чувствовать, что меж ними уже возникла некая интимность.
— Становится жарче, — заметила девушка.
Действительно ли она так думала? Его жара не беспокоит, заявил мистер Вули. И вообще, раз уж он благополучно доставил ее вниз, ему есть смысл подняться обратно и спасти еще кого-нибудь.
— Я была последней, — ответила на это девушка. — Когда закричали про пожар, я принимала ванну. Ну, я быстро вытерлась и накинула тонкий халатик. Потом вошел огонь и сжег его прямо на мне.
— Вошел огонь! — вскинулся мистер Вули. — Вы говорите об огне так, будто это разъездной торговец щетками.
Она засмеялась ему в спину.
Теперь было очень жарко и очень тяжело дышалось.
Пожарные у входных дверей направили свои прожектора на фасад отеля, и стало светлее, чем в полдень. Мистер Вули поставил эту странную девицу на ноги.
— Вы не можете выйти туда прямо так, — проговорил он, стараясь не смотреть на нее, ибо тело девушки стало очень уж видимым.
— Не понимаю почему.
— Ну, тогда идите сами. А я побуду здесь, пока народ не успокоится.
— Сгорите.
Он подумал, а не лучше ли это, чем выйти в толпу с голой женщиной.
— Если вы настаиваете, я могу надеть ваши брюки, — предложила эта голая женщина.
Это казалось полным решением проблемы, пока он не догадался спросить:
— А в чем буду я?
— Вы же носите трусы, не так ли?
Он ясно представил себе картину. Слишком ясно. Если его увидят в трусах, ее в его брюках, а обоих выходящими из отеля «Монро», это войдет в историю Уорбертона. Нет уж, чур меня.
— Я чувствуя себя намного лучше, — сообщила девушка. — Что, если я вынесу вас?
Он обдумал это предложение, но отверг. Оно ничего не улучшало. С лестницы на них уже катились головни. Что делать? Девушка решила этот вопрос, издав легкий стон и быстро, но не слишком быстро, упав в обморок. Он подхватил ее и опять устроил себе на плечо. Пожарные, открывшие в это мгновение двери, отшатнулись, увидев столь необычную сцену. А широкая ступенька за проемом двери с колоннами действительно походила на сцену. Из толпы зевак поднялся негромкий, но дружный гул восхищения и одобрения. Вспышки фотокамер подбавили света, предельно улучшили видимость. Потрясенные пожарные даже не сразу поспешили на помощь. Наконец, стряхнув оцепенение, они забрали у мистера Вули его ношу и прикрыли ее плащом. В озаренном пожаром небо взметались приветствия герою, но слышались и вопросы: «Кто она?» Но никто не знал.
Мистер Вули нашел своего шофера и свою машину на безопасном расстоянии от очага пожара. Лицо мистера Вули было покрыто копотью, одежда растрепалась. Он счел нужным дать Свенсону какое-то объяснение.
— Спас одну леди, — сообщил он.
— Ды? — На Свенсона это не произвело никакого впечатления. — Я видел, — добавил он, а дальнейшим комментарием было его знаменитое нордическое молчание.
Мистер Вули, изображая беззаботность, легонько отряхнул отвороты пиджака.
— Ну, с этим покончено.
— Ды? Едва начато, по-моему, — сообщил ему Свенсон свое мнение. — Из огня да…
— Мы едем домой, — скомандовал мистер Вули. Голос у него был холодный.
— Ды, — ответствовал Свенсон, сумев одним кратким слогом выразить и подчеркнуть всю свою правоту в оценке сегодняшних приключений и всю невероятную неправоту мистера Вули.
ГЛАВА 3МИСТЕР ВУЛИ ЗАПОЛЗАЕТ В ПОСТЕЛЬ
У мистера Вули кровать была старинная, она принадлежала еще одному из его предков, который не стал писать свою биографию, потому что она почти вся оказалась бы непечатной. Кровать в стиле ампир с четырьмя пилонами вишневого дерева, красноватыми, украшенными глубокой резьбой. На передней спинке кровати изливал сияние золотой инициал В. Размерами кровать отличалась гигантскими. Все население дома Вули, шестеро или семеро слуг, включая толстенного дворецкого Бентли, плюс одна-две лошади, вполне могли бы спать вместе на этой кровати, не чувствуя стесненности, хотя, конечно, необходимости такой не было, места в просторном доме хватало всем. Так вот, крышу над роскошной кроватью мистера Вули образовывал лист зеркального стекла, занавески были из голубоватой парчи. Когда горела розовая лампа для чтения, мистер Вули мог, лежа в кровати и глядя в зеркало, отрабатывать мимику перед предстоящим выступлением — съезде риэлтеров, например, или на конференции по защите окружающей среды.
Он всегда звонил Бентли, дворецкому, перед тем как отойти ко сну. Бентли не раздевал его, но развешивал одежду по местам. С вежливым интересом и одобрением он слушал рассказы Вули о том, как прошел день, как он красноречиво выступал, как заинтересованно реагировала аудитория.
