— Женщина, обнаруженная полицией в квартире убитого, — Натаниэль взглянул на Ларису Головлеву, — утверждает, что, когда она пришла, Шломо Меерович был уже мертв. Это так — если, конечно, она действительно пришла в восемь. Поскольку смерть хозяина наступила в семь.
— Да, — сказал инспектор недовольным голосом, — очень важная оговорка. Если госпожа Головлева действительно пришла в восемь. Но данное утверждение трудно проверить. У госпожи Головлевой нет алиби.
— Есть, — возразил Натаниэль. — У нее есть алиби. Ее соседка Шошана видела, как Лариса уезжала в тот вечер. Она не назвала точного времени, но, во всяком случае, далеко после семи. В тот момент Шломо Меерович был мертв. — Что же нам достоверно известно? — Натаниэль прохаживался по кабинету, то и дело натыкаясь на сидящих, но не обращал на это внимания. Казалось, он просто рассуждает вслух. — Известно следующее, — он остановился, поднял голову, обвел взглядом собравшихся. Лица показались ему необыкновенно похожими — может быть, по одинаковому выражению напряженного внимания. — Первое: Шломо Меерович был любовником Мирьям Шейгер…
— Может быть, хватит издеваться над нами?! — рявкнул Ицхак. — Вы повторяете одно и то же и, по-моему, только для того, чтобы меня унизить!
— Вовсе нет, — Натаниэль удивленно поднял брови. — Вовсе нет, я прошу прощения, если кого-то обидел. И прошу также воздержаться от эмоциональных оценок.
Ицхак отвернулся.
— Стоп! — сказал вдруг инспектор. — Предположим, я согласен с твоими рассуждениями… или фантазиями. Госпожа Головлева не убивала своего бывшего мужа. Пока что ты меня не убедил, но — предположим. Тогда выходит, что она должна была видеть убийцу. Вы ведь сами — ты и адвокат — утверждали, что ключ к разгадке в руках женщины, звонившей в полицию. Только что ты сообщил нам всем, что в полицию звонила Головлева. Следовательно, ключ к разгадке в ее руках.
— В этой запутанной истории было несколько ключевых деталей, — сказал Натаниэль. — Первая — гороскопы, вторая — звонок. С этими деталями мы только что разобрались. Гороскопы — фикция, свидетель, позвонивший в полицию, — сама госпожа Головлева… — Он сделал небольшую паузу, словно раздумывая над собственными, только что сказанными словами. — Но есть третья деталь. Фотография. Как мы знаем, в квартире убитого на книжной полке стояла фотография Ларисы Головлевой. По утверждению самой Ларисы, она эту фотографию покойному не дарила. То есть фотография играла роль части реквизита рассматриваемой нами инсценировки. Все указывало на Мирьям как на автора инсценировки. Лариса вспомнила — вдруг, случайно, — что подарила эту фотографию своим родственникам в числе прочих. Мирьям не участвовала в преступлении, как мы уже убедились. Следовательно, она не приносила фотографии…
— Госпожа Головлева сказала, что не дарила фотографии. Но, несмотря на это, могла ее принести, — заметил инспектор.
— Нет, потому что ей необходимо было бросить тень на Мирьям, — возразил Натаниэль. — Значит, и фотография необходима была именно та, которая принадлежала Мирьям. И фотография, принадлежавшая ей, осталась в Яффе, в спальне, на столике рядом с кроватью. Где мы — я и господин Грузенберг — видели ее.
А вот из альбома Мирьям аналогичная фотография исчезла. Кто же ее взял? И потом принес в квартиру Мееровича — в соответствии с планом? — Натаниэль усмехнулся. — Другой человек. — Розовски сделал небольшую паузу. — И этим другим человеком мог быть только один. Не правда ли, Ицхак?
При этих словах детектива Ицхак Шейгер, слушавший его с зачарованным видом, сделал какое-то неопределенное движение, словно попытался встать. Но так и остался сидеть неподвижно.
— Это ведь были вы, правда? — сказал Натаниэль. — Вы пришли за час до Ларисы, когда Шломо Меерович назначил вам встречу. Вы и убили его. Инспектор Ронен проверил, кому звонил Меерович из Димоны, когда договаривался о встрече. Он звонил в ваш офис. И разговаривал, согласно показаниям свидетельницы — матери Далии Меерович — с мужчиной. А кроме вас в офисе работают только женщины… Ицхак, — сказал он после паузы, — вы бы не хотели рассказать остальное самостоятельно? Честно говоря, у меня пересохло во рту. Я ведь не депутат и не актер. Так как же? Вы готовы мне помочь?
Шейгер промолчал. Лицо его казалось совершенно равнодушным. Он даже позволил себе сделать вид, что с трудом подавляет зевоту.
Натаниэль покачал головой.
— Хорошо, — сказал он. — Тогда еще несколько слов. Ицхак, два дня назад вы достаточно интенсивно перемещались по городу в поисках одного человека. Сначала вместе с Головлевой вы поехали к нему домой. Убедившись, что там его нет, отправились на работу. Не найдя его там, отправились в Хол он, где живет его подруга. Что случилось? И, кстати говоря, к чему такая срочность?
Ицхак не ответил. Розовски перевел взгляд на Головлеву.
— Лариса, что послужило причиной вашей ссоры? На улице Мигдалей-Кнааним, возле дома 18? Насколько мне известно, вы приехали туда вместе. И вдруг повздорили. Да еще так серьезно, что сами ушли, хлопнув дверью. Я имею в виду — дверцей машины. А? Что же до вас, — он повернулся к Шейгеру, — то вы остались. Вы поднялись на четвертый этаж, подошли к двери с номером 8 и позвонили. Звонили долго, но там никого не оказалось. После этого вы и отправились дальше — сначала в редакцию «Ежедневной почты», затем в Холон. Госпожа Головлева, так почему вы не сопровождали Ицхака в дальнейших поисках?
