нные с прямыми спинками, на которые не такая богатая хозяйка бывает вынуждена усаживать гостей. Глядя на разветвления люстры из древесины тика и матового стекла, на бархатные шторы и большой цветной телевизор, Уэксфорд решил, что Хаттон сделал все, чем могла бы гордиться жена. Келлем и он, оба были водителями грузовиков, и оба жили в квартирах, построенных советом города. Но на этом общее между ними кончалось. Уэксфорд взглянул на Бардслея, светловолосого и напоминавшего кролика брата миссис Хаттон. Он был похож на сестру, но не такой привлекательный. Внимание Уэксфорда остановил его костюм. Очень похоже, что это его выходной костюм. В такой день, естественно, он наденет лучшее, что у него есть. Но это были дешевые пиджак и брюки из магазина готовой одежды.
— Пожалуйста, простите меня, миссис Хаттон. Разрешите, я задам несколько рутинных вопросов. — Она тотчас охотно согласилась и кивнула. — Мистер Бардслей, насколько мне известно, у вас и мистера Хаттона был общий бизнес? Равное партнерство?
— Я думал о том, чтобы взять его в партнеры, но в последнее время бизнес идет неважно, и фактически он просто работал у меня.
— Вы не будете возражать, если я спрошу, сколько вы ему платили?
— Ну, не знаю… Мне это совершенно не нравится.
— Естественно, не нравится, — вдруг страстно вмешался Джек Пертуии. — Какое это имеет отношение к тому, что случилось в пятницу? Вы сами можете понять, что Чарли хорошо зарабатывал, достаточно посмотреть вокруг.
— Не шуми из-за пустяков, Джек. — Голос миссис Хаттон звенел от напряженного усилия держать себя в руках. — Офицеры делают только то, что должны делать. — Она неловко провела пальцем по брошке. — Чарли обычно приносил каждую неделю чуть больше двадцати центов. Правильно, Джим?
Ее слова явно огорчили Джима Бардслея, и в голосе появились агрессивные нотки.
— В последнее время я бы сам с удовольствием столько зарабатывал. Чарли был из тех ребят, которые из малого добывают большое. Я бы посоветовал ему быть осторожнее.
Мисс Томпсон покачала головой, и прядь волос выпала из впечатляющего сооружения.
— Что вы имеете в виду под «быть осторожнее»? Вы хотите сказать, что Чарли не был совершенством, — взорвалась она. — Немного найдется людей, которые в качестве свадебного подарка даже не родственникам пришлют проигрыватель.
— Мэрилин, я никогда не говорил, что Чарли был совершенством.
— Меня тошнит от всего этого. Все, что вам нужно, это найти того, кто убил Чарли. — Руки у нее дрожали, и она крепко сжала их. — Джек, дай мне сигарету. — Когда он поднес зажигалку, она вцепилась в его запястья, и у них у обоих тряслись руки. — Вы все, — пробормотала она, — вы все готовы раздавить рабочего человека. Если у него нет уютного дома, вы называете его бездельником. — Откинув выбившиеся из башни волосы, она взглянула на Уэксфорда. — А если у него есть то, что ваш класс считает само собой разумеющимся, вы кидаетесь на него, считая, будто он где-то стащил эти вещи. Всюду класс, класс, класс. — Слезы дрожали на ее густых, как сапожная щетка, ресницах.
— Подожди, пока начнется революция, — сердито пробурчал Бардслей.
— Ох, замолчите оба, — резко прервала их миссис Хаттон и повернулась к Уэксфорду. Чувство достоинства взяло верх. — Муж работал сверхурочно, он брал дополнительные рейсы на стороне.
Рейсы на стороне, подумал Уэксфорд. Хаттон брал мало сверхурочных, но много получал за них. У него был цветной телевизор, вставные зубы ценой в двести фунтов, и он подарил другу на свадьбу проигрыватель. В магазине Кингсмаркхэма он видел такую же люстру из древесины тика и матового стекла и заметил, что она стоит двадцать пять фунтов, на одну четвертую больше недельной зарплаты Хаттона. Когда его убили, он имел при себе сто фунтов.
«А если у него есть то, что ваш класс считает само собой разумеющимся, — говорила девушка, — вы кидаетесь на него, считая, будто он где-то стащил эти вещи». Очень любопытно, размышлял Уэксфорд, наблюдая, как теперь она прижалась к плечу Пертуии. Конечно, она очень молодая, а отец, наверно, провинциальный коммунист-активист, и она несомненно злится на людей, которые лучше ее образованы и лучше говорят, чем она. Девушка агрессивного типа. Подобные люди говорят о пацифизме, о правах человека и братской любви, но у них нет ни энергии, ни мужества предпринять что-то приближающее эти желанные условия. И к тому же он ничего не сказал, что могло бы вызвать такой взрыв. И Бардслей тоже всего лишь намекнул, что Хаттону следовало бы быть осторожнее. Или она почувствовала этот почти неощутимый легчайший укол потому, что знала — богатство Хаттона приобретено нечестным путем? Но если она, такая зеленая и неотесанная, знала, то и Пертуии тоже знает. Каждый в этой комнате, кроме Бердена и его, вероятно, знает, откуда пришло богатство. Не в первый раз он размышлял над могуществом горя. Это совершенно непробиваемая защита. И Пертуии прошлым утром уже эффективно использовал ее, положив конец вопросам. Миссис Хаттон с еще большим мастерством действует этим оружием. Она вызывает жалость тем, что с трудом держит себя в руках. И только бессердечное чудовище может не заметить ее усилий. Сейчас она собирала чашки и тарелки и с трудом, но стоически балансировала на высоких каблуках. Она наклонялась к каждому гостю и что-то нежно мурлыкала. Уэксфорд изучал взгляды, какими гости смотрели на хозяйку. Мать озабоченно. Пертуии выказывал глубокое волнение. Бардслей просто подвинул чашку, а огорченная невеста наклонилась вперед, выставила подбородок и кивнула в знак своей самоотверженной преданности.