Сказав: «Можете идти, Бентли, доброй ночи», — мистер Вули медленно, задумчиво приближался к своей кровати, проверял термостат на стене, заводил часы, окидывал взглядом обложки очень серьезных книг на ночном столике, наконец с неторопливым достоинством ложился в постель, вытягивался на спине и, встретившись с собою взглядом в зеркале, бормотал: «Хорошая речь, прекрасная речь, никаких сомнений!» — затем гасил свет и сразу погружался в сон без сновидений. Спал он обычно на спине, однако не храпел, ворочаться у него тоже не было обыкновения, ибо никакие тревоги его не мучили. Да, ничто и никогда его не тревожило. Он был настолько занят с момента просыпания и подъема и до возвращения в постель, а кроме того, был в такой безопасности во время сна и бодрствования, что завтра просто ждало — оно не угрожало ему, как большинству из нас. Правду сказать, этот добродетельный вдовец, в одном смысле проявлял полную адаптированность к жизни, а в другом — был все равно что мертв. Хотя по высшему счету это может быть одним и тем же.
В этот же вечер, вечер возвращения с пожара в отеле «Монро», мистер Вули не вызвал своего дворецкого Бентли (который в результате не смог уснуть до утра) и, торопливо приняв ванну, заполз в постель. Впервые он не захотел встретиться с собой взглядом. Свет выключил сразу же. И начал метаться по кровати, то налево, то направо. Он вздыхал. Впервые ему хотелось нарушить последовательность событий, отвергнуть только что закончившийся день. Он уже не чувствовал себя в безопасности. Его обнаружили, раскрыли, броню пробили. Сам факт появления таких мыслей показывал ему, что все это время он в глубине души знал: хотя он и был самым занятым, самым общественно активным, самым значительным человеком в Уорбертоне, на самом деле он прятался от жизни, замкнувшись в своем панцире как черепаха.
Ему не нравилось существо женского пола, которое он спас. Ну вот совсем она ему не нравилась, но, думая о ней, он не мог спать. И самое странное — ум не хотел ее вспоминать, а рука хранила воспоминание о прохладной коже этой странной девушки. Душа его металась, не зная, как справиться с новыми чувствами. Лучше б она сгорела[1], чуть не сказал он себе. Проклятая девка вторглась в его жизнь! И может быть, не без корыстного умысла. У него ведь солидный доход и целая куча не облагаемых налогом правительственных облигаций. Он богат. Не женат! Только бедные могут быть не подозрительными. Мистер Вули молча молился. Молясь, он вспоминал пламя. Потом стал думать об адском пламени, и постепенно весь этот инцидент в отеле «Монро» разросся до небывалых размеров, стал казаться встречей с самим Дьяволом. О да, отель «Монро» — жуткое место! Он попытался переключить мысли на Бетти, но она почему-то слилась с существом, которое он спас. Уснув наконец, он ворочался и стонал, ибо ему сразу приснилось, что эта девица лежит рядом с ним и вся постель в огне. Увы, в огне был и он!
ГЛАВА 4ДЖЕННИФЕР
Доктор Фрэнк Мэнникс, человек с длинным, выбритым до синевы подбородком и в толстенных очках, смотрел на мистера Вули глазами, которые из-за этих очков казались крошечными, не больше горошины. Дождь постукивал по окнам докторского офиса в уорбертонской больнице, у самого конца Брик-стрит. Была вторая половина дня, следовавшего за пожаром, в котором отель «Монро» сгорел весь, целиком, полностью, остался только подвал, полный пепла. Примечательный пожар уж если взялся, довел до конца. Доктор Мэнникс рассказывал мистеру Вули о пациентке. Он уже поведал, что ее зовут Дженнифер Брум, что она, по ее словам, жила до недавнего времени в Кань-сюр-Мер, это городок на Французской Ривьере, по происхождению она англичанка и американка, состояние ее здоровья… ну… доктор помолчал, вглядываясь в мистера Вули, как будто тот мог скрывать какой-то важный факт.
— Состояние ее здоровья, — продолжал он, — замечательное. Чудесное у нее здоровье, да. Когда и зачем вы сняли с нее одежду?
Мистер Вули ответил со всей возможной краткостью.
— Я не снимал. Одежда на ней сгорела. Она прошла сквозь море огня, доктор.
Доктор чуть качнул головой.
— Наши глаза, — проговорил он с раздражающей снисходительностью, — часто нас обманывают, мистер Вули. Эта женщина ни сквозь какое море огня не проходила, уверяю вас.
Мистер Вули заметил, что доктор очень ему не нравится.
— Я был там, — напомнил он.
— О, я знаю, что вы там были. Боже милостивый, это знает весь город. — Он улыбнулся: один старый проказник другому.
— А вас, позвольте напомнить, там не было.
— И слава Богу! Нам, людям медицины, необходимо соблюдать осторожность. Я хочу сказать, мы не можем ходить в такие места, как «Монро». По крайней мере открыто. Но того, что, как вам кажется, вы увидели, просто не было. Я знаю это, потому что если бы она, как вы сформулировали, прошла через огненную топку…
— Я сказал «море огня», — поправил его мистер Вули, насупливаясь. Он решил больше не давать этой больнице денег.
— Я сужу о явлении по его последствиям, — заявил доктор таким тоном, будто мистер Вули всегда судил о явлении, основываясь на нумерологии или изучении чайных листьев. — Кожа мисс Дженнифер Брум интактна, без единого пятнышка, не видно никаких следов огня. Есть, однако же, маленькая розовая пометина на правом плече. Она похожа на, — он подыскивал слово, рассматривая мистера Вули своими прищуренными глазками, — укус, — сказал он наконец. — Но не укус комара. Скажите, мистер Вули, как давно вы знаете мисс Брум?