Я стал складывать вещи в сумку и рюкзак. В одном из карманов сумки я наткнулся на маленькое косметическое зеркальце и беличьи кисточки, стянутые резинкой, под которую угодил черный витиеватый волос, да полиэтиленовый пакет с запасным нательным бельем. Сердце мое сжалось от жалости и стыда. Я выгреб вещи и протянул их Лесе, наблюдавшей за мной из окна.
— Положи рядом с Региной, — сказал я.
Но Леся отрицательно покачала головой.
— Это не ее вещи.
— А чьи же?
— Мои.
— Тогда забери их.
— Не надо, — ответила девушка. — Я пойду с вами.
Влад, выволакивая ящик Филина из тамбура на настил, поднял красное от напряжения лицо.
— Что?! — спросил он. — Кто там еще с нами пойдет? Громче говорите, не расслышал!
— Леся хочет идти с нами, — объяснил я.
— Пусть идет, — на удивление легко согласился Влад и снова взялся за ящик. — Только ей придется нести воду и продукты. Мы дармоедов с собой не берем.
Мила безмолвно наблюдала за нашими сборами. Мне казалось, что она станет отговаривать девушку от этой безумной затеи, но Тихонравова не произнесла ни слова. Тогда я восполнил недостаток оппонента.
— Зачем тебе это надо? — спросил я у Леси, когда она вышла из вагона и, поставив ногу на обломок конструкции, стала туго шнуровать кроссовки.
— Мне здесь больше нечего делать, — ответила Леся коротко и, неожиданно потеряв равновесие, прислонилась ко мне плечом. — Я боюсь этой стервы, — шепотом произнесла она. — Она что-то затевает. Сумасшедшая!
Довод показался мне, мягко говоря, надуманным. Такую зубастую феминистку, как Леся, вряд ли можно было испугать сумасшедшей стервой. Скорее, она должна была испугать меня.
— Вы хорошо подумали? — спросила меня Мила. — Ничего не хотите отдать мне?
— Разве что свое сердце, — не к месту сострил я, пробуя оторвать набитый вещами рюкзак от настила.
Мила, не сводя с меня глаз, медленно покачивала головой.
— Что ж, — произнесла она задумчиво, глядя на меня так, словно я был прозрачным. — Я согласна.
И, повернувшись, исчезла в вагоне.
— Скорее! — торопила Леся, помогая мне закинуть лямки рюкзака на плечи.
Время покажет, думал я о Тихонравовой, сколько процентов шутки в ее словах.
Влад без всяких оговорок взвалил на себя ящик. Я позавидовал его целеустремленности и мужеству, которые заставили моего друга уподобиться верблюду. Он подпрыгнул, взялся за бока ящика удобнее и поймал мой сочувствующий взгляд.
— Я, конечно, не уверен, — произнес он, — что этот чемодан окупит все мои убытки. И все же, с паршивой овцы хоть шерсти клок… А кто понесет это? — кивнул он на сумку с бутылками.
— Наша юная подруга.
— В чем же тогда дело? Куда она подевалась?
— В вагоне. Должно быть, что-то забыла.
Нам не пришлось ее долго ждать. Когда же девушка появилась в дверях тамбура, мы с Владом раскрыли рты от удивления. Леся несла в руке «Калашникова».
Как ни в чем не бывало, она спрыгнула на настил и закинула ремень на шею так, что автомат оказался у нее на груди.
— Откуда у тебя эта штука, малыш? — спросил Влад.
— Под диваном нашла. Это автомат сержанта, — ответила Леся и, присев перед сумкой с бутылками, набросила на плечи лямку.
Мы с Владом переглянулись. Оружие в нашей странной компании, конечно, лишним не будет, но я бы предпочел, чтобы оно было в моих руках.
— А не тяжело будет? — понял мой взгляд Влад. — Может быть, автомат удобнее нести кому-нибудь из нас?
— Пустяки! — сказала, как отрезала, Леся и встала на ноги вместе с сумкой.
Бутылки специфически зазвенели, и девушка напомнила мне сборщицу стеклотары, направляющуюся в приемный пункт. И эта девушка боится Тихонравовой? — опять с сомнением подумал я, вспоминая, что Леся, в общем-то, не боялась даже Филина. Она вообще ничего и никого не боялась, словно давно привыкла самой быть источником страха, и автомат на ее груди смотрелся естественно.
— Пошли! — скомандовал Влад и первым направился по мосту вдоль цистерн. Леся последовала за ним, а я — в конце. От наших дружных шагов доски скрипели и трещали. Влад, искоса поглядывая на цистерны, качал головой и сплевывал себе под ноги. Леся оборачивалась, смотрела на меня, словно выясняла, не сбежал ли я, при этом ствол автомата некрасиво нацеливался мне в живот.
Когда мы сошли с моста и почувствовали под ногами блаженную твердь, я вспомнил, что забыл взять из кожаной папки, оставленной Филиным в купе проводницы, наши с Владом билеты. По кодовым номерам всегда можно было бы выяснить дату покупки и, естественно, время и дату отправления. В нашем темном будущем эти цифры могли бы сыграть немаловажную роль.
Я крикнул Владу, чтобы он ненадолго притормозил, а сам скинул с плеч рюкзак и побежал на мост. Перед СВ я перешел на шаг, с неприязнью глядя на выбитые окна, черные подтеки краски, покореженную табличку «НЕБИТ-ДАГ — ТАШКЕНТ». Я знал, что где-то в вагоне находится Мила, и оттого он казался мне еще более отталкивающим.
