— А вот и не догонишь!
Дружный хохот был ответом на предложение погоняться. Гришка сник и, размазывая по мокрому лицу кровь, побрел через кусты к дыре в заборе.
Порфиров с непонятной тоской смотрел ему вслед. Казалось, теряет что-то дорогое, нужное, но что — не мог понять.
— Молодец, Леха! — хлопнул его по плечу Гилевич.
— Ну?! — зло скинул его руку Алексей. Презрительно сплюнув, он прошел между расступившимися школьниками. Все они когда-то лебезили перед Тюхой, а теперь поздравляют победителя и со злорадством смотрят вслед бывшему тирану и его, Лешки, бывшему другу. Так и хотелось вернуться и бить их, бить…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В последний день четверти шел снег. Алексей сидел перед осколком зеркала, установленным на подоконнике, пытался уложить мокрые после бани волосы в мужскую прическу, а то кудри, как у девки, хоть налысо стригись.
Во дворе залаяла Манька.
— Мам, тетка Галька идет.
— Какая? — спросила из соседней комнаты мать.
— Смирниха.
— Приехала, никак? — Мать пошла встречать гостью.
Галина Степановна, мать Светки Смирновой, полная рыжеволосая женщина, заполнила дом высоким громким голосом.
— Привет, подруга! Ну, как поживаешь?.. Да, на праздники приехала. Решила, вот, тебя навестить… А это Лешка? Ты смотри, какой вымахал! И не узнаешь!.. Ну, как учишься? Небось одни двойки?
— Эту четверть хорошо закончил, учительница похвалила, — похвасталась за него мать.
— Моя тоже хорошо учится, отличница. А растет! Приеду в следующий раз, а она уже замужем! — с довольной улыбкой произнесла Смирнова и вытянула из кармана иностранной куртки бутылку водки.
Глаза матери радостно заблестели.
— Сейчас я грибков маринованных наберу, сальца нарежу… — заметалась она.
— Да сядь, поговорим сначала, водка никуда от нас не денется.
— А чего там, за столом и поговорим… Порфиров! — позвала она мужа.
Налила и Алексею. Пил как воду — привык уже. А потом отламывал маленькие кусочки хлеба, долго мял пальцами и проглатывал шершавые шарики, слушая разговор старших.
Мать, выпив, оживилась.
— Ой, Галь, ты прям вылитая Алла Пугачева!
Смирнова благосклонно улыбнулась и кивнула головой, подражая певице.
— Представляешь, захожу в райцентре в ресторан, заказываю покушать, сто грамм коньяка, жду. Смотрю, вся кухня вывалила, уставилась на меня. Официантка принесла заказ и спрашивает: «Извините, вы не Алла Борисовна?» Не хватало, чтобы Аллочка по таким забегаловкам ходила! За кого они принимают ее?! — наигранно возмущалась Смирнова, чисто по-женски, основываясь только на схожести рыжих шевелюр и одинаковом количестве лишних килограммов, помогала известной певице нести бремя популярности. — То же мне, ресторан! Вот в Германии!.. — Она после развода с мужем работала три года вольнонаемной, парикмахером, в группе советских войск в ГДР и любила при каждом удобном и неудобном случае напомнить об этом.
Лешка с интересом слушал о незнакомой, недосягаемой загранице, о речных пароходах, на которых сейчас работала Светкина мать, о Черном море, куда после профилактического ремонта отправится ее судно, о мужиках из экипажа, от которых отбоя нет. Он выпил полрюмки, выделенные отцом, и мечтал о других городах и странах, о том, как когда-нибудь побывает там.
— Ну, а вы чего молчите? Рассказывайте, как живете! — закончила Галина Степановна.
— А что мы? — грустно ответила мать. — Живем — и все.
— Райкин мужик завтра работает, не знаешь? — спросила вдруг Смирнова.
Райка, младшая сестра матери, работала фельдшером в леспромхозе, а ее муж — электриком.
— Не знаешь, отец? — переадресовала мать вопрос.
— Вроде с утра должен дежурить.
— А зачем он тебе?
— Да так… починить кое-что надо…
Зачем она спрашивала о муже тетки Райки — Алексей узнал на следующий день. С утра опять валил мокрый снег, и, чтобы не сидеть дома, Лешка пошел к родне посмотреть телевизор. Пор-фировский телевизор не работал уже месяца три, надо было везти в райцентр, чтобы поменяли кинескоп, но когда были деньги, не до телевизора было: каждый день такое кино в доме — хоть зрителей выноси.
Родственники жили богато: мотоцикл с коляской, цветной телевизор, новая полированная мебель во всех комнатах, ковры на стенах, хрусталь в серванте. И еды у них всегда было навалом и всякая, даже магазинные колбаса и сыр. Лешка старался приходить к ним в гости так, чтобы попасть за стол.
Дожидаясь обеда, он сидел перед телевизором на ковровой дорожке — так удобней. Рядом, на диване, устроились два двоюродных брата и сестра — круглолицые и розовощекие, как молочные поросята. Старший из братьев, пятиклассник Сергей, в последнее время часто прибегал к Лешкиной защите, а за это всячески старался угодить. Он выпросил у матери конфет для двоюродного брата, показал новую игру, подаренную ему на день рождения, и постоянно тараторил, объясняя происходящее на экране, будто Лешка сам не понимал.
