— Я знаю, — рассеянно заметил Розовски. — На той неделе, по телефону.
Баренбойм слегка растерялся.
— Верно, — сказал он. — Откуда ты знаешь?
— Что?.. — по-прежнему рассеянно переспросил Розовски.
— О том, что я договорился.
— Это я договорился, — пояснил Розовски. — От твоего имени. Извини, забыл тебя предупредить. Ты не обижаешься?
— Нет, — Баренбойм растерялся еще больше. — Я не обижаюсь, но…
— Вот и слава Богу, — сказал Розовски. — А то я бы очень неловко себя чувствовал, если бы ты обиделся. Я человек деликатный, ты же знаешь. А раз ты не обижаешься, то сейчас к нему пойду я, а ты пойдешь завтра.
— А зачем он мне завтра? — спросил Зеев. — Он мне сегодня нужен.
— Так не бывает, — объявил Розовски. — Люди нужны друг другу каждый день. Верно? — И тут же обругал себя: «Правду сказал Алон. Идиотская привычка — философствовать в плохом настроении».
— Но сегодня у меня к нему дело. А завтра?
— Дело решу я, — великодушно сообщил Натаниэль. — А завтра ты что-нибудь придумаешь. Неужели тебе не о чем будет с ним поговорить завтра?
Баренбойм пожал плечами.
— Всегда есть о чем поговорить с земляком, — сказал он, явно сдаваясь. — Что-нибудь придумаю. В крайнем случае — попрошу взаймы. Он, конечно, не даст.
— А тебе нужно?
— Зачем? Я сам могу дать взаймы. Но с чего-то же нужно начинать разговор.
— Скоро появятся новые купюры — пятьсот шекелей, — сообщил Розовски. — Предложи Левински за тысячу.
Баренбойм рассмеялся.
— Все еще помнишь? А что тут особенного? Это была нормальная и совершенно невинная сделка. Кстати, абсолютно честная.
— Не сомневаюсь. Как ты говорил в те времена? Работать нужно или честно, или так, как Баренбойм?
— То есть — очень честно, — подхватил Зеев-Владимир.
Речь шла о первой удачной коммерческой сделке Баренбойма. Он взял стошекелевую купюру и позвонил по номеру, отпечатанному на ней. После чего у него состоялся следующий разговор:
— Поздравляю, у меня есть для вас сувенир, — сказал Баренбойм человеку, поднявшему трубку. — Ваш телефонный номер соответствует номеру купюры достоинством в сто шекелей. Я держу купюру в руках. Если хотите, я продам ее вам за пятьсот.
Человек, с одной стороны, обалдел от такого нахальства, а с другой — неожиданно загорелся желанием иметь столь уникальную визитную карточку. Сделка состоялась.
— Да, — сказал Баренбойм, отсмеявшись. — Золотые были времена…
— Договорились? — спросил Розовски.
— Ладно, — Баренбойм махнул рукой. — В таком случае просто передай ему привет. Пока, Натан.
— Спасибо, непременно передам, — пробормотал Розовски себе под нос и направился в подъезд.
Лифт поднял его на четвертый этаж Розовски осмотрелся, пытаясь сориентироваться среди бесчисленного, как ему показалось, количества дверей справа и слева по коридору.
Судя по указателю рядом с лифтом, все, что здесь находилось, так или иначе относилось к компании «Интер» «Богато живут!» — Натаниэль хмыкнул. Странно, но его скепсис по отношению к человеку или предприятию всегда был обратно пропорционален материальному положению последнего. Видимо, сказывались остатки коммунистического воспитания, полученного в детстве в советской школе.
Розовски неторопливо пошел по длинному темному коридору, читая таблички над дверями. Искомое помещение, в полном соответствии с законами Чизхолма, оказалось в самом конце. Как и предполагал Натаниэль, секретарь — юная миниатюрная смуглянка с химическим беспорядком на голове — не обратила внимания на дату назначенного приема, а лишь на фамилию. Набрав номер шефа и сообщив, что к нему пришел некто Баренбойм, она положила трубку и, стандартно улыбнувшись, предложила Натаниэлю немного подождать:
— Господин Левински через несколько минут освободится, и вы войдете.
В ответ на ее улыбку Розовски улыбнулся отнюдь не механически. Он испытывал симпатию к смуглым девушкам с выбеленными краской завитыми кудряшками. Симпатия эта имела скрытый, но глубокий смысл. Поскольку мода на светлые волосы (вне зависимости от цвета кожи обладательницы) появилась в Израиле около четырех лет назад, то есть с началом Большой Алии из СССР, Натаниэль считал, что ее (моды) возникновение имеет тот же первотолчок, что и его решение об открытии частного агентства, а именно — появление на улицах еврейского государства бывших советских граждан и гражданок, в том числе — блондинок. Поэтому стройные смуглянки с рыжими и просто белыми прическами казались ему причастными к некоему тайному сообществу, в которое и он имел удовольствие входить. Правда, в настоящий момент он уже был готов к тому, чтобы определить упомянутое сообщество как тайный союз дураков.
Секретарь больше не улыбалась. Видимо, посетители не вызывали в ней особой симпатии. А может быть, запас улыбок был ограничен. Так или иначе, она вернулась к исполнению своих обязанностей — щелканью на компьютере, а Розовски принялся рассеянно разглядывать приемную.
