— Да я ее в жизни не видел, пока не поднялся на ту лестницу. — Мистер Вули помолчал, хмурясь. — Что же до укуса, если это укус, то я не кусаюсь.
Доктор Мэнникс рассмеялся.
— Лающие собаки! — И он покачал головой. Фуфло старое.
Мистер Вули подумал, хмурясь еще больше, что до прошлого вечера у доктора Мэнникса не хватило бы наглости допрашивать его подобным образом. А доктор, оказывается, еще и не закончил.
— Значит, — заявил он, — мисс Брум у вас новая, а не старая пассия. Вы к ней, так сказать, только что воспылали. — Возрадовавшись своей шутке, он с размаху хлопнул мистера Вули по колену.
Ну разумеется, печально подумал мистер Вули, все, как он и предполагал: поскольку никто не видел, как он входит в отель — толпа собралась позже, когда они с мисс Брум и совершили свой эффектный выход, — многие предположили, что между ним и мисс Брум что-то было. Теперь, с негодованием — но и со всеми подробностями, он объяснил доктору истинное положение дел. А доктор, вспомнив, что Вули всегда был щедр к больнице, выслушал его с почтительным интересом… После чего мистер Вули поднялся в женское отделение и отыскал палату мисс Брум.
— Кто это? — раздался ее голос в ответ на стук. Голос ему не понравился, он услышал в его звуках что-то кошачье, очень высокое, с подголоском скрипичной струны. Нет, не понравился ему голос, но, как и ночью в постели, мысль об этой девушке заставила его сердце биться сильнее, а колени задрожали.
— Это я, — пискнул он, вместо того чтобы сказать «мистер Вули» или еще что-нибудь разумное.
— О, — вздохнула она, — входите, входите.
Большинство женщин смотрятся лучше в постели, чем где бы то ни было. Главная причина этого заключается в том, что в постели они — по крайней мере для случайного посетителя — почти целиком закрыты. А другая причина в том, что волосы кажутся обильнее, пышнее, если они рассыпаны по подушке. Более того, будь они хоть цвета пыли, на фоне белой подушки какой-никакой эффект получается, обязательно… К тому же самая бесформенная из женщин и та умеет лежать на спине достаточно грациозно, не хуже любой другой. Это у женщин природный талант.
Но когда у женщины роскошные черные волосы с блеском и чуть раскосые глаза, полуприкрытые, зрачки светятся желтым в тени, рот кривится в кошачьей улыбке, безрадостной, как у кошки, жестокой и страстной, маленькие зубки сверкают и тянется рука, белая как снег…
— Ах, мистер Вули, вы пришли!
Он сжал кончики ее пальцев в своих и едва заметно поклонился от пояса. Формальность, решил он, вот чего следует придерживаться в этой встрече, холодной формальности, и еще нужно с достоинством воспитанного человека избегать упоминаний о вчерашних событиях.
— Мисс Брум, я полагаю?
Она изумленно уставилась на него. Будь мистер Вули наблюдателен, он бы заметил по напряженности ее бровей, что она не только потрясена и рассержена.
Голос ее звучал сейчас очень ровно, с очень едкими интонациями, так умеют говорить английские аристократки.
— Ну, будь я проклята.
— Прошу прощения?
Она помолчала.
— Не угодно ли… присесть?
— Благодарю вас. — Он сел на краешек стула с прямой спинкой. Комнатка была узкая. Вули по необходимости оказался совсем рядом с кроватью. Маленькая черная головка на белой подушке повернулась к нему.
— Могу я представиться? Т. Уоллес Вули.
— Можете ли вы представиться? Почему нет? Здравствуйте. — Она коснулась его щеки, и он вздрогнул, вспомнив то опаляющее пламя. — А нам обязательно… быть такими формальными? Ведь что ни говори, я обязана вам своей жизнью. Она ваша, мистер Вули. Я ваша. А вы пришли сюда и смотрите на меня холодно, как президент банка на неугодного клиента. Не этого я ожидала. В глазах всего Уорбертона кто я сейчас?
Мысли его смешались. Слышался шепоток осторожности, но и что-то еще — симпатия к этой несчастной жертве, возможно. Как поступить? Каким путем пойти? Он неотрывно смотрел на нее. Когда тяжелые веки Дженнифер приподнимались, ее желтые глаза встречались с его глазами. Постепенно все вокруг померкло для Вули, осталось только чистое желтое свечение.
В это мгновение, разрывая странную тишину, появилась проворная медсестра — белая блузка, накрахмаленный белый передничек и белая шапочка с полями-крылышками. Она принесла разнос с обильным и разнообразным ленчем и несколько газет. Она чирикала и щебетала, поглядывая циничными блеклыми глазами на разнежившуюся красотку в постели и этого напыщенного мистера Вули. По виду-то не скажешь, думала она, эти маленькие мужчинки, они, говорят… А девка, видать, разохотилась, вон как смотрит на него… Медсестра придумывала себе занятия, чтобы задержаться здесь подольше, пока мистер Вули не изгнал ее страшным взглядом вон.
Пища разрядила обстановку. Мысли мистера Вули вернулись к обычному дисциплинированному течению, когда он наблюдал, как Дженнифер ест. А ела она как аристократка, иными словами, как хорошо воспитанный волк с бархотками на лапах. Каждую устрицу тщательно осматривала, прежде чем отправить ее в себя, так же поступала и с розовыми креветками. Со стейком расправилась тоже весьма изящно. Время от времени она улыбалась мистеру Вули и даже предложила кусочек стейка — не заметив, что он при этом весь передернулся.
