Наш чернокожий спутник лежал на животе. Его руки и ноги были крепко связаны альпинистской веревкой и стянуты между собой так, что Джонсону пришлось неестественно выгнуться. Двигаться он не мог, лишь слегка покачивался, как лодка на волнах. Рот его был забит желтым теннисным мячиком, который невероятным образом уместился за зубами. Вращая выпученными глазами, негр косился на меня и морщил лоб.
— Свинья! — сказала Регина, прилаживая оторванный лоскут ткани к своей порванной майке, словно тот мог каким-то чудесным образом прирасти на прежнее место.
— Есть хороший анекдот на эту тему, — сказал Влад, с деланной озабоченностью рассматривая свои ногти. — Заходят в лифт женщина и молодой человек…
— Послушай, мы сюда тебя звали? — перебила его Леся. Она еще тяжело дышала после схватки, и щеки полыхали боевым румянцем. — Все, концерт окончен! Расходитесь по своим местам, а то буду сейчас деньги собирать.
— Я не пойму, — пожал плечами Влад, все еще увлеченный своими ногтями. — То они в очередь к нему встают, то готовы привлечь за изнасилование.
— А разве он кого-то изнасиловал? — спросил я, пока еще мало что понимая.
— Как утверждает пострадавшая, Йохимбе коварно пытался произвести сие пагубное действо.
Я взглянул на Регину.
— Насколько я понял, пострадавшая — ты?
— Какой ты догадливый! — за подругу ответила Леся. — Только не надо иронизировать! Это не смешно.
Я взял Регину за руку и отвел подальше от Влада и Леси.
— Что случилось? — спросил я девушку.
— Ничего! — нахмурилась Регина. — Надоело мне по сто раз одно и то же пересказывать.
— Надоело? Тогда я сейчас развяжу Джонсона, вытащу у него изо рта мяч, и он мне все расскажет.
— Только попробуй! — пригрозила Регина. — Когда надо помочь — вас не дозовешься. А как развязать — так первые!
— Я стоял в тамбуре и ничего не слышал, — объяснил я.
— А твой друг?
— Я не знаю, где он был и почему тебя не услышал.
— Ну, конечно, так всегда бывает, — ответила Регина. — И в итоге на помощь прибежала только эта женщина.
— Так что он с тобой сделал? — напомнил я.
— Ничего хорошего! — раздраженно ответила Регина. — Я думала, он крепко спит, но как только Леся вышла на минуту из купе, он кинулся на меня…
— Не понял! — покачал я головой. — Ему что, мало было?
— Наверное, мало.
— Так ты же ему, вроде как, не отказывала? Зачем надо было кидаться, майку рвать?
— А черт его знает! Может, он извращенец, ему силой брать надо.
— Ну и дела! — покачал я головой. — И как вы такого амбала скрутили?
— А это для нас, женщин, пара пустяков, — неожиданно вступила в разговор Мила, выходя из своего купе и протирая руки ароматизированной салфеткой.
Я повернул голову и вопросительно глянул на Влада. Тот все никак не мог оторваться от своих ногтей.
— Так уж сложилось в нашем вагоне, — продолжала Мила, скручивая в пальцах салфетку и кидая ее в ведро с углем, стоящее у титана. — Мужчины у нас выступают в роли жертв преступления либо представителей возмущенной общественности. А женщины выполняют свои извечные обязанности… Да не переживайте так сильно, мы его крепко связали!
Ей очень хотелось увидеть на моем лице проблески угрызений совести и стыда, но я никак не мог воспринять историю с разгулявшимся негром серьезно. Тут я был солидарен с Владом, который откровенно демонстрировал пофигизм. Его неудержимо тянуло на зевоту. Я ждал, когда Мила иссякнет и закроется в своем купе.
— И долго вы собираетесь сушить его в таком виде? — спросил я у Регины.
— Пока в вагоне не появятся настоящие мужчины, — снова вставила Мила.
Мне захотелось вытащить мячик изо рта негра и затолкать его в рот Миле. Это был бы достойный настоящего мужчины поступок.
Я вернулся к Владу, посмотрел на несчастного негра, руки которого затекли настолько, что светлые ладони приобрели зловещий малиновый оттенок.
— Ладно, покуражились, и хватит, — сказал я, склоняясь над Джонсоном и пытаясь ослабить узел.
Леся вдруг налетела на меня курицей, защищающий своих цыплят.
— А ну, оставь его! — крикнула она, пытаясь вытолкнуть меня из купе. — Не ты вязал, не тебе развязывать!
— Довольно мужика мучить! — проявил я мужскую солидарность. — Может быть, вы его не так поняли.
В ответ на эти слова Джонсон замычал и одобрительно закивал.
— Не так поняли? — подбоченив руки, воскликнула Леся. — А как его еще можно было понять, если навалился на девчонку и ноги ей раздвинул?
— Да не трещи ты, как сорока! — с трудом подавляя улыбку, перебил я Лесю. — Может, ему что-нибудь приснилось, и он решил, что Регина не против. Зачем парня сразу связывать, как колбасу? Мы здесь друг другу уже как родные стали, можем без скандала обо всем договориться.
— В гробу видала я такого родственничка, — процедила Леся. — А развязывать его не дам. Пусть сначала заплатит за моральный ущерб.
