Коридор был пуст. Из полуоткрытых дверей аудиторий и лабораторий слышались приглушенные голоса, изредка смех. Рабочий и учебный день еще не начался. Натаниэль дважды до этого бывал в лаборатории профессора Гофмана и хорошо знал ее расположение. Деликатно постучав в дверь и услышав: «Войдите», — он решительно шагнул в помещение.
Если Давид был удивлен его визитом, то виду не подал. «Собственно, с чего бы ему удивляться? — тут же подумал Розовски. — Именно этого он вчера и ожидал».
Если кто и был удивлен по-настоящему, так это Габи Гольдберг. Натаниэлю показалось даже, что он был не только удивлен, но и встревожен.
— Натан? — растерянно спросил он. — П-привет… Что-то случилось?
— Что у нас могло случиться, Габи? Все по-старому, вспоминаем тебя. Офра передавала особый привет и даже велела поцеловать, но, я думаю, целоваться не будем.
Габи коротко рассмеялся.
— Кстати, я хотел бы у тебя кое-что узнать, но это — так, при случае, — сказал Натаниэль. — А сейчас — извини, у меня к Давиду дело. Ты не торопишься никуда?
— Нет.
— Вот и славно, поговорим, хорошо?
— Хорошо… — ответил лаборант, и напряженность, чувствовавшаяся во всей его фигуре, усилилась.
Коротко кивнув сыщику, Гофман пригласил его к себе в кабинет, сказав по дороге лаборанту:
— Поработай без меня, Габи, я несколько минут буду занят.
Натаниэль вежливо улыбнулся в ответ на удивленное пожатие плеч Габи и направился в указанном направлении.
— Н-ну? — спросил Давид, усаживаясь за стол и усаживая Натаниэля в кресло напротив. — С чем пожаловал? Есть какие-то идеи?
— Да так, — неопределенно ответил Розовски. — Ни с чем. Никаких идей. Так… осмотреться, — он окинул внимательным взглядом кабинет руководителя лаборатории. — Это произошло здесь?
Гофман кивнул, его лицо немедленно помрачнело.
— На этом самом месте, — сказал он.
— На каком?
— Михаэль сидел здесь, за моим столом, в моем кресле, — пояснил Гофман. — Книга лежала перед ним.
— Раскрытая на последней странице, — подхватил Розовски. — Это я уже знаю… Можно взглянуть? — Он встал.
— Конечно, смотри! — Профессор тоже поднялся, вышел из-за стола. — Пожалуйста… если это поможет.
— Спасибо. — Розовски наклонился над гладкой пластиковой поверхностью стола. Да нет, вряд ли он здесь найдет что-нибудь. Он зачем-то поднял одну за другой три папки, лежавшие на краю стола, быстро перелистал их. Положил на место. Повернулся к Гофману: — А где сейчас книга?
— Где ж ей быть? Там же, где была до этого, — в сейфе. Хочешь взглянуть?
Розовски кивнул, сел в кресло.
— Габи! — крикнул профессор. — Будь добр, принеси книгу, которую нам прислали из Института изучения еврейской культуры в диаспоре!
— Минутку! — тотчас откликнулся Габи.
Розовски побарабанил пальцами по крышке стола. Выдвинул ящики из тумбы, присвистнул при виде фантастического беспорядка.
— Ты проверял, из стола ничего не пропало?
— Ничего. Почему ты спрашиваешь?
— Так, на всякий случай. Скажи, — спросил Натаниэль, — а тебе не приходило в голову, что причины всех этих смертей, пусть и связанные с книгой, имеют несколько иную, скажем, более материальную причину, чем заклятие, проклятие и прочие каббалистические тайны?
— Например?
— Например… почему бы не рассмотреть гипотезу о том, что страницы книги были пропитаны смертельным ядом. Ты, наверное, слышал о подобном использовании ядов. Если не ошибаюсь, так был убит какой-то из французских королей. Я это помню еще из университетского курса криминалистики.
— Карл Девятый, отец Варфоломеевской ночи, — подсказал Гофман.
— Вот-вот. Не исключено, что дозировка яда могла быть такой, чтобы приводить к смерти лишь при прочтении или хотя бы перелистывании всех страниц книги, — сказал Розовски.
— Как же ты объяснишь аналогичный эффект, вызванный копией, по меньшей мере дважды — в истории германского теософа и моего лаборанта? — спросил профессор.
— Н-ну… — Детектив покачал головой. — Это-то как раз не проблема. Представь себе, что никакого проклятия не было. И книга «Сефер ха-Цваим» вообще была написана в XIX столетии. Кстати, и экспертиза это подтверждает. Например, кто-то из врагов Генриха фон Хаммершильда, зная о его страсти к поискам и собирательству оккультных, в том числе каббалистических книг, через подставных лиц распустил слух об этой книге и загадках, ее сопровождающих. А потом взял да и подсунул знатному коллекционеру отравленную подделку. А?
— А смерть Корна?
Розовски развел руками:
— Сделанное единожды могло быть сделано и дважды. Может быть, история с Хаммершильдом вымышлена точно так же. С моей точки зрения, неоспоримым фактом в этой истории пока что является только, увы, смерть этого парня, твоего лаборанта.
— И где же, по-твоему, мой лаборант мог подцепить столь изощренных врагов, что они действовали через Институт по изучению еврейской культуры в диаспоре?
— А ты, кстати, проверил? Книгу действительно прислали из этого Института? — небрежно спросил Натаниэль.