— Миссис Хаттон, у вашего мужа был счет в банке? — спросил Верден, когда она снова села.
Солнце ярко освещало ее лицо, показывая каждую полоску и точку грима, но в то же время лишая его выражения.
— В Мидленде, — кивнула она.
— Я бы хотел взглянуть на его взносы.
— Для чего?
Хриплый агрессивный голос принадлежал Джеку Пертуии. Уэксфорд, не обращая на него внимания, последовал за вдовой к серванту, из ящика которого она достала длинную книжку кремового цвета. Он передал книжку Вердену и намеренно неуместно спросил:
— Когда, миссис Хаттон, ваш муж сделал себе искусственные зубы?
— Проклятые, всюду суют нос, — буркнул Пертуии, отчего она чуть вздрогнула и с отчаянием оглянулась на него.
— Они у него всегда были. С двадцати лет, — ответила она.
— Эти протезы?
— Ой, нет. Эти новые. Он ходил за ними к мистеру Виго с месяц назад.
Кивнув, Уэксфорд через плечо Вердена заглянул в книжку взносов и то, что он там увидел, удивило его больше, чем все богатство Хаттона. Три четверти приходных ордеров в книжке были вырваны вместе с корешками квитанций. Осталось только три корешка квитанций приходных ордеров. На самом недавнем оставшемся корешке стояла апрельская дата, и в тот раз Хаттон положил на свой счет в банке скромную сумму в пять фунтов и четыре пенса.
— Это был его сверхурочный заработок, — с несчастным видом пояснила вдова и с трудом сглотнула.
На двух других корешках квитанций значился взнос по два фунта на каждом.
— Миссис Хаттон, — начал Уэксфорд, отведя вдову в сторону, — назначение приходной книжки заключается в том, чтобы дать вкладчику точное представление о денежных суммах, которые он положил на свой счет в банке. Вы могли бы высказать предположение, почему мистер Хаттон вырвал и приходные ордера и корешки квитанций? Они должны заполняться в банке или самим мистером Хаттоном или кассиром, обслуживавшим его.
— Для меня это тайна. Чарли никогда не говорил со мной о деньгах… — Она с трудом сглотнула, и слезы потекли по накрашенным щекам. — Он всегда говорил: «Не забивай себе этим голову. Когда мы поженились, я обещал тебе дать все, что ты захочешь. И я исполню свое обещание. Тебе надо только назвать, что ты хочешь, и я тебе это дам». — Миссис Хаттон опустила голову, не в силах сдержать рыдания.
Ящик был открыт и в нем лежала чековая книжка Хаттона. Уэксфорд полистал ее и увидел, что двадцать второго мая Хаттон заплатил двадцать пять фунтов за люстру и тридцать фунтов фирме «Лукрис Лтд.» Хай-стрит, Кингсмаркхэм (свадебный туалет жены?). На той же неделе, последней неделе мая, еще тридцать фунтов Хаттон перевел «Эксельсиор электрик», Стауэртон (проигрыватель для Пертуии?).
Детектив положил чековую книжку в ящик и стоял, ожидая, когда миссис Хаттон придет в себя. Мать и брат ушли в кухню, и до него доносился шорох их перешептывания и траурно осторожное позвякивание посуды.
— Мистер Пертуии, вам что-нибудь говорит имя Макклой? — беззаботно спросил Уэксфорд.
Для миссис Хаттон оно не значило ничего, совершенно ничего. Это стало ясно в первый же момент. Что же касается Пертуии и девушки, тут полной определенности не было. Невеста выпятила нижнюю губу, и глаза у нее сверкнули. В этот момент она превратится в первобытное существо, ищущее укрытия, где спрятаться. Пертуии покраснел, вероятно, от возмущения настойчивостью Уэксфорда.
— Похоже на ирландскую фамилию, — фыркнул он.
— Вам не знакомую?
— Мне нет. Не знаю ни одного Макклоя. И никогда не слышал о нем.
— Тогда странно, почему вы с друзьями обсуждали в пятницу в «Драконе» этого Макклоя. Он местный?
— Я сказал вам, что никогда не слышал о нем. — Пертуии закусил губу и уставился на свои колени. — Вы не могли бы оставить нас одних, — попросил он. И Уэксфорд снова ощутил свое бессилие перед человеком, огородившим себя непробиваемой защитой горя. — Я никогда не знал, что происходит с грузовиками, — продолжал Пертуии. — Ведь я не единственный друг Чарли. У него были сотни друзей. Спросите Джима Бардслея, спросите Келлема. — Глаза у Пертуии казались остекленевшими и пустыми. — Пусть кто-то другой пачкает его память.
Джим Бардслей в фартуке, повязанном вокруг пояса, осторожно передвигался по кухне, расставляя посуду. Он будто боялся своим прикосновением повредить или запачкать первозданную чистоту кухонного оборудования. В квартире Хаттона и в доме Келлема была автоматическая стиральная машина. И это единственное сходство между ними. Кухня миссис Хаттон сверкала миксерами, электрическим ножом для открывания консервов, паровым утюгом, огромным пунцово-красным холодильником и духовкой с грилем на уровне глаз.