— Да как он заплатит, если пошевелиться не может! — сказал я, чувствуя, что в конце концов смогу уболтать Лесю и добиться смягчения меры пресечения для негра, как вмешался Влад со своей убойной дипломатией:
— Вот что, бабы, — прорычал он, и я понял, что они уже здорово достали его. — Пожалейте себя! Хватит дурью маяться и нагнетать истерию! Вам мало того, что у нас в сортире покойница валяется? Хотите еще приключений на свою голову? Да мы с нашей проводницей и так уже по горло в дерьме сидим, так вы еще и этого несчастного хотите ментам подсунуть! Чтоб второе уголовное дело завели? Да нас всех на месяц в СИЗО упрячут, пока разберутся. И ваш багаж, будьте уверены, перетряхнут. Вам это надо?
Я уже успел постичь своеобразный нрав Леси и понять, что такого тона она не выносит. Влад напрасно накатил на нее. Леся, сверкнув черными глазами, повернула голову и приказала подруге:
— Регина! Сюда!
Подруга, как при строгом муже, опустила глаза и покорно зашла в купе. Дверь закрылась перед моим лицом, как шторка фотоаппарата. Влад усмехнулся.
— Матриархат, — сказал он. — Черт с ним, с Йохимбе. Без нас разберутся. Вытряхнут из него деньжат, и оставят в покое.
Он подумал и добавил:
— Нам повезло, что в качестве жертвы они выбрали его. Если бы такой финт они выкинули со мной, то пришлось бы расплачиваться с ними бензином. Кстати, о бензине…
Он не договорил. Как раз в этот момент вагон дернулся, и Влад, не устояв на ногах, повалился на меня. Я схватился рукой за поручень у окна и только благодаря этому избежал падения. Не успели мы с Владом принять вертикальное положение, как вагон качнулся в обратную сторону и с нарастающей скоростью покатил по рельсам.
— Наконец о нас вспомнили, — с надеждой произнес Влад.
Мила опять выглянула из своего купе. Она стала напоминать мне часовую кукушку в очках, и я, не сдержавшись, приветствовал ее:
— Ку-ку!
— Поехали? — спросила Мила, глянув на меня, как на полного кретина.
— А вы как думали, — потирая ушибленный локоть, ответил Влад. — Вагоны, мадам, предназначены не столько для любовных утех и всяких прочих афер, сколько для перевозки пассажиров.
Мы прильнули к окнам. Похожие на гигантских черных акул, мимо нас проплывали цистерны. Влад засуетился, принялся было считать их и запоминать номера, но вскоре сбился и кинулся в наше купе за документами. Наш вагон катился в обратную сторону. Он стучал колесами на стрелках, покачивался на мягких рессорах. Я отчетливо слышал шум тепловоза; мимо окон струились полосы сизого дыма. Мила тоже обратила на это внимание.
— Нас поставили в голову поезда, — сказала она. В ее голосе уже не было ни прежней иронии, ни насмешки. Она вынуждена была признать, что Влад оказался прав. — И все-таки странно. В расписании эта стоянка не обозначена.
Она хотела, чтобы я включился в разговор, сказал что-нибудь умное или не очень, но у меня пропало всякое желание общаться с этой феминизированной кукушкой, страдающей от стойкой привычки снисходительно говорить с мужчинами.
Вагон остановился и после короткого свистка локомотива попятился назад. В коридоре появился Влад с раскрытой папкой. Перебирая бумаги, он подошел к нам и тоже уставился в окно.
— Где цистерны? Уже проехали?
Я говорил, что коммерция для меня — темный лес, но вообще выше моего понимания было желание Влада пересчитывать количество и сверять номера цистерн по накладным из окна движущегося вагона. Мой друг не мог не заметить выражение на моем лице, нахмурился, захлопнул папку и сказал нечто трудноприлагаемое:
— Сытый голодного не поймет.
Пока я раздумывал над тем, кто из нас сытый, а кто голодный, наш вагон с громким металлическим стуком ударился о какую-то преграду, резко остановился, отчего все цветочные горшки в макраме закачались в едином ритме, как маятники Фуко. Я не устоял на ногах и упал прямиком в объятия Милы. Влад, продолжая движение по инерции, снарядом пролетел мимо нас и, с треском раскрыв собой дверь тамбура, закончил полет где-то у торцевой перегородки.
— Вы это нарочно сделали? — спросила Мила, отстраняясь от меня с таким видом, словно я был выпачкан в масляной краске.
— Если бы я сделал это нарочно, — ответил я невеселым голосом, — то, как негр, уже лежал бы сверху вас.
Есть такая тонкая материя в общении мужчины и женщиы, где явное хамство можно воспринять, как нежный комплимент. Мила не обиделась.
— Осторожнее, пожалуйста, — ласково укорила она меня. — В этом идиотском вагоне все время надо за что-то держаться. Но постарайтесь все же обойтись без моей помощи.
Впервые с момента знакомства наш разговор становился приятным, но я не успел раскрыть рта, чтобы ответить Миле в соответствующем русле, как в коридор вломился Влад с совершенно глупыми глазами. Казалось, ему не хватает словарного запаса, чтобы четко сформулировать мысль:
— Ни хрена не понимаю я в этой коммерции! — выпалил он, вытягивая руку назад и показывая пальцем на тамбур, словно Ильич, но только наоборот. — Наш вагон подцепили к моим цистернам!