кие искусственные трудности на лоне природы…
— Туристический поход. И что же, этих двух месяцев хватает?
— Вполне. Уже через неделю первые пары уезжают — строить новую жизнь, растить детей…
— Стоп, стоп! Не совсем понял, какая связь между генотипом, гипертранспьютером и любовью.
— Прямая. Я уже говорила: любовь — это благоприятное для потомства сочетание генотипов плюс духовное родство. Для выявления того и другого иногда бывает достаточно одного-единственного взгляда.
— Кто же решает, благоприятное это сочетание или нет?
— О Господи! Да Природа, мать-Природа! Развитие и процветание вида Хомо сапиенс — в этом смысл и суть полового инстинкта.
— А если мои интересы как личности не совпадают с инстинктивными наклонностями меня же как биологической особи? Если я не захочу стать рабом инстинкта и этого вашего суперарифмометра? Вы умудрились все, все запрограммировать! Никакой свободы!
— Не захотите стать рабом Любви? — Юния брезгливо повела плечами. — Что же, никто вас не станет заставлять. Будете жить, как сочтете нужным. А если уж говорить о свободе… Полсотни девушек, каждая из которых для вас — Джульетта, Офелия и Лаура, а вы для каждой из них — князь Болконский, Анатоль Курагин и…
— Ван Дамм, — подсказал Федор.
— Вот-вот, и все трое — в одном лице. Разве выбор мал? Наоборот, глаза разбегаются. И личности — на любой вкус. Профессии, кстати, тоже. Кому — космонавт, кому — повар.
— Поваров на всех, конечно, не хватает.
— Да, — согласилась Юния. — Быть изобретателем блюд у нас очень престижно. Космонавтам труднее: далеко не каждая девушка мечтает полететь на Марс или годами ждать возвращения любимого. Но в конце концов все находят своих суженых.
— Так уж и все… А дурнушек вы куда подевали?
— Да не бывает абсолютных дурнушек! Тем более в наше время! Для каждой девушки Гименей в состоянии подобрать десятки мужчин, для любого из которых она — кинозвезда! И они для нее, будьте уверены, тоже! Только у вас эти люди, даже если и живут в одном городе, могут никогда не познакомиться, а у нас — встретятся обязательно.
— И что же, неразделенной любви не бывает? Ревности, соперничества?
— Отчего же? Всякое случается. И ревность, и слезы. Только нет в них безысходности, понимаете? Не нашедшие свое счастье кандидаты через некоторое время участвуют в новой Мистерии, и уж тут-то, как более опытные, выходят победителями. Редко-редко кому оказывается нужна третья попытка.
— Интересно… А как насчет разводов?
— Есть у нас и разводы. Два-три на тысячу пар. Но только не из-за сексуальной несовместимости, как чаще всего случается у вас!
Федор прищурился.
— Забавно, забавно… А «будетлянка», насколько я понимаю, от слова «будет»?
— Да. Этот термин придумал Хлебников. Давным-давно, еще в ваше время. Древляне, земляне, будетляне… Один ряд.
— И экипаж, на котором вы приехали, не «авто-», а «хроно-»?
— Да, — твердо сказала Юния. — Хотя вы и не должны были знать об этом.
— И вы можете чем-либо доказать… все, о чем сейчас рассказали?
— Нет. Ни одного материального предмета, не соответствующего вашему уровню, я взять с собою, конечно, не могла.
— А — сами?
— При малейшей попытке нарушить причинность визит будет пресечен. С очень неприятными для меня последствиями. Кажется, вид диалога, который мы с вами ведем, называется — допрос?
— Трудно поверить в чудо, когда ничего необычного… Впрочем, красота — редчайшее из чудес. Еще один вопрос можно?
Юния обреченно улыбнулась.
— Зачем вы здесь?
Девушка покраснела и, поежившись, спрятала лицо, подняв воротник курточки.
— Ничего-то вы не поняли. Ничего, — глухо сказала она. — Неужели все вещи надо обязательно называть по имени? А сердце вам ни о чем не говорит? То самое, которое одно лишь зорко?
— Нет. В нашем времени все принято обозначать словами. Правдивыми или лживыми, но — обозначать. А сердце… Оно так часто стремится быть обманутым… Итак — зачем?
Юния опустила кончик воротника и посмотрела в глаза Федору прямо и открыто.
— Мой суженый — вы.
Фотьев услышал, как тикают его наручные часы.
— «Мой суженый — вы», — горько повторила Юния. — До нашего времени дошли несколько ваших фотографий, два любительских видеофильма и прядь волос.
— Так вот почему у меня лысина, — мягко улыбнулся Федор.
— И память об изобретениях. Световод Фотьева — вам знакомо это название?
— Нет. То есть… У меня есть патент на новый тип световода. Но его никто не хочет внедрять. И тем более называть моим именем… Вы действительно кое-что знаете обо мне.
— У меня был прекрасный муж. Он погиб на испытаниях нового вида… Впрочем, неважно. Он увлекался историей техники. И рассказал мне о вас. Собирал экспонаты для политехнического музея, готовился написать книгу… Я дважды участвовала в Повторной Мистерии — есть и такие — и ничего не смогла с собой поделать. По меркам нашего времени я не отношусь к красавицам. Претенденты, конечно, были, но… После мужа меня мог устроить только идеальный вариант. Только моя собственная Половина, с которой я была разлучена на небесах. Но, к сожалению, не в пространстве, а во времени. Понимаете?
