«Да, это моя племянница», — сказала миссис Браун, придя в себя и закрывая руками лицо. Конечно, он спросил у нее, абсолютно ли она уверена, и женщина ответила, что абсолютно уверена. Но сейчас, подумав, он засомневался, может быть, она согласилась с тем, что это ее племянница, просто по ассоциации. От ужаса и по ассоциации. Она сказала, что это ее племянница потому, что девушка была молодая и темноволосая. И кто же еще мог быть в машине с родителями, кроме Норы Фэншоу? Но кто-то был… И что теперь, черт возьми, говорить следователю?
— Вы можете, мисс, доказать, что вы Нора Фэншоу?
Она открыла большую кожаную сумку, висевшую на плече, достала паспорт и без слов протянула Кэмбу. Фотография мало походила на девушку, сидевшую по другую сторону стола. Но фотографии на паспорте редко имеют сходство с оригиналом. С чувством неловкости поглядывая на нее, а потом на документ лежавший перед ним, он прочел, что Нора Фэншоу по профессии учительница, родилась в Лондоне, у нее черные волосы, карие глаза и рост пять футов девять дюймов. Особых примет нет. У девушки в морге вряд ли было пять футов девять дюймов, но разве можно ожидать, что тетя сумеет определить рост изуродованного трупа.
— Почему вы не приехали раньше?
— А почему я должна была приехать? Я не знала, что отец погиб, а мать в больнице.
— Вы им не писали? Вы не ждали, что они напишут вам?
— У нас были очень плохие отношения, — спокойно ответила девушка. — Кроме того, мать написала. Вчера я получила ее письмо и прилетела первым же рейсом. Послушайте, мать узнала меня, и этого должно быть для вас достаточно.
— Почему я? — смутился Уэксфорд. — Почему я должен говорить с ней? Я не имею к этому делу никакого отношения.
— Понимаете, сэр, суперинтендант и инспектор Леттс уехали в Льюис…
— Тетя узнала ее голос?
— Кажется, узнала. Хотя, должен сказать, она была в растерянности. Откровенно говоря, я не очень-то верю тете.
— Ну ладно, приведите ее, — нетерпеливо перебил его Уэксфорд. — Хоть немного отвлекусь от грузовиков. И, Кэмб… воспользуйтесь лифтом.
Главный инспектор не видел ни ее мать, ни тетю, так что не мог уловить семейного сходства. Но она, несомненно, была дочерью богатого человека. Он посмотрел на сумку, на туфли, на платиновые часы… Но больше всего в ней чувствовался дух почти отталкивающего высокомерия. Он молча взял у нее паспорт, международное водительское удостоверение и письмо миссис Фэншоу. И когда возвращал их ей, то вдруг ему пришло в голову, что Норе Фэншоу, если она Нора Фэншоу, вероятно, предстоит унаследовать большие деньги. Джером Фэншоу был влиятельным биржевым брокером. И может быть, что эта девушка очень ловкая женщина, а он и Кэмб первые жертвы колоссальной жульнической операции.
— По-моему, нам лучше получить объяснения, — медленно проговорил он.
— Прекрасно, только я не совсем понимаю, чего вы хотите.
— Одну минутку. — Уэксфорд отвел в сторону Кэмба. — Кроме слов миссис Браун, ничто не подтверждало опознание тела мертвой девушки? — довольно хмуро спросил он.
— В машине была сумка с одеждой, — пробормотал совершенно растерявшийся Кэмб. — Мы просмотрели содержимое двух сумок, которые нашли на дороге. Одна принадлежала миссис Фэншоу. В другой ничего не было, кроме косметики, кошелька с двумя фунтами и какой-то мелочью и пачки сигарет. — Будто защищаясь, сержант добавил: — Сумка была очень дорогая из магазина «Мэппин и Уэбб».
— Боже всемогущий, — с отвращением пробормотал Уэксфорд. — Надеюсь, вы не обрушите на нас команду претенденток на имя Норы Фэншоу. — Он вернулся к девушке, сидевшей напротив него, и чуть кивнул. — Вы поехали в отпуск в Истовер с мистером и миссис Фэн спросил он. — Когда это было?
— Семнадцатого мая, — моментально ответила девушка. — Я учительница английского в школе в Кельне. В конце марта я ушла из школы и вернулась в Англию.
— И с тех пор вы жили с мистером и миссис Фэншоу?
Если девушка и заметила, что он не называет их ее родителями, то вида не подала.
— Нет, не сразу, — ответила она, и он почувствовал в ее голосе чуть заметные нотки неуверенности. — Некоторое время родители и я были в не совсем хороших отношениях. Я вернулась, чтобы жить с ними или, вернее, остаться с ними, в середине мая. Мать хотела, чтобы я поехала с ними в бунгало. А я хотела… Я хотела, чтобы наши отношения улучшились. И поэтому согласилась поехать с ними. — Уэксфорд безразлично кивнул, и она продолжала: — Мы ехали в Истовер в пятницу, семнадцатого мая… — Плечи у нее поникли, и она уставилась на сложенные на коленях руки. — В тот вечер у меня с родителями возникло разногласие… Ведь нет необходимости вникать в детали? — Не ожидая согласия Уэксфорда на это умолчание, она опустила рассказ о ссоре и продолжала: — Я почувствовала, что бесполезно пытаться склеить осколки. Мы принадлежим к разным мирам… мы… В результате в субботу утром я сказала матери, что меня к Англии ничто не привязывает, и я возвращаюсь в Германию, где постараюсь получить свое прежнее место. Я взяла один чемодан с одеждой, который привезла с собой, и поехала в Нью-Хейвен, чтобы успеть на корабль в Дьеппе.
