азгадать очередную загадку, а потом, сдавшись, анализировать решения. Это вошло в традицию. О детективных историях здесь говорили с тем же удовольствием, что и об астрологии, экстрасенсах, иных измерениях, вещих снах и прочих необъяснимых явлениях. Но на сей раз получилось несколько иначе.
Все еще раз поинтересовались у Валентины, как это ей удалось увидеть в лицо людей, в считанные минуты ограбивших банк в самом людном месте города, причем увидеть сразу после ограбления. А главное — определить, где спрятаны деньги.
— Но это вышло случайно, я ведь уже говорила, — как бы оправдывалась Валентина. — Мы с подругой зашли в роддом — он же рядом с банком. У подруги племянница только что родила.
Ефрем взглядом нашел Глеба и показал на записную книжку:
— А ты записывай, записывай! Завтра в номер дадим.
Глеб кивнул и, правда, принялся записывать.
— Мы стояли в вестибюле и не знали, кому отдать передачу — ни души. Заглянули в окошечко для передач — стоят пустые корзинки с номерами отделений…
— Прямо как у нас в больнице. Персонала не хватает, — заметил Валентин.
— И тут в дверь кто-то стал осторожно протискиваться. Крадучись. Мы инстинктивно спрятались за колонну. А человек этот швырк к окошечку — и обратно в дверь… Мы, конечно, снова туда головы засунули. А в корзине — сверток… Ну, а потом уж нетрудно было все это раскрутить, хотя сверток тогда сразу же исчез… Мы с подругой, помню, вышли оттуда как ни в чем не бывало, что-то напевая, и увидели их всех, четверых. Один из них стоял с детской коляской…
— Да, деньги в роддоме — это они умно пристроили, — заметил Глеб.
И тут ставшая в последнее время набожной Маргарита Сергеевна вдруг спросила:
— Валечка, а как вы думаете — вам Бог помогает?
— В каком плане, Маргарита Сергеевна? Помогает ли напасть на след? Определить, кто, зачем и почему?
— Нет, я немножко не то имела в виду. Есть простые слова, мы их часто произносим — Бог накажет… За плохой поступок, за преступление. И человек внутренне должен быть готов к этому наказанию. К справедливой развязке. Он как бы сам себя выдает…
— К сожалению, я человек не религиозный…
— Да тут дело не в религии, а в психологии, — заметил Гелий.
— Это уже что-то похожее на непротивление злу насилием, — начал философствовать Альберт. — Давайте ждать, когда он покарает. И ничего не предпринимать против подлецов, негодяев…
— Против убийц, — продолжил Ефрем. — Мы пишем о добре, красоте, а за углом калечат женщину, убивают ребенка, отнимают последнее у старика…
— Страну грабят. Уничтожают Россию. — Валентин понуро сидел в углу и говорил словно нехотя, будто огромный груз давил ему на плечи. — Мы больного на простыню не можем положить — нет простыней, матрасы все дырявые, одеял не хватает, койки железные стоят с тридцатых годов… А медикаменты, инструменты, аппаратура… я уж и не говорю!
— Но ведь и за это Бог должен покарать виновных, — утвердительно произнесла Маргарита Сергеевна.
И тут молчаливая Зоя Алексеевна, которая всегда робко сидела в сторонке и как бы вбирала в себя мнения других, реагируя на это то выразительным взглядом, то жестом, вдруг неожиданно обратилась сразу ко всем с вопросом:
— А вы действительно верите, что Бог обязательно накажет виновного? Виновного в страшном грехе, я имею в виду… Я вот не верю…
Валентина посмотрела на нее с интересом, остальные — тоже… Маргарита Сергеевна даже отложила в сторону свое вязанье, сняла очки и стала изучать Зою Алексеевну так, будто видела ее впервые, а потом вдруг заговорила:
— Постой-ка, Зоенька… Ты говоришь о страшном грехе. Ты что, имеешь в виду… убийство?
— Ну, в общем-то да, хотя страшным грехом можно назвать не только убийство…
Зоя Алексеевна говорила медленно, с трудом подбирая слова, потому что все смотрели на нее как-то по-особому, с подозрением, что ли, и она это прекрасно видела. — Впрочем, я ведь только спросила…
— Нет, Зоя, — не оставляла ее в покое Маргарита Сергеевна, — ты ведь имела в виду что-то конкретное, да? Какой-то случай? Расскажи, Зоя, расскажи нам!
Зоя Алексеевна побледнела, улыбнулась через силу и еле слышно произнесла:
— Да нет, это я так, поверьте… Решила пофилософствовать, да неудачно.
Валентина не была бы Валентиной, если бы не пришла ей на выручку.
— А я вот хочу вас всех спросить, — бодро начала она, — вы Ильина читали? Философа русского, Ивана Александровича?
Глеб, который был специалистом по части НЛО, мистики, открытия третьего глаза, а также ядовитых замечаний в любой адрес, тут же спросил:
— Швейцарский богомол?
— Перестань! Его же выслали из России в двадцать втором… Да, у него смысл философии — в познании Бога, божественной основы мира. Я почему о нем вспомнила. Мы говорили о непротивлении злу, об этой толстовской идее. А Ильин говорил о сопротивлении злу силой и мечом, если это необходимо, если нет других средств. И правильно!