В сенях послышался знакомый голос. Светкина мать заглянула в комнату, поздоровалась с детьми и ушла с хозяйкой на кухню. Алексей обратил внимание, что у Смирнихи заискивающее выражение лица, она все время теребила носовой платочек, как делает и Светка перед контрольной или сочинением. Вскоре тетка Райка вернулась в комнату и достала из тумбочки, набитой лекарствами, две металлические коробки, в которых позвякивали инструменты, потом еще раз пришла за ватой и пузырьками с какой-то жидкостью. Слышно было, как хлопком закрыли дверь на кухню.
Сергей почему-то перестал болтать, завертел головой, наблюдая за матерью, к чему-то прислушался, когда она заперлась с гостьей. В глазах его появился необычный огонек. Двоюродный брат пересел на пол, шепотом предложил Алексею:
— Пойдем в игру поиграем.
— Сейчас, досмотрим.
— Пойдем, не пожалеешь, — выдохнул ему на ухо Сергей.
Лешка нехотя последовал за братом в соседнюю комнату. Игра была слишком детской, о чем и было сказано хозяину.
— Подожди, я тебе такое покажу-у! — многозначительно потянул Сергей.
В комнату заглянула сестра, и он принялся объяснять правила игры. Лешка слушал вполуха, но изображал повышенное внимание, поняв, что сестра пришла шпионить. Когда она вернулась к телевизору, Сергей прошептал:
— Иди за мной, но тихо-тихо!
Выкрашенная белой краской дверь имела в верхней половине две стеклянные вставки, закрытые изнутри цветастыми занавесками. У планки, разделявшей стекла, где сходились занавески, внизу образовались узкие треугольные щели. Через правую Лешка увидел широкую спину склонившейся над столом тетки Райки.
— Шире, — произнесла она.
И тут Алексей заметил, как сбоку от тетки шевельнулась нога, согнутая в колене, отклонилась в сторону, открывая толстое белое бедро. Тетка наклонялась и выпрямлялась, бедро открывалось больше или меньше, несколько раз видны были светло-рыжие курчавые волосики. Глухой стон заставил Лешку перевести взгляд Дальше. Сперва подумал, что рот завязан полотенцем, но потом разглядел, что полотенце было вставлено, как кляп, и придерживалось рукой Смирнихи. Концы его иногда дергались. Тетка Райка отошла в сторону — и Лешка увидел все.
Кончик его языка медленно перемещался по верхней пересохшей губе, потом спрятался, сдавленный губами, и помог протолкнуть в глотку свербящий комок воздуха. Рядом хрипло дышал двоюродный брат.
— Ага, а я расскажу маме!.. — послышался сзади шепот.
Лешка вздрогнул, обернулся. Двоюродная сестра улыбалась ехидно: дотронешься — закричит. Сережка расплющил указательным пальцем нос и губы, умоляя молчать.
— Тихо! — шептал он, увлекая сестру за собой. — Что я тебе дам!.. У тебя такого никогда не было!
— Что дашь? — упиралась сестра.
— Ну…
Алексей не дослушал, сколько стоит молчание, вернулся к телевизору. На экране мелькало что-то, играла музыка, младший из братьев чему-то смеялся, размахивая ручонками, а Алексей видел и слышал совсем другое. В ушах стояло приглушенное мычание, а перед глазами вспыхивали розовые клочки ваты и слипшиеся от крови волоски, подрагивающий живот и холодная сталь медицинских инструментов. Тут еще сестра, одетая в короткое платьице, вернулась на диван и начала баловаться шариками от подшипника, катая их по натянутому подолу, и стоило повернуть голову чуть влево, как видны были голубенькие трусики с двумя складками внизу.
Шумно отворилась кухонная дверь, осторожные шаги добрались до соседней комнаты, скрипнула кровать.
— Сейчас чаю принесу, — послышался голос тетки Райки.
Вскоре она принесла чай, зазвенела ложечкой в чашке. Тетка прошла позади Лешки к серванту, сунула деньги в кувшинчик, стоявший в дальнем углу на верхней полке. Алексею казалось, что тетка все знает и смотрит на него с укоризненно-гадливой ухмылкой, решает, выгнать ли пинком под зад или потыкать носом, как нашкодившего щенка. Не поднимая головы, он встал с дорожки и пробормотал невнятно, будто со словами выползал свербящий комок, проглоченный у двери:
— Пойду я.
— Обедать не останешься?
— Нет.
— Как хочешь, — буднично произнесла тетка Райка. — Да, матери напомни, чтоб долг занесла.
— Напомню, — справившись с отвращением, сказал Лешка.
Проходя через соседнюю комнату, увидел лежащую на кровати Смирниху. В одной руке чашка, в другой платочек, которым терлись красные, постаревшие глаза. Ноги немного раздвинуты, ниже колен покрыты волосиками того же цвета, что и там, на ногтях облезлый педикюр.
Зато на улице Алексей не видел никого и ничего. Под ногами вдавливался грязный снег, стельки промокли, он шел не разбирая дороги.
— Леха, чего не здороваешься? — послышалось сзади.
— Привет, — буркнул, не оборачиваясь.
Очнулся у почты. Там, на остановке, урчал старый, с облупившейся краской, желтый автобус, приезжающий три раза в день из райцентра. У передней двери, оперев о ступеньку большую сумку, стояла Юлия Сергеевна, разговаривала со Светкиной бабкой, а внучка шагах в трех от них делала вид, что не подслушивает. Она заметила Лешку, проследила, на кого он смотрит. Пусть знает, лишь бы учительница не догадалась.