— И вы получили свое прежнее место?
— К счастью, да. В Германии не хватает учителей, впрочем, как и здесь. И они очень обрадовались, увидев, что я вернулась. Я даже получила свою прежнюю комнату на Гетештрассе.
— Вас не удивило, что в прошедшие шесть недель вы не получали писем от мистера и миссис Фэншоу?
Она подняла голову, и ее прямые, черные, довольно густые брови взлетели вверх.
— Я же сказала, что мы поссорились. Уверяю вас, что отец сначала ждал от меня извинений и только потом соизволил бы написать. — Первый раз она проявила свои чувства, и это больше убедило Уэксфорда в правдивости ее истории, чем все документальные доказательства, какие она могла бы предъявить. — Такое молчание для нас обычно, — проговорила она, — особенно после неприятных сцен, как в тот вечер. Мы по полгода иногда не писали друг другу. Как я могла догадаться, что с ними что-то произошло? Я же не ясновидящая.
— Но как только миссис Фэншоу написала, вы тотчас же приехали.
— Все-таки она моя мать.
— Где вы планируете остановиться? «Олива и голубь» лучший в городе отель.
Девушка встала, и ни одной замятой складки не образовалось на юбке ее костюма. Ее самоуверенность почти ошеломляла. Кэмб открыл ей дверь, и, бросив им бодрое «до свидания», она ушла. Когда в коридоре стихли ее шаги, сержант с несчастным видом воскликнул:
— Если она Нора Фэншоу, то, ради Бога, кто же та девушка на дороге?
— Это ваша проблема, сержант, — сердито фыркнул Уэксфорд.
Лилиан Хаттон не была таким крепким орешком, как девушка, называвшая себя Норой Фэншоу, и «расколоть» ее не составило труда. Когда Уэксфорд сообщил ей, что дополнительный доход мужа поступал из криминальных источников, она горько заплакала, закрыв лицо руками. Детектив почти не сомневался, что для нее это открытие, и в печальном молчании наблюдал, как рыдания сотрясали ее тело.
— Миссис Хаттон, ваш брат дал мне путевые листы мистера Хаттона, — мягко проговорил он, когда она чуть-чуть пришла в себя. — Теперь я хотел бы знать, не сохранилось ли у вас чего-то вроде делового дневника или записей поручений.
— Только блокнот с телефонами, — всхлипнула она, — я туда почти все записываю.
— Хотел бы попросить дать его на время мне.
— Вы думаете, — начала она, вернувшись с блокнотом и вытирая заплаканные глаза, — вы думаете, что кто-то… кто-то убил моего Чарли потому, что он не стал делать… не стал делать для них работу?
— Да, примерно так. — Сейчас не время сообщать этой женщине свое предположение, что ее муж был не только вором, но и шантажистом. — Кто знал, что мистер Хаттон будет проходить тем вечером по тропинке вдоль реки?
— Все члены Дартс-клуба, — ответила она. — И я. Я тоже знала. И моя мама знала, и Джим, мой брат. Чарли всегда этой дорогой возвращался из паба.
— Миссис Хаттон, звонил ли ваш муж отсюда, из квартиры, кому-то, кого вы не знали? То есть я имею в виду незнакомых, с кем он хотел бы поговорить без свидетелей?
— Нет, никогда не звонил.
— Когда он бывал дома, я никогда не уходила. Мы всегда ходили вместе. Мы были как бы… неразделимые. Мистер Уэксфорд… — Она оперлась локтями на стул, и два огненно-красных пятна вспыхнули у нее на щеках. — Мистер Уэксфорд, я слышала, что вы сказали и должна вам верить. Но что бы мой Чарли ни сделал, он сделал это ради меня. Он был муж один на миллион, добрый, хороший человек, удивительный человек для своих друзей.
— Миссис Хаттон, я больше не хочу вас ни о чем спрашивать, — сказал детектив вдове, оставляя ее оплакивать плохую славу покойного мужа.
На Хай-стрит он встретил доктора Крокера, который выходил из лавки Гровера с номером «Британского медицинского журнала».
— И многих ты арестовал в последнее время? — бодро приветствовал его доктор. — Да, да, не забывай о своей гипертонии. Хочешь я померяю тебе давление? Сфигмоманометр у меня в машине.
— Знаешь, что сделай со своим сфигмоманометром… — ответил Уэксфорд, не уточняя детали своего пожелания. — Я пришел к выводу, что все население Кингсмаркхэма знало, что этой ночью Чарли Хаттон выберет тропинку через поле, когда будет возвращаться домой. Кто бы ни убил Чарли Хаттона, этот человек хорошо знал местность.
— Почему? Ему достаточно было услышать, что Чарли пойдет по Хай-стрит, а у моста спустится к тропинке, которая идет вдоль реки.
— Ты так думаешь? Ты считаешь, что Хаттон вдобавок еще рассказал убийце, что дно реки усыпано камнями, и один из них может служить подходящим орудием, если захочешь проломить череп собеседнику?
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Ты считаешь, что за этим убийством может стоять одна или много голов, но, кто бы ни нанес удар, исполнитель родился и вырос в Кингсмархэме.
— Правильно, Ватсон. На лету хватаешь. Это идет мой старый друг, хотя и костоправ, — продекламировал Уэксфорд, ни к кому в частности не обращаясь. Вдруг голос у него упал, и он схватил руку доктора. — Посмотри! Туда, где магазин электротоваров.