Внизу страницы была аккуратно выведена строка — по-видимому, из Торы: «Кто согрешил предо Мною, того сотру я из книги Моей». Три буквы выделялись из строки цветом чернил: буква «хей» была выписана красным, буква «шин» — синим, буква «тет» — зеленым, «хей-шин-тет». Триста девять. Вернее, пять тысяч триста девять. Так автор — или переписчик — обозначил год написания книги: пять тысяч триста девятый по еврейскому летоисчислению, то есть тысяча шестьсот восемьдесят шестой — по европейскому. Своеобразное щегольство каллиграфиста. Сейчас профессору Гофману виделся особый, зловещий смысл этого стиха: «Кто согрешил предо Мною, того сотру я из книги Моей». Он вспомнил, что связано с этим именем, с этой книгой и с этим годом.
На столе перед Натаниэлем Розовски лежал большой лист бумаги, расчерченный на несколько квадратов. Часть квадратов была заполнена аккуратно написанными словами. Квадраты были соединены стрелками, возле некоторых красовались жирно подчеркнутые вопросительные и восклицательные знаки. Алекс Маркин некоторое время с интересом изучал макушку шефа, покрытую редеющими курчавыми — волосами, затем, перегнувшись через стол, заглянул в расчерченный листок и вежливо спросил:
— Это каббала? Или решаешь кроссворд?
— В самую точку, — буркнул Натаниэль, не поднимая головы. — Решаю кроссворд.
— Я тебе не мешаю?
— Нисколько. Если хочешь, можешь даже помочь. Вот, например: слово из неопределенного числа букв, обозначающее непорядочное, мягко говоря, отношение клиента к частному детективу. Знаешь?
Маркин подумал и ответил:
— Свинство.
— Мягко. Слишком мягко, — заявил Розовски. — Есть какие-нибудь синонимы? Только покруче.
— Сколько угодно, — сказал Алекс. — Нов основном нецензурные.
— Замечательно. Перечисляй. В алфавитном порядке.
Маркин перечислил. На восьмом или девятом особо закрученном слове Розовски наконец оторвался от своего занятия и с неподдельным восхищением посмотрел на своего помощника.
— Ну, ты даешь, Алекс! — сказал он. — Ты просто зарываешь свой филологический талант в землю.
Алекс рассмеялся. Розовски вздохнул и спросил, вновь возвращаясь к своему занятию:
— Что у тебя на сегодня запланировано?
— Да так, рутина.
— А точнее?
— Отчеты по делам. Хочешь послушать?
— Да, пожалуй… Между прочим, хорошо выглядишь, — сообщил Натаниэль своему помощнику. — Выходные идут тебе на пользу.
Алекс хмыкнул. Он действительно выглядел посвежевшим и даже поправившимся — в отличие от традиционно небритого и осунувшегося шефа.
— У меня к тебе еще одно поручение, — сказал Натаниэль. — Выбери, пожалуйста, время и завези вот эту папку в «Байт ле-Ам», — он указал на переплетенную в темный пластик папку.
— Сегодня?
— Вообще-то надо было вчера. Даже позавчера. Даже неделю назад.
— Хорошо, а что в папке?
— Документы, — ответил Розовски. — Документы по делу Розенфельда. В «Байт ле-Ам» есть один парень, Амос. Ему и отдашь. Внутренняя детективная служба.
Алекс кивнул.
— Ладно, докладывай. — Натаниэль отложил ручку и с удовольствием потянулся. — Ч-черт, хорошо бы сейчас махнуть куда-нибудь денька на два, верно?
— Верно, — Маркин улыбнулся. — Например, в Эйлат.
— Хотя бы… Так что там у тебя сегодня?
Маркин принялся было отчитываться по последним делам, но вскоре замолчал, несколько смущенный рассеянно-отрешенным взглядом шефа.
— Что? — словно очнувшись, Розовски посмотрел на Алекса с легким недоумением. — Почему ты замолчал?
— По-моему, ты меня не слушаешь, — ответил Алекс.
— С чего ты взял? — Натаниэль пожал плечами. — Я слушаю тебя очень внимательно. Значит, говоришь, парень действительно шляется по борделям, но вовсе не за тем, о чем думает его мамаша?
— Именно, — Маркин кивнул. — Только не по борделям, а по борделю. Одному.
— Ясно… И что же мы должны ей сообщить, по-твоему?
— А это уже твое дело, — Алекс развел руками. — Я свое сделал. Вот видеокассета, вот письменный отчет, — он положил названные предметы на стол перед Натаниэлем.
— Здорово… — Розовски вздохнул. — Позвонить мамаше и сообщить: «Так и так, мадам, ваш мальчик действительно навещает проституток, но не для того, чтобы оставлять у них деньги, а совсем наоборот». Иными словами, сутенерствует парень потихоньку… — Он полистал отчет, с видимой досадой отбросил его в сторону, буркнув при этом: — Сукин сын.
Маркин деликатно помолчал, потом спросил:
— Я могу идти? Мне еще два дела надо закончить. Наследство от нашего Габи.
— Габи… — повторил Розовски задумчиво. — Габи… — Он что-то вписал в один из квадратов на листе. — Ты иди, иди, спасибо, Алекс, — рассеянно сказал он. — Занимайся.
Алекс поднялся. Видно было, что ему очень хочется спросить о чем-то у шефа, но решился он уже стоя у двери:
— Ты не хочешь сказать, чем занимаешься?