Зоя Алексеевна встала. Она очень волновалась, как перед выступлением на сцене, хотя сцену оставила уже давно и много лет после этого была скромным диктором на радио.
— Подождите, — сказала она, — я читала Ильина, но хочу сказать о Толстом. Если человек борется со злом и применяет при этом силу, то Толстой считает это насилием, вмешательством в жизнь другого человека, ибо жизнь эта находится в божьих руках. Ему, значит, виднее, всевышнему. Он сам распорядится. И человек, не препятствовавший злу, может чувствовать себя спокойно? А? Как по-вашему?
— О, боже мой! Ну конечно, не может! — взорвался Ефрем. — А вот если он убивает преступника — с благой целью, разумеется, — препятствовать злу, — то это уже моральная трагедия человека. Противоречие между хорошей целью и несовершенными средствами.
Зоя Алексеевна помолчала, а потом вновь собралась с силами и спросила:
— А если он не препятствует злу, потому что не имеет такой возможности? То он виновен?
Маргарита Сергеевна уже давно ерзала в своем кресле от того, что никак не могла понять свою подругу. Наконец, она не выдержала:
— Зойка, что ты темнишь! Что тебя мучает? Скажешь ты, наконец, или нет? Мы все ждем.
— Ну, что ж… Хотя сделать это мне трудно, дело происходило не со мной. Я недавно встретила женщину, которая видела… убийство.
Гелий, разливавший всем чай, вздрогнул от неожиданности, и на салфетке появилось несколько темных чайных пятен. Чувствовалось, что аудитория вся напряглась и ждала, что же последует дальше. Зоя Алексеевна немедленно отреагировала на сотни немых вопросов:
— Она видела убийство… как бы вам сказать… издалека. Один человек хладнокровно, ловко и даже… изящно убил другого и… вышел.
— Вышел? Значит, дело было в комнате? — не выдержав, спросила Валентина.
— Хм… Ушел, — поправилась Зоя Алексеевна. — Убил и ушел. Убийца не знает, что его видели. И вообще никто не знает, что ее убили. Это была женщина. Все думают, что она сама умерла — намеренно или по неосторожности. Но эта моя… знакомая чувствует себя сейчас в крайней опасности…
— Но почему же… — начала Маргарита Сергеевна, но ее прервал Альберт, успешно аккумулирующий не только знания по физике, но и по психологии:
— А потому, что вникните в психологию преступника. Он-то знает, что убил. И он подозревает, что кто-то все же мог что-то заметить. Он боится, он осторожен и… опасен. А эта женщина, эта ваша очевидица могла бросить на него взгляд… Иногда ведь и полвзгляда достаточно, чтобы знать, о чем человек думает. Вот он и понял, что она что-то знает, видела. Возможно, он и следить за ней начал… А потом…
Зоя Алексеевна побледнела, прошептала: «Откуда вы все это знаете?» и упала в кресло. К ней подскочил Глеб, стал успокаивать горячо, как-то по-мальчишески:
— Ну, что вы! Тут просто не только передача мыслей на расстояние, тут и передача состояния… Альберт Иванович принял ваше состояние…
Маргарита Сергеевна не выдержала:
— Но почему ее состояние? Ведь это же происходило не с ней… Не с тобой ведь, Зоя?
— Но почему, почему?
Никто не понял этого вопроса Валентины, а она подошла к Зое Алексеевне, обняла ее и стала успокаивать:
— Выбросьте это из головы. Не бойтесь. Пусть преступник боится.
А затем тепло улыбнулась Гелию:
— А ты как только разволнуешься, так обязательно чай прольешь.
Гелий, чьей главной специализацией среди друзей были вещие сны и предвидения, вдруг неожиданно встал посреди комнаты и заговорил:
— Люди, я потрясен. Несколько месяцев назад я увидел, как один человек, мой знакомый, убил женщину…
— Где? — спросили чуть ли не все хором.
— Во сне… Но дело в том, что женщина действительно умерла, а человек этот страшно переменился. И представляете, что мне пришло в голову? Что мы с Зоей Алексеевной говорим об одном и том же лице…
— Так, может, вы это лицо и назовете? — предложил Ефрем.
— Ну, во-первых, вы все равно его не знаете. А во-вторых, это неэтично. Дело-то было во сне.
— А этот ваш мужчина… Он имеет отношение к… искусству? — дрожащим голосом спросила выглянувшая из-за Валентининого плеча Зоя Алексеевна.
— Да… Господи, ну конечно, имеет! — воскликнул Гелий. — Он играет… Он сочиняет… А что, ваш убийца тоже причастен к этому?
— Мой… Да, кажется…
— Становится все интереснее и интереснее… — произнес Ефрем. — Глеб, это надо дать в газету!
— Что вы, что вы! — с ужасом запричитала Зоя Алексеевна.
— Я тут немного подслушала из прихожей, пока раздевалась, — сказала появившаяся наконец Глафира. — Мой вам совет, Гелий и Зоя Алексеевна, — опишите друг другу этих ваших мужчин — из сна и из действительности. Кто знает…
— А как? — спросила Зоя Алексеевна.
Тут все посмотрели на Валентину, и она взяла бразды правления в свои руки.
— Лица, Зоя Алексеевна, бывают круглые, прямоугольные, трапецией, треугольные, пятиугольные… Вот такие…
И она нарисовала на бумаге образцы.
— Вот! — Зоя Алексеевна сразу указала на треугольник.