— Хозяин сказал, играть будете через полчаса после борьбы…
— Какой борьбы?
— Увидишь. Хозяин сказал, первым сделаете «Сиреневый туман»…
— А раньше нельзя было сказать?.. Он же сам говорил, играем свое и только свое.
— Потом — свое. А сначала — «Сиреневый туман»…
Саньке пришлось повернуться к куняющему Виталию:
— «Сиреневый туман» помнишь?
— Что?.. A-а?.. Сиреневый?.. Элементарно.
— Не нравится мне здесь, — прокряхтел Андрей. — Такая публика…
Человечек Букахи, видимо, услышал, но не дрогнул ни единым мускулом лица.
Санька вслушался в свои ощущения. В душе было противно. Он будто бы наступил на вонючее дерьмо, но и не наступить не мог, потому что оно лежало прямо на дороге.
— Тебя как звать-то? — спросил он человечка.
— Меня? — удивился он.
Букаха не называл его никак, и от этого человечек иногда казался вещью, хотя голова, руки, ноги и, естественно, прическа у него были настоящими, человеческими.
— Сергей, вообще-то…
— Сережа, — смягчил его имя Санька и вроде бы удивил собеседника, — ты не скажешь, а кто эти люди?.. Ну, гости хозяина…
— Это важно?
— А что, большой секрет? — как можно ленивее и безразличнее спросил Санька.
— Да нет. Это известные люди.
— Седой — это кто? — решил не терять инициативу Санька.
— Зам министра…
— Серьезно? Российского министра?
— Ну не турецкого же?
— А лысый?
— Это банкир. Наш, местный…
— А толстяк?
— Ты что, телевизор не смотришь?
Санька впился взглядом в толстяка, но ничего знакомого в его одутловатой физиономии не нашел. На артиста, судя по угловатым манерам, он не тянул, на телекомментатора — тоже.
— Это депутат Госдумы, — оборвал его раздумья Сергей. — Он отдыхает в Приморске.
— Вот этот высокий — тоже депутат? — кивнул на самого стройного из гостей Санька.
— Нет, — хмуро помолчал Сергей и удивленно спросил: — Неужели не узнал?.. Он же тебя протежировал на встречу с хозяином…
— A-а, ну да! — закивал Санька.
Значит, долговязый был местным начальником УВД, генералом. По всему выходило, что если сюда добавить мэра и богатея Буйноса, то получилось бы руководящее совещание местных князей с представителями царя. Эдакий земский собор в Приморской губернии с привлечением господ из Москвы.
— Значит, мэра нет, — вслух подумал Санька.
— Мэр заболел. Он уведомил, что не сможет присутствовать на юбилее. Он даже на празднике города не будет присутствовать…
— А у вас сегодня праздник города?
— Да.
— А у вас что за торжество?
— Я же сказал, юбилей… Тридцать пять лет назад хозяин первый срок получил.
— А-а…
— Но официально — трехлетие со дня постройки дома…
— А-а…
— Завтра будут другие гости. Его родные…
— Родственники, значит?
Букаха не походил на человека, у которого могут быть родственники. Он больше сидел в кресле, чем разгуливал по лужайке, а сейчас, развалившись, разговаривал с угодливо склонившимся к нему кавказцем.
— Родные — это те, с кем сидел, — мягко разъяснил Сергей.
— А ты?
— Это к делу не относится…
По ответу Санька понял, что сидел. Да и бледность у адъютанта Букахи была зековская, с землицей.
— А кавказец кто?
— Богатый человек, — охотно распрямился Сергей. — У меня дела, — и мягко, по-кошачьи уплыл за стену аппаратуры.
Возник он уже на противоположном краю лужайки. Вышедший из домика для прислуги парень в спортивном костюме что-то объяснил ему, и Сергей быстро и одновременно плавно метнулся к Букахе. Если дому было три года, то Сергей должен был прислужничать Букахе не менее этого срока. Умение беззвучно исчезать и появляться, а также перемещаться почти со скоростью света не вырабатывается за день.
Букаха со снисхождением царя выслушал доклад Сергея, кивнул, и тот с прежней плавностью и резвостью проскользнул по лужайке, не миновав ни одного гостя. После его обхода они дружно заняли кресла, и даже их разбросанность не помешала всем гостям оказаться лицом к дальней стене двора.
Только сейчас Санька заметил возле нее нечто похожее на яму для прыжков в длину. Только песок в прямоугольнике, обрамленном деревянными планками, был почему-то коричневым, а не желтым.
— Тоскливо тут, — пробурчал Андрей. — Ни хрена не отдаст он нам эту аппаратуру. Богачи жадные. Все. До одного…
— Чего вы там шепчетесь? — влез Альберт.
После выступления во Дворце культуры он уже ощущал музыкантов стародавними друзьями. Но музыканты этого не ощущали, и ему никто не ответил.
— Сейчас бы в ДК сходить, — горько вздохнул Игорек. — Рейтинг посмотреть…
— Еще посмотришь, — вяло отреагировал Виталий. — Первое место — у нас…
— Ты думаешь?
— Только сзади…
— Да ну тебя! Накаркаешь еще! Если…
— Мама мия? — оборвал его Альберт. — Вот это крутяк! Я тащусь?
В свои сорок он все еще молодился, и модерновые словечки пацанов тоже входили в часть этой маскировки. Но увиденное было столь необычно, что подобные слова мог произнести любой из четверых.
