ее и вернула на место, при этом повернувшись к зеркалу, — а там встретилась взглядом со своим потрясенным мужем. Мгновение она смотрела на него в зеркало, потом заговорила:
— Постыдился бы, мужчина твоего возраста и подглядывает!
Без дальнейших слов, со скромным достоинством, она закрыла дверь перед его носом и заперлась на замок.
А он сразу же, и совершенно бесшумно, побежал вниз по лестнице— в библиотеку. Это лживое лицемерное замечание оказалось для него последней каплей.
Над большим камином в библиотеке висел, среди другого старинного и своеобразного оружия, боевой топор с короткой рукояткой. Через несколько минут Бентли и прочая челядь были разбужены грохотом яростной атаки. Мистер Вули рубил дверь ванной комнаты, задыхаясь, обливаясь потом, — но дверь была из такого крепкого дуба, что топор сразу затупился.
Слуги глазели на него из холла.
Когда мистер Вули остановился передохнуть, Бентли заговорил дрожащим голосом:
— Если вам нужно в туалет, то почему бы не воспользоваться тем, что через холл?
— Там моя жена, — объяснил мистер Вули.
— О.
— Не надо мне ваших «о». Она отказывается выйти!
— Может быть, она… э… выйти еще не готова?
— Готова или нет, — заорал мистер Вули, снова набрасываясь на дверь с топором, — она злокозненное существо, — проговорил он, задыхаясь. — Хвостатая гарпия, тролль, низвергательница общественного и природного порядка. Вот я ее сейчас!..
Они решили, что он свихнулся. Бентли сообщил Свенсону. Свенсон взял свое ружье и явился вместе с сеттером, сеттер оживленно все обнюхивал. Дверь спальни была закрыта. Он постучал.
— Кто это? — отозвался мистер Вули усталым голосйм. Узнав, кто это, он приказал своему шоферу отправляться к черту, причем немедленно.
Слуги, посовещавшись внизу, согласились в том, что лучше подождать, не дергаться. Столь же единогласно они рассудили, что новая миссис Вули удара боевым топором по голове вполне заслуживает.
Но утром их взорам предстали миссис Вули и мистер Вули — каждый на своем конце длинного стола. Они завтракали или притворялись, что завтракают, и вели себя почти как обычно, разве что говорили мало. Ну что ж, слугам не пристало обсуждать спальные игры Хозяина и Хозяйки…
Все шло как обычно.
Никто, кроме мистера Вули, не знал, что, когда он наконец прорубился в ванную комнату, там было совершенно пусто. Он заглянул в окровавленную ванну, в раковину умывальника, медицинские шкафчики, даже поднял крышку… ну а кто бы не поднял? Ее не было. Ах да, открытое окно…
Однако вернемся к завтраку Вули.
Миссис Вули закончила первая. Она проникла за воздвигнутую мужем преграду — газету «Нью-Йорк таймс» — и поцеловала его в лоб губами сухими и горячими, как угольки.
— Ты такой милый! — тихонько проговорила она. — Такой страстный. Такой порывистый…
Он не ответил. Он посмотрел на часы. Он сказал, в обычной и неподражаемой манере Т. Уоллеса Вули, что если не отправится сейчас, то опоздает в офис, затем поднялся и пошел к машине.
— Свенсон, вы говорите по-египетски? — спросил он.
— По-египетски? Нет, я говорю по-шведски.
— Не годится. Как насчет арабского?
— Шведский — очень хороший язык, — обиделся Свенсон. — У нас в Швеции полно прекрасных писателей.
— Да ну их к черту, — озлился мистер Вули. — Везите меня в контору начальника.
— Какого начальника?
— Полиции, разумеется.
ГЛАВА 9РАЗГОВОРЫ, РАЗГОВОРЫ… А БОГ?
Начальника Уорбертонской полиции звали Джордж Уильямс. Высокий, худой человек, весь серый — костюм, волосы, глаза — он мало походил на полицейского. Весь облик Уильямса и его манеры определялись по большей части прежней профессией: он преподавал историю в широко известной, довольно фешенебельной школе для мальчиков. В маленьких городках, окружающих огромный Нью-Йорк, такое бывает — начальником полиции может быть непрофессионал, главное, чтобы «человек был хороший». Мистер Вули как раз и помог Уильямсу занять этот пост, поэтому сейчас не сомневался, что начальник полиции примет его незамедлительно.
— Хелло, Джордж.
— Доброе утро, мистер Вули. Садитесь, садитесь же. Ну, я очень рад видеть вас в своем кабинете. Что вы о нем думаете? Карты нравятся? Я люблю карты. Раньше в офисах вешали гравюры, сейчас отдают предпочтение картам. Искусство — в нем, знаете ли, есть нечто подозрительное, ненадежное. А вот карты в наши хаотические времена придают уверенности. С картой чувствуешь себя безопаснее, она враг хаоса. Ха-ха. Ну вот, я вам уже читаю лекцию. И — да, я целую неделю собираюсь навестить вас и принести свои поздравления.
Но мистер Вули его будто не слушал.
— Поздравления? — удивился он.
— С вашим браком. Очень романтично с вашей стороны, и героично — я имею в виду спасение, конечно. Не брак. Ха-ха. Привлекательная женщина, если мне можно так сказать, мистер Вули.
— Вам-то можно, — мрачно ответил он, — а я бы так не сказал. Она вовсе не такая. И даже наоборот. Непривлекательная. Неестественная. Да, это слово больше подходит. Неестественное, противоестественное существо, Джордж.
Джордж Уильямс от изумления ничего не мог сказать. Он смотрел на мистера Вули, которого всегда считал самодовольным ослом, а теперь еще и лицемером. Пожар обнажил его тайны, выставил на всеобщее обозрение — и подумать только, этот скупец держал любовницу в задрипанном отеле «Монро», при его-то богатстве!
— Существуют ли законы, относящиеся к действиям, направленным против природы? — спросил мистер Вули с очень серьезным видом.
— Да, конечно, — эксгибиционизм, садизм, каннибализм, инцест…
— Нет, нет, — мистер Вули нетерпеливо тряхнул головой. — Фу. Это все пустячные отклонения, естественные, как цветы весной — по сравнению…
— По сравнению с чем? — осведомился начальник полиции. Боже мой, подумал он, на чем же попался этот маленький человечек или его новая жена?
— Неужели нет законов против преступления, которые подрывают естественный закон, закон природы?
— А, — воскликнул начальник полиции, учительским жестом сплетая длинные пальцы, — закон природы! Полагаю, вы имеете в виду черную магию? Ведьмовство?
— Совершенно верно.
— О да, такие законы существуют! — Уильямс был рад поговорить на знакомую тему. — Надо сказать, я интересовался историей вопроса. В Уорбертоне есть свои законы, специально для этих случаев, и они сохраняют свою силу по сей день. Уорбертон никогда не доходил до крайностей, которыми прославился, например, Сэйлем и некоторые другие города, где в семнадцатом веке любили охотиться на ведьм. Однако и у нас нескольких утопили, одну повесили, а еще одну побили камнями, от чего она и умерла…