Головлева смотрела прямо перед собой, ее тонкие пальцы нервно теребили ремешок сумочки.
— Хотите, я выскажу предположение? — Натаниэль задумчиво посмотрел на нее. — Мне кажется, что вам было не по душе некое предложение, сделанное сообщником. И касалось это предложение свидетеля. Единственного, как полагал господин Шейгер, опасного свидетеля. Геннадия Гольдмана, человека, вставившего текст фальшивого гороскопа в газету. Верно?
Лариса еле заметно кивнула. При желании можно было принять этот кивок всего лишь за нервное движение, а не за согласие.
Натаниэль с усмешкой сказал инспектору:
— Представляешь, Ронен, его стремление найти свидетеля и заставить его замолчать было столь велико, что в Холоне он представился частным детективом. По имени Натаниэль Розовски, — он рассмеялся. Его никто не поддержал. — Черт возьми, я становлюсь популярным!
— Я не предполагала, что он замыслил убийство, — сказала вдруг Лариса Головлева. — И с этими гороскопами… — она покачала головой. — Боже, какой я была дурой!
— Насколько я понимаю, поначалу вы просто хотели позлить Мирьям, верно? — спросил Натаниэль. — Она всегда подтрунивала над вашими… как бы это сказать… суевериями. Так?
— Я придумала, будто астрологические прогнозы, касающиеся меня, всегда сбываются, — сказала Головлева. — Просто так… от скуки. Мирьям… — Она мельком глянула на неподвижно сидящую родственницу. — Мирьям человек рациональный. А я нет. Вот я и хотела доказать ей… Ну, неважно. А однажды он предложил мне разыграть историю по-настоящему. И заодно поставить ее в неловкое положение.
— Он — это Ицхак Шейгер? — быстро спросил Розовски.
— Да.
— Он рассказал вам о возобновившихся отношениях между вашей родственницей и вашим бывшим мужем?
— Да.
— И предложил вам разыграть сценку с прогнозом, свиданием и так далее. Сказал, что Мирьям в это время наверняка будет у Мееровича. О том, что Далия уезжает в Европу, он узнал от самого Мееровича?
— Вы же все знаете, — сказала Лариса безнадежно-усталым голосом. — Когда я пришла… вместе с ним…
— Как он объяснил вам наличие ключа от квартиры?
— Сказал, что нашел его у Мирьям в сумочке. Мы вошли… — она замолчала. — Словом, он сделал вид, что тоже поражен. Это сейчас я поняла… Ицхак предложил мне позвонить в полицию самой, а потом держаться той версии, которую мы придумали в порядке розыгрыша. Сказал, что адвокат все уладит. И я согласилась. Что мне еще оставалось делать? Я ведь сама сказала Мирьям, что у меня свидание вечером. Алиби у меня не было. Я не предполагала, что Шошана видела, как мы уезжали. Ицхак постарался сделать так, чтобы нас никто не видел. Теперь я понимаю, зачем.
— Да, старых пенсионерок мало кто принимает в расчет… — Натаниэль усмехнулся. Мирьям, с вполне понятным ужасом смотревшая то на детектива, то на мужа, воскликнула:
— Ты?.. Это сделал ты?!
— Заткнись, — холодно процедил Ицхак Шейгер. С его лица мгновенно спала маска страдающего, но покорного и заботливого мужа. — Ты что же думала — я не знал? Ты думала, я буду терпеть этот бесконечный позор? Да, я убил его, и больше не собираюсь скрывать!
— Тем более и скрывать-то больше нечего… — пробормотал Розовски, с интересом глядя на нового Шейгера. Тот не расслышал детектива.
— Нет, я не думал, что это действительно произойдет. То есть что я убью его, — уже спокойнее продолжил Ицхак. — Я… Не знаю. Может быть, я бы остановился на варианте этого розыгрыша. Не знаю, — повторил он. — Я хотел, чтобы вы — вы оба, и ты, и он — почувствовали себя примерно так же, как весь этот год чувствовал себя я. Чтобы испытали позор… — он вздохнул. — Шломо был моим партнером по нескольким сделкам. Не хочу говорить лишнего — он был надежным партнером. И мы вполне сработались. Возможно, я бы даже пригласил его к нам, если бы однажды, случайно, не узнал о вашей связи. Как-то раз мы с ним обедали вместе, и он рассказал мне историю вашей связи — давней связи. Он не называл имен, но я сразу понял, о ком идет речь. И вдруг он заговорил о том, что встретился с тобой здесь… — Ицхак помолчал немного. — Ч-черт, я не думал… Ну, неважно. Я следил за вами. Я знал, где вы встречаетесь и когда. Я изображал из себя слепого и глухого. И ждал удобного момента, — он посмотрел на Головлеву, сидевшую с опущенной головой. — Когда приехала твоя родственница, я понял, что она тоже не простила тебя. Очень удачно все складывалось. Мы почувствовали, что наши желания отомстить совпадают. Думаю, она не желала ничьей смерти — как и я… Но ей доставляло удовольствие злить тебя, раздражать тебя. Когда я заметил, с каким удовольствием она рассказывает о своем интересе к астрологии, мне пришло в голову воспользоваться этим. Поначалу — просто в виде розыгрыша. Устроить небольшой спектакль и застать вас вместе. В течение месяца Лариса, словно невзначай, рассказывала о том, как потрясающе точны астрологические прогнозы в газете «Ежедневная почта»…