В тот же день, по предложению Сары, он отправился с нею верхом по лесной дороге — девочка на маленькой черной лошади, Вули на старой гнедой кобыле по кличке Рамми, животном нежном и глупом; Рамми была молодой во времена первой миссис Вули и, правду сказать, очень походила на эту даму.
— Не думай, будто что-то изменилось, — сказал мистер Вули дочери. — Дженнифер — леди, милая, культурная. Она будет тебе хорошей матерью.
— Да, папа, — ответила Сара.
— Конечно, она другая… — продолжал мистер Вули.
— Это верно, — согласилась Сара. Они натянули поводья, чтобы она могла последний раз взглянуть на большой старый дом под ильмами.
— Как у тебя с алгеброй? — поинтересовался мистер Вули.
— Хорошо. То есть паршиво. Ты счастлив, папа?
— Что? О чем ты спрашиваешь? Счастлив ли я? В день моей свадьбы? Я счастлив как жаворонок.
— Ты уверен?
Ну, это уж было слишком.
— Уверен ли я? Черт возьми, девочка, откуда мне знать, насколько счастлив жаворонок? Я никогда не видел жаворонка, тем более не задавал ему вопросов. Просто люди говорят — «счастлив как жаворонок»… — Он умолк, хмурясь.
— Я тебя таким никогда не видела, — печально проговорила Сара.
— Ты меня никогда не видела в день свадьбы, — прорычал мистер Вули.
— О, бедный папа, — вздохнула Сара. — Ты такой нервный.
— Ха-ха.
— Ты будто очарованный.
— А почему нет, Сара? Разве она не очаровательна?
Они завели своих лошадей в конюшню. Из темноты возник Свенсон. Он смотрел на хозяина поверх меланхолически обвисших усов, взгляд его был сдержанным, но беспредельно неодобрительным. Выражение его лица, самое неприятное и раздражающее в человеческой физиогномике, говорило, что он скорее оскорблен в лучших чувствах, нежели злится…
Отвернувшись от него, мистер Вули увидел точно такое же выражение на лице своей дочери. В нем вспыхнул небывалый импульс — дать пинка Свенсону, а потом, еще сильнее, дочке. Подавив этот импульс, он встретился взглядом со старой гнедой Рамми, любимицей его первой жены — и ему показалось, что и там он читает то же самое. Сдерживаться дольше мистер Вули не мог. Чуть отступив, он с чувством пнул старую лошадь.
Рамми сказала только: «Уф!» Но она вложила в это всю душу. Какие бы мысли у нее ни появились, она их оставила при себе. Но, очевидно, это не были дружелюбные мысли.
Когда Свенсон увез Сару, мистер Вули пошел гулять с молодой женой по широкой южной веранде, они ходили вперед-назад и обсуждали свое прекрасное будущее. Дженнифер пребывала в прекрасном настроении. Мистеру Вули и в голову не приходило, чем может объясняться ее расположение духа: артистическим удовлетворением от удачно сыгранной роли — а может быть, она упивалась своим триумфом над ним. Во всяком случае, когда он пробормотал, что час поздний и он устал, Дженнифер прошептала ему в ухо — он чуть поежился от ее горячего дыхания, — что она тоже устала, и они стали подниматься по главной лестнице медленно, со старосветским достоинством…
Дженнифер долго готовилась в своих апартаментах, примыкавших к его, готовилась с помощью служанки Хортенз. Наконец она, в прозрачно-туманной, но очень скромной ночнушке и пушистых тапочках, быстро вбежала, с развевающимися волосами, и, смущенно смеясь, прыгнула в огромную постель, где ее давно дожидался мистер Вули. Вела себя она так, будто у них это и в самом деле первая ночь, но мистер Вули был как раз из тех, кто охотно идет на такой лицемерный самообман.
Пробудившись, он обнаружил, что она спит в дальнем углу постели, совершенно голая. Осторожно прикрыл ее. Не просыпаясь, она скинула с себя простыню. Он аккуратно укрыл ее снова. Странно. Она вела себя как кошка, подумал он, опять засыпая. Разбудил его — теперь он это знал точно — отдаленный тоскливый вопль загулявшего кота. Мистеру Вули показалось, что он потерял чувство времени. Но за окнами было еще темно. Он услышал новый звук — что-то вроде громкого царапанья. К его ужасу, звук повторился. Мистер Вули сел, включил свет и тихонько вскрикнул, увидев на подоконнике руку, рука была единственная и находилась там как бы сама по себе. Это была рука его жены. Он ее хорошо видел даже с расстояния. Изящная ручка с обручальным кольцом. К тому же в постели жены не было.
Он позвал ее по имени, из каких-то неясных соображений — шепотом. Рука исчезла. Мистер Вули в следующее мгновение оказался у окна, высунул голову в прохладную ночь.
— Послушай, Дженнифер… — умоляюще проговорил он.
Она смотрела на него снизу вверх с расстояния примерно три фута.
— Куда ты идешь? — спросил он.
— Да просто выхожу.
— Но на чем ты стоишь, моя милая?
— Тут какая-то толстая лиана. Не знаю, как ты ее называешь.
— Кампсис укореняющийся, — услужливо подсказал он. — Очень старый кампсис укореняющийся, его посадил мой прадед.
— Возвращайся в постель, — сказала ему Дженнифер. — А то высунул голову и болтаешь о своих прадедах. Сейчас самая ночь. Расскажешь мне про своего прадеда завтра утром, когда будем завтракать.