— Да. То есть нет.
— Ну какой же вы бестолковый! Да вы, вы — моя Половина. Мой суженый, мой единственный и неповторимый. Только от вас я могу рожать красивых, умных и здоровых детей. И у нас — только одна ночь. Большего хронотехнология пока не позволяет. Утром я должна вернуться в свое время, не оставив здесь никаких следов, даже отпечатков пальцев. Зато там, у нас… Впрочем, я болтаю лишнее. Ну, что вам еще назвать своим именем?
— Больше ничего. Хотя… Один маленький вопросик. Последний. Что вы подсыпали мне в коньяк?
Юния вздрогнула. В глазах ее промелькнула растерянность.
— Тонизатор… У нас только одна ночь, и я боялась… В ваш стрессовый век… Я понимаю, это некрасиво и, наверное, нечестно. Но я хотела, как лучше. И ошиблась. Ах, как я ошиблась! Отец ведь предупреждал: «Он неправильно поймет тебя, примет за гулящую девку». Я не послушалась, убежала. Вот и получила. Вы вправе прогнать меня. Поделом! Только… Хрономобиль придет за мною лишь утром. А на улице так холодно! Можно, я у вас на кухне посижу?
Руки Юнии обреченно лежали на коленях, голос дрожал.
Она, кажется, сейчас заплачет. Совсем как девочка, у которой злой мальчишка отобрал любимую куклу. И тушь размажется по щекам. И нос покраснеет. А я буду спокойно смотреть на нее и улыбаться.
— Нельзя! — жестко сказал Федор, вставая.
Опомнись! Еще не поздно остановиться! Хрономобиль — бред! Ей нельзя верить!
Федор подошел к Юнии, нежно, кончиками пальцев, приподнял ее подбородок и, подождав, пока губы девушки приоткроются, осторожно поцеловал.
— Я люблю тебя, — сказал он тихо. — С первой минуты, как увидел. Я не верю ни одному твоему слову. Не имеет значения. Может быть, это глупый розыгрыш, может — злой умысел. Пусть завтра вы со своим Паханом будете смеяться надо мной — но, прошу тебя, не сейчас… Давай еще поиграем в эту игру? Я проиграл ее, знаю — проиграл. И не жалею. Только очень прошу, еще немного… Хотя бы до утра…
По щекам Юнии сбежали две слезинки.
— Я знала, знала… — прошептала она. — Гименей не ошибается…
Федор поймал губами соленые капельки и, оглянувшись, поднял свою рюмку.
— Значит, я должен это выпить?
— Да… То есть нет.
Юния встала с кресла. Курточка соскользнула с ее плеч. Выхватив из рук Фотьева рюмку, она вдруг сильно бросила ее на пол. Хрусталь жалобно звякнул.
— На счастье!
Ну вот, теперь у меня осталась только одна рюмка.
— Не хочу, чтобы ты забыл меня, — пояснила Юния. — Кроме тонизатора, в порошке еще и мнемофаг. Ты бы ничего не вспомнил утром. Во избежание возмущения темпорального поля. Проклятая причинность! Мы так и не смогли ее победить? Может быть, мне когда-нибудь еще дадут время в прошлом. У меня будут небольшие привилегии… Ты должен запомнить эту ночь!
— А как же тонизатор? — улыбнулся Федор.
Юния на мгновение прижалась к нему и тихо сказала:
— Кажется, он не понадобится.
Отступив на шаг, она подняла к плечам руки, и серое облачко платья, внезапно потяжелев, с легким шуршанием сползло на пол.
Словно пена к ногам Афродиты. Как она красива…
Юния, сверкнув перламутровыми звездочками на кончиках пальцев, прижалась к Федору, пряча лицо на его плече.
— У меня пуловер колючий, — тихо сказал он.
— Нет. Он очень мягкий и теплый, — прошептала в ответ Юния.
Федор вдохнул запах ее духов, и пол медленно поплыл куда-то в сторону. Но теперь это не тревожило Фотьева. Потому что вместе с ним, рядом с ним плыла и плотно прижавшаяся к нему Юния.
Мы перестали вращаться вместе с Землею, вот в чем дело… Попали в другую инерциальную систему… Какие горячие у нее губы…
Уже под утро, перед тем как они в очередной раз ненадолго заснули, Юния вдруг спросила:
— Кого ты хочешь, мальчика или девочку?
— Ты думаешь, что… — по привычке насторожился Федор.
— Ну да, конечно. Затем я и пришла к тебе. Сегодня как раз благоприятный день. То есть ночь.
Не дождавшись ответа, Юния сказала:
— Ладно. Я и так знаю: девочку. Мальчик у тебя уже есть. Антон Федорович Фотьев. А девочку я назову… Еще не знаю, как. У нее будут такие же серые глаза, как у тебя, и густые пушистые волосы.
Федор шлепнул себя ладонью по лысине.
— Тоже, как у меня?
— Нет, волосы у нее будут мои, — улыбнулась Юния. — От тебя ей достанется изобретательный ум. По вашим меркам она будет гением, да и по нашим — очень талантливой…
— Почти такой же, как ее отец? — невинным голосом спросил Федор. — Почему ты так уверена?
— Потому что ты не двадцатилетний юнец, но — зрелый муж. А статистика давно показала: отцам большинства гениев было далеко за тридцать, когда они… как мы с тобой сейчас…
Юния приподнялась на локте, заглянула Федору в глаза. Ногти на ее руках слабо мерцали.