— Как насчет Майами? — заговорил он оживленным голосом страхового агента, который пытается всучить не очень выгодный полис. — В Майами позволяют жить кому угодно. Ты должна отсюда уехать и никогда не возвращаться. Как насчет Голливуда? Тебе понравится в Голливуде. Там твое место, я знаю… Или Чикаго? Но нет — сначала Рено — говорят, город очень привлекательный, полный зла, там ты сможешь получить развод.
Он продолжал в том же духе, расписывая достоинства того города и этого — достоинства, понятно, с инфернальной точки зрения, а не с какой-нибудь другой.
Дженнифер выслушала его молча. Она увидела, что он непреклонен.
— О’кей, ты победил — сейчас. — Ей захотелось отхлестать его словами. — Ты такой занудный и праведный осел. Тебе кажется, что ты жил и чему-то научился. Но ничему научиться ты не сумел. Ну что ж, я проявила неосторожность, и ты теперь знаешь, кто я такая и почему вышла за тебя замуж. За тебя, маленькую напыщенную свинюшку. Как трамплин ты был еще сносен, но в остальном… Я буду рада от тебя избавиться. — Она вскочила и начала прохаживаться по комнате как большая рассерженная кошка. — Да, я уеду. Но сначала я оставлю на тебе свою пометину! — Она злорадно улыбнулась, предвкушая месть. — Я прокляну тебя ушами.
Мистер Вули вздрогнул, не совсем поняв эти странные слова, и потрогал свои уши — не стали ли они вдруг ослиными. Уши оставались прежними, по крайней мере, на ощупь.
Пока он занимался ушами, его жена исчезла. Она побежала наверх. Через несколько минут, в течение которых мистер Вули топтался на месте, потрясенный, но перед лицом новых страхов цеплявшийся за чувство триумфа, она опять сбежала вниз, одетая в темный костюм из твида и норковое пальто. Свенсон, вызванный по телефону, уже ждал у выхода. Вот таким образом миссис Вули и отбыла. Наблюдая из окна библиотеки, ее муж снова потрогал уши. Все вроде нормально.
Вошел Бентли. Он поднял с пола кнут и вернул на место.
— Перестаньте говорить с собой, — потребовал мистер Вули.
— Прошу прошения, сэр. Я не знал, что говорю с собой.
— Вот именно, — злобно проговорил мистер Вули. — Бормочете как старая баба! Ну вот, опять. Прекратите, говорю я вам!
Бентли не произнес и не пробормотал ни одного слова. Он вышел, мелко подрагивая. Он был возмущен и немного испуган.
ГЛАВА 11НЕОЖИДАННОСТИ
Мистер Вули ходил некоторое время туда-сюда по библиотеке, затем поднялся наверх. Он определенно нервничал и поэтому предписал себе физические упражнения. Когда в комнате для игр зазвонил телефон, мистер Вули подскочил на фут. Он как раз греб на гребной машине, надеясь, что это утомит его и позволит уснуть. Телефон находился на расстоянии вытянутой руки. Мистер Вули «лег в дрейф» и снял трубку. Послышался голос Свенсона, а тон вовсе не был радостным.
— Я о миссис Вули, — начал он.
— Да?
— Ее нет, сэр.
— Ну конечно. Она успела на поезд в девять сорок пять?
— Она выпрыгнула, сэр.
— Из поезда?
— Как она могла? Мы на поезд не попали.
— Где она?
— Я не знаю. Знаю только, что, когда я остановился у вокзала и вышел открыть дверь для миссис Вули, ее не было. Никого не было. Пустая машина.
У мистера Вули в груди образовалась огромная пустота. Он-то думал, что все уже хорошо… Свенсон ждал.
— Миссис Вули, — заявил мистер Вули, — женщина энергичная. Она просто вышла в другую дверь, пока вы обходили машину. Не беспокойтесь. Я уверен, она села на поезд в девять сорок пять.
— Нет, будь я проклят, не села. Я обыскал весь поезд. Сообщит^ в полицию?
— Боже милостивый, ни в коем случае.
Но, повесив трубку, мистер Вули удивился, почему же он ответил «нет» на столь разумное предложение…
Он попытался уснуть.
Что-то на него смотрело! Он поднялся, прошел в их общую спальню, там на него тоже что-то смотрело. Но что? Он снова и снова поворачивался кругом, сначала медленно, потом быстро, надеясь усмотреть, что же там такое. И наконец понял, что на него смотрит. Окна! Вот и все. Окна! Его собственные окна. Каждое смотрело на него и задавало лишь один безмолвный вопрос: «Не по моему ли подоконнику проскользнет сюда она, когда ты будешь лежать беспомощный в своей постели?»
Мистер Вули вызвал звонком Бентли, и вместе они проверили оконные замки на всех трех этажах. В результате дом стал будто затянутым — как сорокалетний мужчина в костюме, нс надевавшемся лет с тридцати. В течение всей этой оборонительной операции Бентли продолжал разговаривать с собою низким смазанным тоном…
— Прекратите, Бентли! — потребовал мистер Вули.
— Что прекратить?
— Это дурацкое бормотание. В чем у вас дело?
«Он свихнулся наконец, — пробормотал Бентли, — и ничего странного, раз уж угораздило жениться на ведьме».
Мистер Вули не мог поверить своим ушам. Он смотрел на своего дворецкого с неописуемым ужасом.