Он послушно втянул голову обратно в комнату, но вдруг забеспокоился.
— Дженнифер…
Она опять посмотрела на него, ее узкие глаза поблескивали во тьме. Их разделяло теперь еще несколько футов.
— Что, мистер Вули?
— Достаточно ли он прочен, моя дорогая?
— Кто?
— Кампсис укореняющийся.
— Ну конечно. Возвращайся в постель, не то простудишься. И забудь ты про свой кампсис искореняющийся…
— Укореняющийся, — поправил он.
— Да какая разница! — вспыхнула она. — Ну, быстренько укореняйся в постели.
— О, какая ты остроумная! — восхитился он. — Милая, можно мне с тобой?
— Нет, нет, я скоро вернусь, дорогой. Ложись в постель, у тебя завтра много работы.
— Это верно, — согласился он. Но неохотно.
Мистер Вули, вернувшись в постель, уснуть не мог. Он думал об этом эпизоде у окна. Сейчас ему казалось, что он мог бы задать множество логичных вопросов в дополнение к тем, которые он задал, например: «Почему бы не воспользоваться лестницей?» Как он ее ни отгонял, утвердилась непрошеная мысль: в его жене есть что-то странное. И хотя в большой постели было тепло, он зябко поежился.
Может показаться, что наш мистер Вули, этот столп общества, вел себя до неприличия эксцентрично, бросался из одной крайности в другую в том, что касалось его жены, закрывал глаза на некоторые ее черты, даже забывал некоторые события, например, ее нырок с балкона, ее необожженное состояние после пожара в отеле «Монро» — но фактически он вел себя в точности как многие мужья, большинство мужей. Они женятся на каком-нибудь замаскированном чудовище — и вот все, конец, нет выхода, поэтому им приходится не замечать в жене как можно больше, а эти жены обычно выпячивают в себе самое плохое, чтобы смотрелось будто волдырь на ладони… Да, мистер Вули передергивался в своей постели. В своей собственной постели. Сна не было совсем. Он знал, чего боится больше всего — что услышит царапанье, когда Дженнифер будет подниматься по кампсису укореняющемуся. Или она вернется по лестнице, как и подобает христианке?
Нет. Она вернулась через окно. Когда просвет окна стал едва различим перед рассветом, она вползла обратно. Бедный Вули лежал неподвижно, плотно закрыв глаза, и притворялся спящим, потому что чувствовал себя не в силах заговорить с женой о ее поведении. Он не знал, что сказать ей, о чем спросить. А она была холодная, как лягушка. Холод просачивался по кровати от нее к нему. А она подбиралась к его теплу.
За окнами опять орали кошки, бесшумно появилась летучая мышь, инфернально черная, потрепетала в воздухе и вылетела обратно. Городок Уорбертон просыпался, уже выехали на улицы первые грузовики. Рядом с мистером Вули мирно спала его молодая жена. Он подумал, что ей, вероятно, хотелось размяться, и все. Так ведь? Мистер Вули решил снабдить комнату для игр, где потолок был довольно высокий, гимнастическими снарядами — кольцами и брусьями. Наконец он и сам уснул…
ГЛАВА 7ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО —НО ЛИШЬ НА МИГ
Символизм присутствует везде и всегда, даже в наше механизированное время. Джордж, гладкий молодой человек, сидевший за столом в приемной «Т. Уоллес Вули Инк.», показал зубы миссис Т. Уоллес Вули, которая была одета в серый беличий цвет и в такой же шляпке. Джордж не спрашивал у нее совета о своих резцах и клыках, а улыбался потому, что впервые перед ним была жена босса, женщина, с которой тот спит, если, конечно, у старикана хватает на это пороху. Молодой Джордж — ему было всего девятнадцать — посмотрел на раскрытый верх серого беличьего пальто и на темно-коричневый шелк под ним, шелк округло и заманчиво бугрился. «О!» — воскликнул Джордж, но не вслух, затем, повернувшись (она поздоровалась с ним легкой улыбкой), он сообщил по внутреннему телефону:
— Пришла миссис Вули.
Мисс Джексон, бледная как привидение, но красивее, сообщила боссу:
— Пришла миссис Вули.
— Н-ну! — отреагировал босс.
— Попросите ее войти, — проговорила Бетти в трубку.
И миссис Вули вошла.
Она легонько поцеловала своего милого в левый висок. Оглядевшись по сторонам, восхитилась, как это делают все жены:
— Так вот где ты работаешь!
— Нет, — ответил мистер Вули, будучи мужем, — здесь мы играем в прятки.
— Очень мило. А эта где прячется! Вот эта милашка?
— Это мисс Джексон.
— Здравствуйте, — любезно проговорила миссис Вули, глядя на нее очень нелюбезно. — Какая вы умная! Я видела, как ваши пальчики прыгали по клавишам машинки. Красивые руки. Дайте посмотреть.
Бедная мисс Джексон, покраснев, протянула руки. Миссис Вули их легонько потрепала. Она улыбнулась сопернице — обе прекрасно понимали, каков статус Бетти.
— Спасибо, — бросила миссис Вули и повернулась к мужу. — Дорогой, — начала она, — чек… Ты забыл оставить мне чек, рассеянный ты у меня. — Она повернулась к мисс Джексон. — Мне столько всего нужно накупить! Это так утомительно.