Надеясь не встретиться с Тихонравовой, я тихо поднялся в тамбур и, стараясь не наступать на древесный и пластиковый лом, подошел к двери купе проводницы, поднял с пола папку и, не разбирая, вытащил оттуда все билеты, какие были. Затолкав их в карман, я вышел в коридор, но не успел сделать и шага по направлению к выходу, как услышал голос Милы. Мне показалось, что она, как сумасшедшая, говорит сама с собой, причем совершенно бессмысленными фразами. Я не мог отчетливо расслышать и понять смысл хотя бы одного предложения и попытался беззвучно приблизиться к купе, в котором она сидела. Но как только я сделал первый шаг, дверка от титана предательски заскрипела и открылась. Голос Тихонравовой оборвался. Стиснув зубы, я стоял в незавершенной позе посреди коридора.
На пол упала тень. Из дверного проема купе показался край плеча, каштановый клок волос, а потом и вся голова Милы. Она смотрела на меня, пряча глаза за стеклами солнцезащитных очков, и прижимала к уху трубку мобильного телефона Филина.
По-моему, мы сильно погорячились, когда решили отправиться в столь опасный путь через пустыню к цивилизации. И дело было не в пустыне, которая у многих стойко ассоциируется с верблюдами и барханами. Барханов как раз не было, мы шли по спрессованному грунту, скупо поросшему колючками, и вся местность просматривалась до самого горизонта. Нас душила жара, усиливающаяся с каждой минутой. Пот выступал на лице и теле, как капли жира на печеном гусе, и от жары не было никакого спасения. Полное безветрие усиливало пытку зноем, и уже два часа спустя после выхода, мы остановились на привал и стали разбирать бутылки с водой.
Влад, сидя на ящике, молчал, глядя, как на его волосатой руке набухают капли пота. Леся, вынув из сумки какой-то легкомысленный колхозный платочек, пристраивала его на голове. Я тонкой струей лил воду себе на голову.
— Шоссе недалеко, — сказал Влад, чувствуя наше настроение. — От силы километров двадцать. Торопиться не будем. Если не сегодня, то завтра утром обязательно выйдем на дорогу.
— Не надо нас успокаивать, — сказала Леся, взбалтывая в бутылке воду и глядя на нее на свет. — Сегодня мы не дойдем, можете даже не сомневаться.
Я смотрел на мост. Он дрожал в раскаленном воздухе, а пустыня перед ним, казалось, была залита водой, и арочные пролеты отражались в ней.
— Что касается меня, то я готов идти всю ночь, лишь бы подальше уйти от этого близкого моему сердцу поезда, — сказал я. — Мы несем с собой слишком много вещей.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Влад, поглаживая темно-зеленый бок ящика.
— Ты знаешь.
Влад провел ладонью по лбу и стряхнул с нее влагу.
— Я не такой идиот, чтобы разбрасываться деньгами, — ответил он.
— Ящик можно закопать в землю и вернуться за ним, когда все утихнет.
Влад стрельнул глазами в мою сторону и незаметно от Леси постучал себя пальцем по голове. Он начинал меня раздражать. Если все разговоры о судьбе ящика не были предназначены для ушей девушки, то зачем вообще надо было брать ее с собой? Я Лесе не доверял. Она была опасна.
— Много патронов осталось в магазине, малыш? — спросил Влад Лесю.
Та отстегнула магазин, взвесила его на ладони и вставила обратно.
— Наполовину израсходован, — уверенно ответила она.
Черт подери! Два года кряду в Афгане я ни на час не расставался с «Калашниковым», но так и не научился определять количество патронов на вес. Влад тоже обратил внимание на редкостное дарование.
— А где ты научилась так определять? — спросил он.
— Где-где! В Караганде! — передразнила Леся.
— Может быть, ты еще и стрелять умеешь?
— Может быть… Слушай, не будь занудой, а то я сутки рядом с тобой не выдержу.
— Я тебя с собой силой не тащил.
Ага! До Влада, наконец, дошло, что взял с собой кошку в мешке, причем кошку с «Калашниковым», и теперь пытается повернуть развитие событий вспять.
— А меня никто и не тащит. Я сама иду. И, пожалуйста, повежливее. Я тебя, как Филина, терпеть не буду.
Недолго длилась гармония в нашем треугольнике. Леся начала показывать коготки. Готов поспорить, что Влад почувствовал ее силу и прикусил язык.
— Ну, ладно, — примирительно сказал он и нелепо подмигнул Лесе. — Не пугай. Второй раз подряд меня в заложники взять невозможно.
Я попытался замять этот странный разговор, который мог привести к очень печальным последствиям.
— Поберегите себя, — воспользовался я любимым советом Влада. — До моста все еще рукой подать, и если вертолеты вернутся, то без труда заметят нас.
Влад послушно встал на ноги, взвалил на себя ящик, но ему, кажется, хотелось загасить конфликт радикально, и он резко сменил тему:
— Послушай, малыш, — сказал он, с хрустом ступая по гравию железнодорожной насыпи. — Меня давно мучает один вопрос: что такое бино-мино?
Леся промолчала. Влад едва не попал в «десятку*. Я мысленно взвыл от досады. Вытерпеть недосказанность, когда сказано уже почти все, было не в моих силах. Проклиная себя за несдержанность, я сплюнул вопрос, оттягивающий язык, как пудовая гиря: