— Может быть, у Макклоя?
— Мы знаем каких-нибудь Макклоев?
— Нет, не могу вспомнить, сэр. Надо будет спросить у Мориса Келлема. Уэксфорд вытер платком вспотевший лоб и по примеру Кэмба стал обмахиваться утренней газетой.
— Чадолюбивый Келлем, — начал он. — Когда я утром нашел Хаттона, Келлем шел с одним из отпрысков своей большой семьи. Он, Майк, тоже водитель грузовика. Интересно… У Хаттона в этом году дважды угоняли машину.
Верден вытаращил свои бледно-голубые глаза.
— Неужели?
— Я вспомнил об этом, — объяснил детектив, — как только Келлем сказал, чье это тело. Оба случая произошли на главной северной дороге. Но никого не поймали. В первый раз Хаттона ударили по голове, а во второй — не били, а только связали.
— Одного раза, — задумчиво протянул Верден, — вполне достаточно. Профессиональный риск. Два уже вызывают сомнения. Хочу послушать, что скажет доктор. И если не ошибаюсь, то он как раз идет к нам.
Доктор Крокер и Уэксфорд учились в одной школе, правда доктор был младше главного инспектора на шесть лет. Подобно Джеку Пертуии и Чарли Хаттону они знали друг друга всю жизнь. Но их дружба была делом случайным, а манера общения сухой, насмешливой часто саркастической. Крокер был единственным человеком из тех, кого знал Верден, кто умел парировать ядовитые замечания главного инспектора, а иногда даже превосходил его в колкостях. Высокий, худощавый, с глубокими морщинами, вертикально пересекавшим и его смуглые щеки, он вошел в офис с холодным, как зимний день, выражением.
— Я хотел бы узнать о Чарли Хаттоне, — начал Уэксфорд.
— Абсолютно здоровый механизм, если исключить тот факт, что он мертв. — Крокер не обратил внимания на укоризненный взгляд Вердена. — Кто-то тяжелым гладким предметом бабахнул его по затылку. Предполагаю, что он умер часов в одиннадцать, но в таких вещах абсолютная точность невозможна. Чем, вы говорили, он зарабатывал на жизнь?
— Он был водителем грузовика, — ответил Верден.
— Я так и думал, что вы это скажете. У него прекрасные зубы.
— Какая связь? Он вполне мог иметь хорошие зубы. — Уэксфорд почти огорченно провел языком по двум зажимам, на которых держался его верхний протез. — Ему было всего тридцать лет.
— Конечно, — согласился Крокер, — он вполне мог иметь хорошие зубы. Беда в том, что он их не имел. То есть я хочу сказать, у него были самые прекрасные вставные зубы, какие я только видел — очаровательные, из слоновой кости. Очень изящно выточенные. Зубы Чарли Хаттона так искусно сделаны, что выглядят более настоящими, чем собственные. Я бы удивился, если бы они стоили меньше двухсот фунтов.
— Богатый человек, — задумчиво проговорил Уэксфорд. — Сто фунтов в бумажнике и двести фунтов во рту. Хотел бы я верить, что он их честно заработал, гоняя свой грузовик по главной северной дороге.
— Это ваша проблема, — сказал доктор. — А я иду на ленч. Вы уже испытали лифт?
— В качестве моего медицинского советника ты рекомендовал мне подниматься по лестнице пешком. Врач, исцелися сам. Все упражнения, какие ты делаешь в лифте, ограничиваются нажатием кнопки. Ты не хочешь следить за своим давлением?
— Об этом я позабочусь. — Крокер направился к двери, и луч солнца высветил его стройную фигуру и главное преимущество — отсутствие брюшка. — Все дело в обмене веществ, — беззаботно объяснил он. — У некоторых это появляется быстро. — Он посмотрел на Уэксфорда. — У других медленно. Удача изменчива.
Уэксфорд фыркнул, и, когда доктор ушел, открыл верхний ящик стола и достал вещи, которые нашел в карманах Чарли Хаттона, в том числе и пустой, без денег, бумажник. Он был еще мокрый. Детектив осторожно вынул из кожаных отделений фотографию Лилиан, водительское удостоверение, членский билет Дартс-клуба и разложил их на солнце, чтобы сохли. Утром в кармане Хаттона он нашел чистый сложенный носовой платок, а теперь среди его складок обнаружил маленькую визитную карточку. В верхнем углу было напечатано: Джолион Виго, бакалавр стоматологической хирургии, лиценциат стоматологической хирургии, королевский колледж хирургии, инженер стоматологической хирургии. 19, Плугменс-лейн, Кингсмаркхэм, Суссекс. Тел: Кингсмаркхэм 384.
Уэксфорд поднял карточку к яркому солнечному свету.
— Как вы полагаете, не это ли источник искусно сделанных зубов?
— Может быть, Виго знает, откуда приходили деньги, если не скажет Келлем, — предположил Верден. — Моя жена ходит к Виго. Он хороший дантист.
— Но пальца ему в рот не клади, если вам интересно мое мнение. Обобрать ловкого маленького пациента вроде Чарли Хаттона на двести фунтов за тридцать два зуба — это надо уметь. Не удивительно, что он может позволить себе жить на Плугменс-лейн. Мы, выбрали не ту профессию, это точно. А сейчас я пойду на ленч. Вы со мной? Потом мы отправимся к Келлему и отвлечем его от домашней суеты.
— Мы вполне можем воспользоваться лифтом, — с явным смущением предложил Верден.
Жизнь Уэксфорда не стоила признания в том, что он малодушно боится лифта. Хотя табличка, прибитая внутри, ясно утверждала, что грузоподъемность лифта три человека, он опасался, что конструкторы не имели в виду его огромный вес. Но колебался он не больше секунды, потом вошел, и, когда дверь закрылась, нашел спасение в шутовстве.
