— Может быть, рюмку коньяку? — осенило Федора. — «Чайка», выдержанный. Не «Наполеон», конечно, и даже не «Арарат». Но…
Но вчера у меня в баре вообще было пусто. И позавчера, и месяц назад и полгода тому… Как кстати оказалось это вознаграждение!
— Пожалуй… Разве что глоточек… — зябко повела плечами Юния.
На донышко рюмки себе, потом — на три четверти гостье и снова себе, себе, тоже на три четверти. Так по этикету? Или это только к вину относится?
— А за что мы будем пить?
«Первый тост — за ваше здоровье!» — чуть было не брякнул Федор.
— Извините, не могли бы вы принести воды? Боюсь, мне придется запить. Он слишком крепкий для меня, — попросила Юния.
Фотьев послушно поставил рюмку и помчался на кухню.
Нужно было захватить из бара фужер. А теперь придется в чашке подавать.
Юния сидела в прежней позе, обхватив плечи руками. Только воротник курточки, связанной мамой из толстых коричневых ниток, лежал теперь неровно. Но именно так он и должен был изогнуться, чтобы просто красивая девушка стала очаровательной, ослепительной, неотразимой.
Неужели это — моя квартира? Неужели на стул напротив этой супермодели сяду сейчас я, Федор Фотьев, изобретательный неудачник и алиментщик? Что-то случилось в подлунном мире. Не иначе, земная ось покосилась.
… Просто вы дверь перепутали,
Улицу, город и век,—
пытался объяснить Юнии ее ошибку Окуджава.
Федор поставил чашку на столик и опрокинул локтем свою рюмку.
Нет, земная ось осталась на месте. Хорошо, что скатерти нет. Стирать со стола гораздо проще, нежели стирать скатерть. Попробовать скаламбурить?
— Как вы неосторожны! — рассердилась Юния. — Чуть не на колени мне!
Федор опешил.
Из-за пустяка — и столько эмоций. Видно, за платье свое испугалась. Ну и взгляд… Гневный и прекрасный. Нет, не так: от гнева — еще более прекрасный. Как восхитительны будут ее семейные ссоры! Повезет же кому-то. Хотя нет, такие замуж как раз и не выходят. Слишком много у них бывает соблазнов. Однообразное счастье семейной жизни редко прельщает красавиц.
— Чуть-чуть не считается. Ничего страшного.
Последней фразой Федор всегда утешал сына, когда тот расшибал себе коленки или локти. А потом и Антошка в ответ на вопрос «Ты не ушибся?» стал успокаивать папу этими еже словами. Так забавно было слышать от двухлетнего карапуза: «Ни-чиво стласнова»…
Федор бросил в крохотную лужицу, образовавшуюся на столе, бумажную салфетку, через несколько секунд, когда она потемнела — еще одну. И, чтобы восстановить икебану, переставил на салфетки керамическую подставку с джезвой. Подняв свою рюмку, чтобы вновь наполнить ее коньяком, Федор вдруг заметил на ее стенках крохотные белые крупинки. Уши его начали гореть.
Рюмки чистые были… Только бы Юния не увидела. Подумает еще, что я грязнуля.
Фотьев скосил глаза на гостью. К счастью, она была занята какой-то книгой. Федор поспешно наполнил рюмку до краев, чтобы ни одной крупинки не было видно.
Наверное, творог оставался на тряпочке, которой я мою посуду. Нужно было ее простирнуть, прежде чем рюмки тереть. Но вторая, кажется, чистая.
Юния отложила книгу, улыбнулась.
Уэллс, «Машина времени», — механически отметил Федор. Нужно срочно что-нибудь сказать. Непременно — оригинальное и значительное. Юния должна понять, что я, хоть и работаю обыкновенным ведущим инженером, но вместе с тем…
Гостья свела тонкие красивые пальцы на стеклянной ножке.
— За знакомство! — поспешно предложил тост Федор, поднимая свою рюмку.
Юния двумя большими глотками опорожнила свою рюмку, потянулась было к сыру, но передумала и взяла дольку лимона. Ногти у нее были коротко подстрижены и покрыты серебристым лаком.
Как хорошо этот лак гармонирует с платьем! Просила воду принести, а сама забыла…
Федор сделал последний глоток и собирался поставить рюмку на столик, но тот вдруг приподнялся и медленно поплыл в сторону окна.
Совсем пить разучился. От тридцати граммов — голова кругом. Ничего, сейчас мы вернем его на место.
Фотьев сосредоточился, нахмурил брови, но опыт телекинеза не удался. Вернее, принес результаты, обратные желаемым: столик, уменьшившись в размерах, изогнулся подобно струйке дыма и вылетел через закрытую форточку, вместе с лимоном, сыром и, что самое обидное, едва початой бутылкой коньяка. Только невостребованная чашка с водой осталась висеть в воздухе.
Федор зажмурился.
Это надо же было так надраться… Ничего. Сейчас я открою глаза, и все вернется на свои места. Хотя бы столик. Вместе с бутылкой.
Столик не вернулся.
Федор растерянно взглянул на Юнию. И понял, что девушка давно уже смотрит на него пристальным немигающим взглядом, под которым он становится легким и полупрозрачным, словно платье прекрасной гостьи.
Сейчас она и меня туда же… В форточку, на мороз. Но я не хочу! За что?!
Слабеющими руками Фотьев ухватился за стул.