Из садового домика к песчаному прямоугольнику вырулила процессия из четырех девиц. Каждая из них была не менее метра восьмидесяти пяти, и оттого вся четверка выглядела почти баскетбольной командой. Но — почти. Потому что баскетболистки появляются на арене в майках и спортивных трусах. На этих девицах были только мини-юбки. Семафорно-красного цвета. Остальную одежду они то ли забыли впопыхах надеть, то ли решили таким образом бороться с южной жарой.
И все равно они почему-то не выглядели полуголыми. Наверное, из-за раскраски на лицах. Красные, желтые и зеленые маски на коже сделали девиц скорее свирепыми мутантами, чем женщинами. Раскраска выглядела новым видом одежды.
— Чемпионат мира по грязевой борьбе объявляется открытым! — гордо объявил возглавлявший процессию парень в оранжевом спортивном костюме-ракушке.
— Ничего себе! — не сдержался Игорек.
Длинный гость повернулся в своем кресле и одним взглядом расстрелял крикуна. Игорек съежился и поднес к лицу стакан с минералкой. Чем-то же нужно было защищаться от пуль, летящих из глаз.
— Полуфинал номер один! — продолжил парень. — Роза и Джульетта!..
— Во трепется, — прохрипел Андрей. — У них же физиономии рязанские… А он — Джульетта!
— Полуфинал номер два: Миринда и Леонелла!
Кто-то из сановных гостей похлопал. Его не поддержали. Букаха смотрел сквозь ноги девок на жидкую грязь в прямоугольнике борцовской площадки и вспоминал, как в первую же отсидку его, пацана, заставили плыть в огромной луже во дворе колонии. Он лежал на брюхе на асфальте и отгребал от себя ногами и руками холодную грязную воду. Над ним смеялись, и он тоже сейчас хотел смеяться. Но что-то не получалось. С самого утра щемило сердце, и он не мог разобраться отчего. Даже вид огромных полуголых девиц не возбуждал. А ведь он очень любил огромных.
— Бой! — взвизгнул оранжевый парень, и первая пара соперниц шагнула по щиколотки в грязь.
Та, которую обозвали Розой, резким движением зачерпнула у ног мутной коричневой слизи и метнула ею в лицо Джульетте.
— А-а! — испуганно вскрикнула та и закрыла глаза руками.
Роза, чавкая ногами по грязи, пробежала отделявшие от Джульетты четыре-пять метров и с хыканьем подсекла соперницу. Ее упругое молодое тело, мелькнув в вечереющем воздухе, с шлепком упало в грязь и через секунду стало грязным и некрасивым.
Снова кто-то из гостей похлопал, и снова его не поддержали.
Джульетта тяжело выкарабкалась из грязи на траву, проползла несколько метров, но Роза, настигнув ее и здесь, с хряском разорвала на ней юбку и победно воздела над собой грязную тряпку.
— Йе-а! — истерично взвизгнула она.
— Победила Роза! — с радостным лицом объявил оранжевый парень.
Побежденной, упрямо стоящей на качающихся четвереньках боком к публике, принесли бутылку воды, полили на руки, на голову, на спину, и она, отмыв глаза и качаясь, ушла в садовый домик.
— Ни фига себе стриптиз! — восхитился Альберт. — Я такого даже по видику не сек! Отпад под плесень!
— Второй полуфинал! — заученно объявил оранжевый парень. — Миринда и Леонелла!
Новая схватка получилась тягучей, как грязь, которую месили своими мощными ногами девицы. Через пятнадцать минут бесконечного танца и скольжения руками друг по дружке их хриплое дыхание было слышно уже у столика музыкантов. Букаха медленно засыпал в огромном мягком кресле, и оранжевый парень, заметив это, прервал схватку.
— Победила Леонелла? — рванул он руку ближайшей же девицы вверх и брезгливо отступил в сторону.
С руки на его чистенький костюмчик капали жирные вонючие капли. Костюмчик медленно превращался из оранжевого в пестрый.
— Финал!
Отдохнувшая Роза не стала долго ждать, а тут же швырнула Леонелле комок в лицо, но промазала. Или соперница успела отклониться. Это разъярило ее, и тут же белое чистое тело Розы вмялось в коричневое и скользкое. Леонелла перелетела доски, ударилась спиной о землю, и оранжевый парень не дал Розе сорвать с нее юбку. Он скрутил за спиной у победительницы руки, оттащил ее и, высунув из-за нее головенку, с одышкой объявил:
— Победила Роза!.. Суперфинал! Против Розы — великая, несравненная Люсия!
— Когда же это кончится, — проскрипел зубами Андрей. — Вот дуры! Зачем они согласились!
— Это проститутки, — вспомнил каталог Санька. — С Тверской, из Москвы. Их самолетом привезли…
А из садового домика выплыла двухметровая девица. Всю ее одежду составляла уже стандартная красная мини-юбка, а лицо было изувечено такой свирепой раскраской, что Санька ощутил холод внутри. Такую раскраску он видел только в одном фильме о гаитянских колдунах. Лицо было разрисовано под белый череп. Глазницы сделали черными, рот— ярко-зеленым, будто плотно набит болотной жижей. Это была маска куклы вуду. Укол гаитянского колдуна в куклу вызывал смерть у того человека, на которого он смотрел.
Оранжевый парень оглянулся на Букаху, взял за руку огромную, на голову возвышающуюся над ним девицу, и как ребенка подвел ее к Букахе.