Потом она заявила ни с того ни с сего:
— Я превосходно себя чувствую. Завтра покину это место.
— Куда же вы отправитесь?
С печальным видом она отодвинула столик.
— Не знаю.
Он увидел жирные пятна от пищи у нее на руках и передернулся второй раз, когда она вытерла руки простыней. Теперь он заметил, что черные блестящие волосы растут на лбу Дженнифер слишком низко, лобик получается совсем узкий, а длинные брови смыкаются с линией волос посредством тонкого пушка. Он уже не считал ее привлекательной, скорее — наоборот.
Дженнифер облизнула губы.
— Я была голодна. — Она вздохнула и вдруг заговорила хнычущим голосом: — Что мне делать? Могу я остаться в Уорбертоне, мистер Вули?
— Почему нет?
— Почему нет? — Она взяла уорбертонскую «Ивнинг сан», единственную в городке газету, и острым длинным пальцем показала на фотографию, занимавшую почти всю первую страницу. Мистер Вули наклонился поглядеть. Он увидел себя, пучеглазого, а на левом плече у него находилось что-то — пара ног, совершенно голых, — и хотя лицо его было обращено к фотокамере, глаза явно косили влево. Чем дольше мистер Вули смотрел на фотографию, тем меньше она ему нравилась. И он, и мисс Брум выглядели на ней далеко не лучшим образом.
— Как я могу теперь смотреть им в лицо? — задала риторический вопрос леди Дженнифер.
— Но и продолжаться так не может, — возразил мистер Вули, по-прежнему не сводя взгляда с фотографии. — Я хочу сказать, нельзя вечно отворачиваться от людей.
Она заплакала. Как ребенок. Эти звуки пронзили его до самого сердца.
ГЛАВА 5БУРНЫЕ НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЕ СОБЫТИЯ
Мистер Вули, готовясь к обеду после утомительнейшего дня, разговаривал с Бентли. Бентли держал правую руку, чуть отведя от тела, с нее свисала пара брюк. Он немного согнулся вперед, придав своей физиономии выражение напряженного интереса при помощи всего лишь бровей: слегка искривившись, густые и рыжие, они без труда давали нужный эффект. Лицо у дворецкого было широкое, состояло главным образом из щек, глаза подзаплыли тем приятным жирком, которое дает только многолетнее экономическое благополучие и уверенность в продолжении оного. Решив про себя, что именно хочет услышать хозяин, он это и стал говорить:
— По-моему, сэр, она сама подожгла этот отель, зная, что вы почетный шеф пожарной команды, и совершила это злодеяние только для того, чтобы познакомиться с вами, сэр! Леди! Леди… простите за выражение. Я бы допросил ее. Перетряхнул бы все ее прошлое.
— Властям здесь, в Нью-Йорке и Вашингтоне, уже сообщили все факты, — холодно проговорил мистер Вули.
— Да, сэр. Я просто хотел сказать, сэр…
— Она очень, очень одинокая девушка, Бентли.
Бентли увял и погрузился в обиженное молчание. Только что хозяин разносил эту девку, а скажешь одно благоразумное слово, и он готов тебе голову откусить.
— И разве можно ее винить в том, что она меня любит, Бентли?
— Вы уверены, сэр, что она вас любит?
Мистер Вули нахмурился в зеркало. Над одним плечом он видел дугообразные брови на лунообразном лице своего слуги. Он повернулся к этому лицу.
— Вы намекаете, что никто не может в меня влюбиться? Но почему? Разве у меня бородавки на лице, Бентли? Горб? Скажите, Бентли, где вы у меня видите признаки проказы?
Бентли молчал, смущенный. Мистер Вули тоже помолчал.
— Вечером, — вновь заговорил мистер Вули, — я встречусь с мисс Брум для окончательного разговора. И я не желаю, чтобы меня критиковали за щедрый, героический импульс, будто это преступление, вам понятно? — Его тон изменился, стал подозрительным. — Она была готова покинуть больницу, но не покинула. Почему? Потому что у нее нет одежды. Ни одежды, ни паспорта, ни денег, ничего. Все сгорело. — Тут его голос опять повеселел. — Плакала ли она? Нет, даже одной слезинки не было! Она смеялась по телефону. Сказала, что чувствует себя заново родившейся. И еще сказала: «Называйте меня «бэби». Что за девушка, Бентли!
— Чудесная девушка, — подтвердил Бентли.
— Но кто заплатил за одежду, всякие мелочи, шляпки, сумочки, багаж?
— Багаж! — Бентли топнул ногой. — Вы правы, сэр!
— Молчать! — рявкнул мистер Вули, но вскоре он опять улыбался. — Я взял с собой секретаршу, чтобы помогла сделать покупки. Не помню, чтобы я покупал вещи для миссис Вули, когда она была жива… — он проговорил это приглушенным и торжественным тоном, как всегда, если речь шла о ней.
— Миссис Вули сама все покупала, сэр, и для вас тоже.
— Ну и вот, интересные впечатления были, могу заметить, Бентли. Я же подбирал не только верхнюю одежду… — Он вздохнул, его опять раздирали противоречивые мысли. — Все это примитивные бабские фокусы, заманивание, обман, Бентли! Я не поддамся. Я скажу ей уехать — и она