Юния раскинула руки, плавно взлетела, приблизилась. Наброшенная на ее плечи курточка распахнулась, и сквозь дым платья Федор вновь увидел две почти идеальные полусферы с багряными старинными монетками на полюсах. Ласково коснувшись большими пальцами подбородка, Юния запрокинула голову Федора на спинку стула и пристально посмотрела ему в глаза.
Как хорошо… Вот это и есть счастье… Только бы она смотрела вот так, не отрываясь… А еще целовала…
Целовать его Юния не стала. Вместо этого она медленно поднялась к потолку и, чуть заметно перебирая ногами, уплыла в глубь комнаты.
Она сейчас улетит! И я больше никогда ее не увижу!
Фотьев сосредоточился, с трудом поднял налившиеся свинцом руки, поймал висевшую в воздухе чашку и, обливаясь и захлебываясь, выпил ее до дна.
Журнальный столик вернулся на место. Вместе с бутылкой и всем остальным. Но кресло напротив было пусто. Федор поднял было голову к потолку, потом, спохватившись, обернулся.
Гостья стояла возле шкафа и разглядывала картину. Почувствовав взгляд Фотьева, Юния медленно повернула голову, вздрогнула и улыбнулась.
— Что же это вы? Пригласили девушку в гости, а сами заснули. Я уже собиралась уходить. Красивая вещь! Откуда она у вас?
Федор поставил чашку на столик, обтер салфеткой подбородок.
— От бабушки осталась. Семейная реликвия. А… Где вы ее взяли?
— Да вот, хотела книги посмотреть, а она из шкафа выпала.
Что я делаю? Ведь именно об этом предупреждал в письме товарищ Победимский! Вовсе не творог был на ободке рюмки, а лекарство!
— Сколько у вас книг… И вы все их прочли?
Выгнать. Выставить ее немедленно из квартиры. Хоть раз в жизни повезло: рюмку опрокинул. А не то бы… Интересно, как эта шайка на меня вышла? Старичок-антиквар навел? Или каким-то образом пронюхали, что сегодня вознаграждение получу?
— Не все, конечно. Времени нет. Вот на пенсию выйду — тогда. Хотя фантастику я прочел всю. У меня ее два с половиной метра? — похвастался зачем-то Фотьев.
— Как это — метра? — засмеялась Юния.
— Это Юра Масляницын, мой коллега, так измеряет. Он тоже собирает фантастику. И если все его книги выставить на одну полку, ширина корешков составит два двадцать. А у меня — на тридцать сантиметров больше!
Надо бы встать. Неудобно сидеть в присутствии стоящей дамы. Встать, чтобы выгнать эту самую даму.
Юния положила картину в шкаф и вернулась к столику. Дымное облако, обволакивающее ее стройное тело, было прозрачно внизу, но выше колен сгущалось в почти непроницаемую дождевую тучу. А еще выше, там, где монетки…
Стоп. Не смотри. А то не сможешь «решительно указать на дверь».
— Так какое у вас ко мне дело? — как можно доброжелательнее спросил Фотьев.
Юния присела на краешек кресла, подперла кулачком подбородок.
— Видите ли… Не знаю, как и начать…
— В таких случаях лучше начинать с середины.
— С середины… — задумчиво повторила Юния, беря в руки томик Уэллса. Вскинула глаза, распахнула ресницы. — Это не так просто… Поставьте какую-нибудь пластинку. То, что вам самому нравится. Может быть, под музыку мне будет легче.
Под музыку Вивальди… Когда замолчал Окуджава? Не помню. Скажи, какую музыку ты любишь, и я скажу, кто ты. Что нравится интеллигентным воровкам? Песенка про скорый поезд Воркута — Ленинград? Или «Апокалипсис» Казанджиева?
— Вы говорили, что у вас «Машина времени» есть?
— Да. Сейчас отыщу.
Это ее Уэллс надоумил. Избавил меня от проблемы выбора.
«Вот новый поворот, и мотор ревет!» — ревел проигрыватель.
Фотьев приглушил звук.
— Итак? Если с середины?
— Хорошо. Скажите… Я вам нравлюсь?
— Разве вы встречали хоть одного мужчину, который не влюбился бы в вас с первого взгляда?
«Она подивилась тонкости и красоте комплимента» — так, кажется, в «Декамероне»? Были же времена… Но вряд ли она оценит. Надо было по-современному: «который не захотел бы переспать с вами?»
— Тогда почему вы не попытались… хотя бы поцеловать меня?
А ведь даже теперь, когда я знаю, кто ты и зачем пришла, мне стоит больших усилий удержаться…
— СПИДа боюсь.
— Спид? Кто это?
— Вы что, не слышали? Новая болезнь.
— А… Да-да, вспомнила. Сейчас, кажется, как раз начало пандемии. У вас хороший коньяк.
Фотьев налил гостье до краев, поставил было бутылку на стол, но, спохватившись, налил и себе.
— А вы? Почему не пьете? — спросила Юния, тут же опустошив рюмку и выбрав на блюдечке очередную дольку лимона. — Как интересно… Все словно в тумане…
Федор только пригубил.
— Что-то у меня сегодня не идет. А у вас?
Юния вспыхнула.
— Кажется, это считается неприличным? Когда женщина пьет больше мужчины? Или в ваше время уже не так?
— Вы хотели сказать — в наше?
Юния глубоко вздохнула, словно перед прыжком в омут.
— Да нет. Вы посоветовали «с середины», вот я и начала. Просто… Я много читала о том, как пьют — коньяк, вино, шампанское. И захотела сама попробовать. Хотя и знала, что это нехорошо. Что это даже стыдно — желать вкусить порочных древностей.