Дверь кабинета отворилась, оттуда вышла женщина необыкновенной внешности. Натаниэль даже встал, словно собираясь представиться. Строгое деловое платье на ней казалось сверхлегкомысленным, и вообще — ей следовало осчастливливать людей на светских раутах, но уж никак не тратить жизнь в бесконечных коридорах компании «Интер». Натаниэль уже собрался сообщить ей что-то подобное, но красавица равнодушно скользнула по нему взглядом холодных прозрачно-голубых глаз и скрылась за дверью соседнего кабинета.
— Боже, о чем я? — пробормотал Розовски. — Какие светские рауты могут быть в нашем Израиле? — И он тяжело вздохнул.
Видимо, вздох его был достаточно громок, потому что секретарь оторвалась от компьютера и сказала — без улыбки:
— Можете войти.
Кабинет президента «Интера», который ныне занимал Моше Левински, был под стать коридору — огромен и почти пуст. Письменный стол терялся в его пространствах, так что взгляд детектива, скользивший по декоративным панелям и картинам на стенах, не сразу встретился с взглядом хозяина кабинета. А когда встретился, то Натаниэль понял, что обоюдной симпатии между ними, скорее всего, не будет. Розовски обладал замечательным качеством: его первое впечатление от незнакомого человека очень быстро получало подтверждение с точностью до наоборот. Если человек казался открытым и порядочным, вскоре выяснялось, что это отпетый мерзавец. Сухарь и сноб оказывался на поверку отзывчивым и щедрым. И так далее.
Пройдя к столу и сев в предложенное кресло, Натаниэль никак не мог решить: нравится ему хозяин кабинета или нет. Тощая фигура, костлявое лицо, цепкий взгляд из-под очков в тонкой металлической оправе. Аккуратен в одежде. Костюм Левински немедленно вызвал у Натаниэля ассоциации с Нахшоном Михаэли. Кстати, и впечатление от кабинетов обоих оказалось сходным.
«Везет мне на вице-президентов, — подумал Розовски. — Сплошные вице».
— Мне сообщили, что меня хочет видеть Зеев Баренбойм, — сухо заметил Левински. — Но вы — не он.
— Полностью с вами согласен, — ответил Натаниэль и окончательно решил, что Моше Левински ему не нравится. Эта мысль немедленно его успокоила. Он расслабился настолько, что вольготно откинулся на спинку кресла и даже позволил себе закинуть ногу на ногу, игнорируя неодобрительный взгляд вице-президента «Интера». — И хочу принести вам свои извинения за эту небольшую неправду.
Моше Левински кивнул, то ли принимая извинения к сведению, то ли соглашаясь их принять. Во всяком случае, выражение его лица осталось недовольным.
— Видите ли, — Натаниэль замолчал на короткое время, пытаясь решить, с чего начать, — видите ли, господин Левински, я просто опасался, что, узнав мою истинную профессию, вы откажетесь говорить со мной.
— Вы бандит? — бесцветным голосом спросил Левински. — Аферист? Шантажист?
Натаниэль опешил на мгновение, потом рассмеялся.
— Боже мой, конечно, нет! — ответил он.
— Почему же вы считали, что я откажусь от встречи с вами?
— Я — частный детектив, — сказал Розовски. — Меня зовут Натаниэль Розовски. — Вот, если угодно… — он предъявил Левински копию своей лицензии. Левински только мельком глянул на документ и снова молча кивнул.
— Как вы, вероятно, догадываетесь, я занимаюсь расследованием убийства вашего шефа, — сказал Розовски.
— По чьему поручению? — спросил Левински.
— Поручению?
— Да. Вы же частный детектив, — Левински сделал еле заметное ударение на слово «частный». — Кто поручил вам это расследование? Кто вас нанял?
— Страховая компания, — ответил Натаниэль, не вдаваясь в подробности. Ответ удовлетворил вице-президента «Интера», во всяком случае, он сказал:
— Хорошо, я вас слушаю. Задавайте вопросы.
Натаниэль несколько растерялся, поскольку приготовился к долгому и малоперспективному препирательству. Собственно, отправляясь сюда, он, скорее, хотел не побеседовать с Левински, а просто составить общее впечатление относительно работы и окружения Ари Розенфельда.
— Должен вас предупредить, — сказал он наконец, — что я — частный сыщик, а не полицейский следователь.
— Я это понял.
— Поэтому вы вовсе не обязаны отвечать на мои вопросы. Правда, в этом случае, вам, видимо, придется отвечать на такие же вопросы в полиции… — Натаниэль замолчал, выжидательно глядя на Левински и ругая себя последними словами: можно было бы и подготовиться к беседе.
Левински молчал, глядя на детектива лишенными выразительности глазами, и надо было о чем-то спрашивать. Розовски сформулировал про себя первый вопрос, но в этот момент тонкие губы вице-президента «Интера» разжались, и он сказал — почти без интонаций:
— Итак, вы собираетесь спрашивать, но не знаете, с чего начать. Я вам помогу. Чтобы сократить время, поскольку и у вас, и у меня его не так много.
Розовски засмеялся несколько обескураженно.
— Почему бы вам сразу же не задать вполне естественный вопрос: не я ли убил Ари Розенфельда? — продолжил тем же бесцветным голосом Левински.