— Мягкая мебель, столовое белье, обеденные приборы, — нажимая на кнопку, игриво перечислял он, будто читая вывески в супермаркете. Лифт вздохнул и поплыл вниз. — Первый этаж для леди, нижнее белье, чулки… Майк, почему он остановился?
— Наверно, вы нажали не на ту кнопкуг
Или механизм не выдержал моего веса, встревоженно подумал детектив. Дверь лифта открылась. Сержант Кэмб с виноватым видом нерешительно остановился на пороге.
— Простите, сэр, я не знал, что это вы. Я хотел спуститься вниз.
— Разрешается ТРЕМ особам, сержант. — Уэксфорд надеялся, что его внутренняя дрожь не заметна. — Входите.
— Спасибо, сэр.
— Сержант, полагаю, вы навестите миссис Фэншоу? — задал детектив ненужный вопрос. Лифт плавно опустился, встал, и дверь открылась. Должно быть, прочно скроен, вроде меня, подумал Уэксфорд. — Я слышал, что она пришла в сознание.
— Надеюсь, сэр, врачи уже сообщили ей о муже и дочери, — сказал Кэмб, когда они шли nb черно-белому шахматному полу вестибюля. — Догадываюсь, это не поможет ей. Муж и дочь — вся ее семья. У нее больше в мире не души, кроме сестры, которая приехала, чтобы опознать тела.
— Сколько ей лет?
— Миссис Фэншоу, сэр? Около пятидесяти. Сестра намного старше. Ужасное для нее дело — опознавать мисс Фэншоу. Могу сказать вам, сэр, она жутко разбилась. Все лицо… Они возвращались домой из Истбурна в «ягуаре» Фэншоу. Машина перевернулась на скоростной полосе трехрядного шоссе за Стауэрто-ном. У них дом в Лондоне, и Фэншоу, должно быть, спешил. Бог знает, как все случилось, на дороге не было ни души, а «ягуар» перевернулся и загорелся. Миссис Фэншоу вылетела из машины, а двое других погибли на месте. И страшно обгорели.
— И миссис Фэншоу об этом не знает?
— Она была в коме после того, как это случилось.
— Сейчас я вспомнил, — заметил Верден, поднимая штору из пластмассовых реек, которую в жаркую погоду вешали на дверь в кафе «Карусель», чтобы спастись от мух. — Следствие было отложено.
— Да, до тех пор, пока миссис Фэншоу не придет в сознание. Предварительно туда поедет Кэмб и попытается узнать у нее, почему такой закаленный в путешествиях водитель, как мистер Фэншоу, на пустой дороге перевернул машину. Но надежды мало! Что вы хотели бы заказать, Майк. Я возьму какой-нибудь салат.
— Два салата с ветчиной, — сказал официантке Верден и налил себе ледяной воды из запотевшего графина.
— Старая «Карусель» передвинулась в пространстве в сторону Америки, — заметил Уэксфорд. — И во времени тоже. Не так давно в жаркую погоду на этих столах над водой поднимался пар, как над перегретым мотором. А что если этот Макклой платил Чарли Хаттону за то, что тот оставлял свой грузовик без присмотра или отвлекал от машин других водителей? Грузовики всегда угоняют. Водители оставляют их на придорожных стоянках для автотранспорта, пока сами чуть-чуть вздремнут или выпьют чашку чая. Хаттон мог устраивать себе приятное маленькое развлечение. Пятьдесят или сто фунтов за машину в зависимости от груза.
— В таком случае, почему Макклой убил курицу, которая несла золотые яйца?
— Потому что Хаттон испугался или наелся по горло и стал грозить, что настучит на него. Он мог даже попытаться шантажировать.
— Меня бы это совсем не удивило, — согласился Верден, намазывая масло на рогалик. Масло совершенно растаяло. Как и все остальное, включая человечество, подумал Верден. Персонал «Карусели» потерял обычную расторопность. — Но дочери не было в машине.
Редко к кому сержант Кэмб испытывал такую жалость, как к этой женщине, лежавшей напротив него на горе подушек. Ее пальцы украшали брильянты и сапфиры в платине, и кольца постукивали, когда она комкала простыню.
Правду говорят, что на деньги не купишь счастья, подумал простой сержант. У этой женщины никого не осталось, во всем мире ни души. Муж погиб и дочь…
— Мне очень жаль, миссис Фэншоу, но ваша дочь была в машине. Она возвращалась в Лондон с вами и вашим мужем.
— Они не страдали, — быстро добавила молодая женщина-полицейский. — Они ничего не почувствовали.
Миссис Фэншоу потрогала лоб, над ним крашеные волосы на дюйм от корней стали седыми.
— Голова, — вздохнула она. — Голова болит. Ничего не могу вспомнить, никаких деталей. Все как в тумане.
— Не волнуйтесь, — сочувственно успокоил ее Кэмб. — Вот увидите, память со временем вернется. Знаете, вы снова будете совершенно здоровы. — Для чего? Для вдовой, бездетной жизни? — Ваша сестра рассказала нам больше деталей, чем мы ждали.
Миссис Фэншоу и миссис Браун были очень близки. И не много в жизни семьи Фэншоу случалось такого, что прошло бы мимо внимания миссис Браун. От нее полицейские узнали, что Джером Фэншоу владел бунгало в Истовере, между Истбурном и Сифордом, и что его жена и дочь семнадцатого мая поехали туда, чтобы неделю отдохнуть. Перед Пасхой их дочь, Нора, бросила свою работу учительницы английского в Германии, растерялась и не знала, что делать дальше. Иначе, сообразил Кэмб, ничто бы не заставило молодую девушку ехать отдыхать с родителями. Но она сопровождала их. Миссис