— Я не бормочу, — пробормотал Бентли. — Ему что-то чудится! — Потом, чуть отчетливее: — Извините, сэр, я и не знал, что бормочу, как вы это называете!
И снова пошел смазанный шепот. Я переутомился, сказал себе мистер Вули и был, разумеется, прав. Ему было о чем подумать, поэтому он махнул рукой на дурацкую новую привычку Бентли и отпустил его, кратко пожелав доброй ночи. Бентли стареет, вот и результат. Даже такие, как Бентли, стареют, печально подумал мистер Вули.
В тот день больше ничего неожиданного не случилось, если не считать, что случился пожар. Как позже вспоминал мистер Вули, хотя и смутновато, он поднялся с постели, в которой не нашел сна, надел халат из верблюжьего волоса и красные кожаные тапочки и отправился поговорить с полицейским Коннолли, чья тень прохаживалась у главных ворот. Коннолли увидел его, приостановился. Ночь была темная, нависли мрачные тучи. Коннолли проговорил: «Вот он опять, выскочил из дома посреди ночи, какого хрена этому коротышке нужно?»
Конечно же, ничего подобного Коннолли не мог сказать. С какой стати? Мистер Вули сунул палец в одно ухо, потом в другое. Какое-то гудение в голове. Ну ясно. Это плюс воображение. Но почему он вообразил слово «коротышка»? Да, он не гигант, однако производит впечатление рослого мужчины, правда ведь?
Мистер Вули вежливо поздоровался с полицейским. И сказал, что если этой ночью ему покажется, будто кто-то лезет по стене или притаился на крыше, пусть достает револьвер и стреляет — хорошо прицелившись.
«Шутит он или это ловушка?» — спросил полицейский.
— Что такое?
— Я сказал, может, это был отсвет луны или что-то у меня в глазу. — «И посмотрите, какая рожа у этого человечка, — продолжал Коннолли. — Да он испуган до смерти, или я ничего не понимаю в испуганных рожах. Ну, если бы у меня было столько золота, сколько у него, я бы тоже дергался!»
— А может быть, луна и ни при чем, — проговорил мистер Вули, опять тыкая пальцем то в одно, то в другое ухо. — Я заметил сегодня, что растительность на стене кое-где повреждена. — Это прозвучало вполне разумно. Но Коннолли сказал: «Это ложь, я сразу вижу. Интересно, почему, а?»
— Как вы смеете говорить такие вещи? Вы, наверное, пьяны, Коннолли.
Полицейский отшатнулся. Фонарь над воротами осветил его лицо. Вид у Коннолли был ошарашенный.
— Да я и рта не раскрывал, — ответил он.
— Да ну? Вы уверены?
— Конечно, уверен. — И опять негромкий шепот: «С чего бы это я не был уверен? Что укусило нашего коротышку?»
Пока он произносил эти слова, или казалось, что произносил, мистер Вули наблюдал за его губами. Рот оставался закрытым. Непохоже, чтобы Коннолли научился говорить ушами или порами кожи. Мистер Вули вспотел от волнения. Ему не нравилось слышать слова, которых никто не говорил. Ну вот совсем ему это не нравилось.
— Извините, Коннолли. У меня что-то с ухом. Гудит. Никак не отделаюсь. До свидания.
И он пошел обратно к дому.
Но дойти не успел, потому что в городе дико завопила пожарная сирена.
— Поглядите-ка! — воскликнул Коннолли.
Над верхушками деревьев к западу появилось и сразу стало расти адское зарево.
— Там ужасный пожар! — прокричал Коннолли. — Красота, мистер Вули.
Огонь, жадно всхлипывая, пожирал внутренности маленькой церковки, языки пламени лианами выхлестывались из окон.
Горожане стояли большим полукругом, почтительно-завороженные лица их переливались красноватыми бликами. На фоне этих зрителей творили представление пожарники — бегали со змеями, полными воды, кричали. Среди них был и мистер Вули в таком же прорезиненном плаще и каске. Из-под полы плаща выглядывал верблюжий халат, на ногах красовались домашние тапочки, ибо он прямо так и приехал сюда после возгласа Коннолли. Надеясь спасти Бог знает что, кусочек этого окошка, может быть, он хотел войти прямо в бушующую топку у главной двери, зиявшей огненным провалом, но другие схватили его — нет, нет, там он найдет только мучительную смерть. Мистер Вули вырвался и побежал. Увидев свою жену, он остановился так резко, что чуть не рухнул на землю.
Перед церковкой, в ее треугольном дворике, росли два тюльпанных дерева, старые и необычайной для этого вида толщины. Только вчера на них распустились крупные цветы, сейчас они погибали, испепеляемые дыханием пожара. Рядом с тюльпанными деревьями стояла миссис Т. Уоллес Вули в своем новом норковом пальто. Ее злые раскосые глаза казались еще более китайскими, чем обычно, маленький красный ротик был приоткрыт: она смеялась от удовольствия при виде огня, который любила, и растерянного мужа, которого не любила. Ткнув пальцем, острым, как колючка, в сторону мистера Вули, она презрительно засмеялась. Ужасное было зрелище. В это мгновение Вули понял лучше, чем когда-либо, что женился на создании из самых темных уголков вселенной, на женщине, созданной из одного зла. По коже у него пошли мурашки величиной с крысу, когда он вспомнил, в какой интимной близости был с этим существом — да и можно ли ее назвать женщиной?.. Залитая буйными красками пожара, она радовалась, что маленькая церковь вот-вот погибнет.