Профессор Гофман вдруг побледнел.
— Н-нет… О Господи, неужели… Да ты с ума сошел!
— Почему? — Натаниэль недоуменно поднял брови. — Я высказываю гипотезы. Каждая из них куда материалистичнее твоей. А насчет Института — позвони, позвони. На всякий случай. И где, наконец, загадочная книга?
— Книга пришла по почте… — пробормотал Давид, набирая номер телефона.
Сидя в кресле за профессорским столом, Розовски с интересом следил за тем, как профессор пытается связаться с Иерусалимом.
— Успокойся, — сказал он. — Что ты так разнервничался? Разве экспертиза обнаружила наличие яда, пропитавшего страницы книги?
— А?.. — Давид замер с телефонной трубкой в руке. Выражение его лица было столь забавным, что Розовски засмеялся.
— Знаешь, с твоими дурацкими подозрениями… — буркнул Гофман. То ли от раздражения, то ли от растерянности он начал лихорадочно листать лежащую на столе папку.
— Я всего лишь высказал одно из предположений, — сказал Натаниэль. — Всего лишь одно. Кстати, оно не более дурацкое, чем предположение о проклятии средневекового каббалиста, спровадившем на тот свет современного крепкого парня. И при этом вовсе не настаиваю на правоте… А вот, кстати, и твой лаборант.
В кабинет вошел Габи Гольдберг и протянул профессору увесистый том в черном кожаном переплете.
— А, Габи. — Профессор отбросил папку в сторону. — Послушай, ты опять принес мне не ту папку. Твоя рассеянность переходит всякие границы. Что это?
— Вы же просили книгу, — обиженно ответил Гольдберг. — Вот эту.
— Ах да, давай сюда. И принеси, ради Бога, ту папку, которая мне нужна.
Лаборант скрылся за дверью и тут же снова вернулся с тонкой папкой в красной пластиковой обложке.
Натаниэль задумчиво посмотрел на Габи, потом на книгу, лежащую перед Гофманом. Наклонился, пододвинул книгу к себе, раскрыл ее.
— «Ибо наказаны будут не те, кто проливает кровь сынов Адама на сочную траву, забывая, что кровь — это душа, но те, кто скрывает за бельмами учености истинное, незамутненное зрение…» — прочитал он. — Да-а… Что-то мудрено для меня.
Габи Гольдберг фыркнул.
— Ерунда, — сказал он. — Вообще, по-моему, эта книга — полный бред. Для шизиков. Все слова вроде понятны, но так оно все перекручено… — Он покачал головой. — Черта с два разберешь.
До Розовски не сразу дошел смысл сказанного.
— А что? — Гольдберг пожал плечами. — Я, во всяком случае, ничего не понял.
Теперь уже и Гофман посмотрел на лаборанта расширившимися от изумления глазами.
— Ты хочешь сказать, что читал ее? — Он искоса глянул на сыщика, ожидая увидеть на его лице ехидную улыбку. Но улыбки не было.
— Читал. А что? — В свою очередь спросил лаборант. И, заметив странное выражение лица профессора, встревожился: — Вы же не говорили, что нельзя.
— Нет, я, конечно, не говорил, но…
— Ты слышал когда-нибудь о проклятии Давида Сеньора? — хмуро спросил Розовски.
— О чем? — недоуменно переспросил Гольдберг. — О каком проклятии?
Розовски и Гофман снова переглянулись.
— Понятно… — сказал Натаниэль. — Скажи, Габи, что за человек был твой напарник?
— Нормальный человек. Правда, подвинутый на всех этих штуках, — Габи кивком указал на книгу. — А что за проклятие?
— На каких штуках?
— Что?
— На каких штуках был подвинут твой напарник? — повторил вопрос сыщик.
— Ну, на этих. Каббала и прочее. А что?
— Профессор предполагает, что именно это увлечение и оказалось причиной смерти, — сказал после паузы Розовски.
— Увлечение? А разве это не… не сердечный приступ?
— Но он был спровоцирован, — медленно произнес сыщик. — Так, во всяком случае, полагает профессор Гофман.
Габи недоверчиво посмотрел на сыщика, перевел взгляд на Давида Гофмана. Тот кивнул. Лаборант неуверенно улыбнулся.
— А вы могли бы объяснить мне… — начал было он, но Розовски перебил:
— Увы, нет, мы еще сами ничего не знаем. О проклятии Давида Сеньора вам расскажет ваш профессор. А мне пора, — он поднялся. — Давид, я бы хотел взять на денек эту книгу.
Гофман отрицательно качнул головой.
— Я оставлю расписку.
— Ты прекрасно понимаешь, что дело вовсе не в этом! — вспылил Давид.
— А в чем? — Розовски удивленно посмотрел на друга. — А, вот в чем дело… Но ты ведь слышишь, — он указал на лаборанта, все еще стоявшего у двери. — С ним ничего не случилось.
— А что со мной должно было случиться? — спросил тот.
— По мнению профессора Гофмана, ты должен был скончаться от сердечной недостаточности, — объяснил сыщик. — Сразу по прочтении книги.
— Ну и шуточки у вас… — пробормотал Гольдберг.
— Это не шуточки, — сказал Натаниэль. — Профессор предполагает, что с этой книгой связана какая-то довольно мрачная история… Кстати, как у вас складывались отношения?
— С кем?
— С Михаэлем Корном.
Гольдберг немного подумал.