— Пьянь подзаборная. Бомж. Не бойся, — сказал Алик, поднимая очень даже неплохую палку.
Алла Юрьевна не боялась, она уже поняла, что этот постоянно сваливающийся ей на голову пьяный мужик — ее судьба. И что лучше — снять парик, чтобы пьянчуга ее не узнал, но зато дать возможность узнать ее Алику, или оставить все как есть, было неизвестно. Она отвернулась, следя боковым зрением за пьяными передвижениями. И когда Алик справился с окном, схватил ее за руку и потянул по тротуару к вокзалу, мужик, которого она, казалось, уже пролетела, вдруг обернулся ей вслед и сказал совершенно трезвым голосом:
— Мало дала. Дай еще.
Она остановилась как вкопанная, а потом побежала вперед. Алик теперь бежал сзади нее, а за ними летел крик этого идиота, который все готов был погубить:
— Я узнал тебя! Я и тогда знал! Я все знаю! Это ты магазин ограбила!
Алик заставил Аллу Юрьевну остановиться.
— Ты магазин ограбила? А где…
Но в это время камень, запущенный им вслед пьянчугой, шаркнул Алика по затылку. Подняв вверх палку, с которой еще не расстался, с криком: «Ах ты, тварь!» Алик бросился назад. Алла Юрьевна не стала ждать конца этого последнего действия и скромно удалилась. Она быстро обогнула типографию и оказалась во дворе профилактория, среди деревьев, которые сажали ветераны, в том числе и их, редакционные. Здесь она знала все тропки и сейчас, хоть они и слабо были освещены уличными фонарями, уверенно шла по ним на центральную улицу, вдоль которой, тоже дворами, она могла пройти в свой дом, в свою спасительную квартиру…
Она одна в ночном городе, где калечат, грабят, убивают… При всем понимании этого страха за жизнь не было, ибо страх позора был сильнее, но она его уже пережила… Дорожка шла мимо небольшого озера. Она присела на берегу и опустила ладони в воду. Улыбнулась — как в песне. «Свои ладони в Волгу опусти»… Вода не смоет типографскую краску, если та осталась на ее пальцах. Но она смоет налипшие переживания, сделает быстрее шаг, увереннее — действия. Оторвавшись от воды, она пошла, побежала дальше, мимо чужих домов, детских качелей и горок, мимо цветочных клумб и мусорных ящиков, мимо холодно поблескивающих машин и мрачных металлических гаражей… Город спал, ей никто не встретился на пути, и не напрасно она совершенно забыла про свой пистолет.
В их подъезде всегда горел свет. Здесь, на финише, вновь пришло волнение, и она не сразу смогла отпереть дверь. Войдя в квартиру, Алла Юрьевна заперлась и упала прямо в прихожей. Ей было нехорошо, ее тошнило. Потом, кое-как раздевшись, она вошла в ванную и, поскольку летом горячую воду всегда отключали, встала под холодный душ… Отмыв от черных пятен руки, растеревшись полотенцем, Алла Юрьевна достала сумку, при этом металлические пластины упали на дно пакета, положила ее на ковер и стала вытаскивать оттуда пачки, перетянутые черными резинками…
Денег было слишком много, Алла Юрьевна никак этого не ожидала. Можно подумать, что в овощном магазине продавали холодильники или компьютеры. А может, они там оружием приторговывают? Или наркотиками? Впрочем, мысли эти были второстепенными и проплывали мимо, не особенно цепляясь за разум. Тревожнее было другое — Алла Юрьевна смотрела на это несметное богатство и не испытывала никакой радости. Ничего! В душе была пустота, ее словно вытрясли, не оставив в ней ни крупицы надежды на лучшее, ожидания праздника, да просто даже обыкновенного покоя, который пахнет домашним теплом и благополучием. Тихо, но уверенно к ней приближалась — да что там приближалась, уже просто прижала ее к стене такая тоска, что хотелось броситься на пол и выть по-волчьи или по-собачьи! Одна, с этими никому не нужными деньгами, от которых исходила опасность — собственно, ведь не исключено, что какая-нибудь мелочь может навести милицию на след… А что, если и обратиться в эту самую милицию? Нашла, мол, пакет, кладу там-то, получите…
Столетиями можно рассуждать о том, какая сила толкает людей на подобные поступки, но испокон веков ясно одно — каждому человеку изначально даются чувства сострадания и вины. Вопрос другой — живы они или нет, спят или бодрствуют… Не раздумывая более, боясь остановиться, Алла Юрьевна оделась так, чтобы не бросаться в глаза, сунула пакет с деньгами в обычную хозяйственную сумку, а типографский металл в пакет из-под хлеба и отправилась к первому троллейбусу, который направлялся в центр города, к главпочтамту и молодежному парку. Она намеренно не думала о том, что везет, умоляя всевышнего, чтобы хватило сил сделать все так, как решила. У главпочтамта опустила в урну металл, зашла в телефонную будку и набрала 02. Вышла, спокойно положила пакет на садовую скамейку и спряталась за деревья — а вдруг за эти минуты, оставшиеся до прибытия стражей порядка, сверток возьмет случайный человек? Оглянуться не успела — загрохотал мотоцикл. Город еще только просыпался, и этот грохот резал слух. Мотоцикл подкатил к самой скамейке, молоденький милиционер схватил пакет, бросил его в коляску, прикрыл чем-то кожаным и уже хотел было исчезнуть, как возле него остановилась милицейская машина. Диалог автомобилиста и мотоциклиста вывел Аллу Юрьевну из себя.