Розовски неопределенно промычал что-то, но потом сжалился:
— Ладно, можешь посмотреть, — Натаниэль подтолкнул к нему лист.
— «Розенфельд»… «Галина»… «Спросить Габи»… Вопросы, требующие немедленного ответа… — прочитал Алекс и недоуменно воззрился на Розовски. — Что это?
— Схема расследования, — коротко ответил Натаниэль.
— Расследования? Мы что — продолжаем заниматься делом Ари Розенфельда?
Розовски промолчал.
Алекс покачал головой.
— Я так полагаю, — сказал он, — что две недели назад нас вежливо попросили закруглиться. И даже оплатили наши старания. Я не прав?
— Прав, прав, — проворчал Розовски.
— Так что же?
Натаниэль пожал плечами.
— Сам не знаю, — ответил он неохотно. — Что-то меня в этом деле зацепило. И мне не хочется оставлять некоторые вопросы без ответов. Понимаешь?
— Например?
— Например… — Розовски кряхтя вылез из кресла, подошел к окну, приспустил жалюзи. — Жарко сегодня, верно?
— Не жарче обычного.
— В холодильнике есть что-нибудь? — спросил Натаниэль.
— Не знаю, сейчас посмотрю. — Офра выпросила у Натаниэля выходной, и сегодня Алексу приходилось, помимо прочего, выполнять обязанности секретаря. Он вышел в приемную и тут же вернулся с двумя запотевшими банками колы. — Устроит?
— Вполне. Так вот, — Розовски с громким хлопком распечатал банку, сделал глоток. — Я помню, что фамилия «Розенфельд» звучала в нашем офисе. Повторяю это еще раз. Что это значит?
— Либо он сам был клиентом, либо кто-то из клиентов упоминал о нем, — ответил Алекс. — Но это может быть никак не связано с обстоятельствами его гибели.
— Согласен, и тем не менее… Я хочу успокоить собственную память, — упрямо сказал Розовски. — Я хочу доказать самому себе, что, во-первых, я не склеротик, а во-вторых — не страдаю галлюцинациями. Поэтому я хочу провести, если можно так выразиться, внутреннее расследование. Ты как, не возражаешь?
Алекс открыл было рот, но в это время раздалась трель телефонного звонка.
— Минутку… — бросил Натаниэль, снимая трубку. — Алло, я слушаю. Ронен?.. — Розовски мельком глянул на Алекса, кивком указал на дверь. Маркин вышел из кабинета. — Привет, Ронен, как дела? Что-нибудь прояснилось?
— Эксперты выражают сомнение в том, что Ари Розенфельд убит из собственного револьвера, — мрачно сообщил инспектор. — Как тебе это нравится?
— А-а… — Розовски вздохнул. — Я никогда особо не доверял экспертам, ты же помнишь. Они создают иллюзию достоверности и точности. А на самом деле, эксперты прежде всего — люди. То есть вполне могут ошибаться. На них ведь тоже оказывают влияние субъективные факторы. Настроение. Состояние желудка в момент проведения экспертизы. И так далее. Не стоит расстраиваться по этому поводу.
Инспектор Алон некоторое время осмысливал слова Натаниэля, потом спросил:
— У тебя проблемы?
— У меня? — Розовски сделал удивленное лицо, словно инспектор мог его видеть. Правая его рука продолжала чертить каракули на листе бумаги. — С чего ты взял?
— Что я — не помню твоих привычек? Если у тебя что-то не получалось, ты ударялся в философствование.
— Серьезно? — Теперь Натаниэль удивился по-настоящему. — Вот не замечал. Спасибо, что сообщил. Так что там с экспертизой?
— Пуля сильно деформировалась от удара в стену, — продолжил Алон. — Поэтому…
— Револьвер Левински? — лениво спросил Натаниэль.
— Ты догадался? Или предполагал что-то подобное?
— Ничего я не предполагал, — ответил Натаниэль. — Просто это логично…
— Тебя это как будто не очень заинтересовало? — В голосе инспектора Алона слышалось неприкрытое разочарование. — А я-то надеялся…
— Очень, Ронен, очень. Только, видишь ли, — Розовски замялся, — видишь ли, я… В общем, у меня это дело забрали.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что моим клиентам нужно было не расследование, а подбор доказательств вполне определенной версии. А убийство Галины Соколовой подвело черту под этим плодом их изобретательного ума. Собственно, ты так и сказал тогда, в гостинице.
— Ну-ну, — произнес инспектор. — Выходит, плакали твои денежки?
— Выходит. Какие уж тут деньги.
Ронен Алон немного помолчал.
— А ты как? — осторожно спросил он. Розовски не услышал в его голосе злорадных ноток и был этим приятно удивлен. — Успел что-нибудь накопать? Или нет?
— Д-да как тебе сказать… — нехотя произнес Натаниэль. — И да, и нет. Просто у меня появилось невероятное количество недоуменных вопросов. И, должен тебе признаться, это очень неприятное чувство — остаться с кучей вопросов, на которые, возможно, уже никогда не удастся найти ответы. Понимаешь?
— Да, это противно, — сказал инспектор. — А тебе, значит, очень хочется получить ответы?
— Странный вопрос.
— В таком случае, может быть, поделишься со мной информацией, которую успел собрать?
— Пожалуй, — ответил Розовски. — Почему бы и нет? Хотя, что можно успеть за неполных два дня следствия?
— Неважно, поделишься?
— Отчего же, конечно…