— Ну, что, нашел?
— Ничего, — ответил мотоциклист.
— Так я и думал. Пустышка. Чокнутая баба. Или пьяная.
— Поехали!
— Нет, давай все-таки осмотримся хорошенько. Четы-ре-то глаза — оно лучше.
И он шагнул в кусты — хорошо, что не в сторону Аллы Юрьевны. Мотоциклисту явно не хотелось оставлять приобретенные ценности без пригляда, но он вынужден был пойти вслед за сослуживцем. Когда они удалились на значительное расстояние, Алла Юрьевна быстро пошла по направлению к почте и, проходя мимо мотоцикла, одной рукой, не глядя, нащупала заветный пакет и, мгновенно положив его опять в свою сумку, скрылась за почтой, села там на враз подъехавший троллейбус и через минуту была уже далеко. Она не могла ответить на вопрос, почему милиционер хотел заграбастать ее деньги — может, дома у него плачут голодные дети?
Мысль о детях ей явно подсунул кто-то там, наверху, чтобы она больше не маялась от разброса своих желаний и решений. Алла Юрьевна вспомнила свою знакомую Клаву Халову, работавшую в детском доме. Клава жила с родителями, была еще не замужем и каждый месяц на всю свою зарплату покупала детдомовским ребятишкам соки — яблочный, томатный, персиковый… Со слезами говорила она о том, что им ничего не хватает — ни любви, ни заботы, ни еды… Господи, как же будет справедливо отдать эти деньги или хотя бы пока часть их в детдом! Она с улыбкой вспомнила Деточкина из «Берегись автомобиля» — вот пример, почему это сразу не пришло ей в голову?! А чтобы не было вопросов, откуда деньги, она договорится с сыном — может же он давать ей большие суммы, мать все-таки.
Алла Юрьевна сошла в березовой роще, почти рядом со своим домом. Над городом вставало солнце. Оно слегка золотило верхушки уже чуть начавших желтеть березок, и казалось, что они покрыты сверху воздушно-золотистым куполом. Под этот купол, как в храм, шагнула и Алла Юрьевна. Она шла среди протянувшихся к ней солнечных нитей, она подставляла им лицо, и ей казалось, что это утро соткано специально для нее из света, воздуха и чего-то еще теплого, едва ощутимого, что позволяло ей шагать легко, свободно и чувствовать себя такой пронзительно-счастливой, какой не была она уже многие годы. Вперед, Аллюр! Жизнь продолжается! И в разных местах лежит масса неправедных денег! Она еще скажет свое справедливое слово в этом жестоком, бушующем мире! Она еще пройдет по краю обрыва! Риск и победа — хорошая пара!
НА ПАРКЕТЕ ВОСЕМЬ ПАР…
Анна опять опоздала на свой автобус. Подумала, что теперь уж, наверное, ее обязательно уволят. Ну и хорошо, ну и ладно — это лучше, чем работать с утра до вечера за жалкие гроши, набирать на компьютере бездарные тексты, которые потом будут опубликованы в бездарной газете, и знать, что на все заработанное нельзя купить даже приличную одежду. Не себе — о себе она давно уже не думает, — подрастающему сыну. Ей всегда жилось трудно, но раньше была хоть какая-то надежда на профком и прочие комы, на новую квартиру, на материальную помощь, подарки к праздникам, путевки — однажды она с Ванюшкой отдыхала даже в санатории матери и ребенка, и совершенно бесплатно! Сейчас жить стало тоскливо — очередь на квартиру до нее так и не дошла, и теперь жилье надо покупать, учебники и многие дополнительные занятия в школе стали платными… Стоп, этот перечень может тянуться до вечера, и что толку? Надо лучше подумать, как зарабатывать деньги…
Это лето было прохладным, и Анна положила в сумку куртку и платок из натурального шелка, который согревает не хуже шерстяного. С конечной остановки шел полупустой автобус. Именно в таком полупустом виде, но только уже вместе с Анной он проехал несколько остановок, и тут в дверь влетел мужчина с обезумевшими глазами. Он пробежал по салону, выкрикивая: «Вы тут ничего не видели?», оглядел всех каким-то отсутствующим взглядом и тупо уставился себе под ноги. Все смотрели на него с видом зрителей в цирке, когда на арене идет веселый аттракцион. И только когда он обреченно произнес: «Я, наверное, перепутал автобус», кондуктора вдруг осенило:
— А не дипломат ли вы ищете?
— Да! Где он?
Мужчина вдруг весь побелел, его затрясло, впору было вызывать «Скорую помощь».
— Ну, слава богу! Нашелся хозяин! Он — на конечной, водитель не едет, хочет милицию вызывать, думает, там бомба. Поезжайте скорее туда!
Она нажала на кнопку возле двери, и автобус, только что отползший от остановки, остановился, выпустил мужчину и тихо пополз дальше. Мужчина кинулся через дорогу к автобусной остановке, на которой было пусто — очевидно, автобус в противоположную сторону только что ушел. Анин же автобус уткнулся носом в пешеходный переход перед светофором. Стало тихо. Анна не переставала думать об этом мужчине с бледным лицом и обезумевшими глазами. О его дипломате, лежащем где-то на конечной остановке автобуса, то есть практически рядом с ее домом… Мысли, предположения, д