огадки набегали словно волны, задерживались на секунду-другую и вновь уходили в подсознание, в этот огромный бушующий океан, наполненный большими и маленькими тайнами бытия. И вдруг она оцепенела — там, внутри нее, в самых дебрях ее родного, привычного и теплого мира словно раскололись молнии и страшный грохот потряс каждую ее клетку — да ведь там… Господи, там, в дипломате — деньги, иначе и быть не может, там много-много денег, и этот мужчина… Анна оглянулась — он все еще стоял на остановке, но теперь от него к ней словно тянулись какие-то нити, связывавшие их мысли — деньги, деньги, деньги!
О, есть на свете огромная, словно из глубин Вселенной идущая сила, которая поднимает и поддерживает нас в нужные минуты, давая совершить задуманное, сила, которая сметает все на пути и ведет к одной-единствен-ной, самой нужной и желанной в этот миг цели. Анна уже не раз в этом убеждалась. Так было и сейчас. Пассажиры видели лишь то, что Анна вскочила с сиденья и бросилась к дверям — на самом деле ее подхватила эта сила, бросила вниз, на ступеньки, заставила с ужасом и в то же время жалобно сказать кондуктору, что она забыла выключить газ и ей надо немедленно выйти, чтобы вернуться домой, хотя выходить здесь и не положено… Автобус только-только зарычал, чтобы ринуться наконец на зеленый свет, но вдруг фыркнул, чихнул, приоткрыл двери и, как выбившаяся из сил лошадь сбрасывает лишний груз, выбросил на асфальт Анну. И когда она вышла на свободу, то всем существом своим почувствовала — вот сейчас, с этого самого момента, с этого шага, с этого порыва ветра у нее начинается другая жизнь. И тоска, нищета, это жалкое существование, эта вечная забота о куске хлеба остаются там, позади, вот в этой грязи, по которой она идет, в этой страшной луже, в этом открытом гниющем колодце — вечном уделе бедных городов с мерзкими хозяевами…
Все эти мысли заняли секунды — Анна не дала себе времени на раздумье. Она быстро остановила первую попавшуюся машину с молодым человеком за рулем и, рассказав ему про газ, упросила поехать в обратную сторону. Когда машина разворачивалась, краем глаза она увидела хозяина дипломата, все еще торчащего на остановке.
Молодой человек подвез Анну к одиноко стоявшему на конечной «Икарусу», отказался от денег и тут же уехал. Автобус стоял немного в стороне, там, где начинались сады и огороды. Анна вбежала в открытые двери — никого, пусто. Выскочив, побежала к кабине — там тоже никого не было.
— Вы кого-нибудь ищете? — осведомился голос из кустов.
— Не кого-то, а что-то. Я оставила в автобусе свой дипломат.
Анна готова была заплакать.
— Ну, наконец-то! Идите сюда! Этот? — спросил мужчина, в котором она узнала водителя автобуса. Он сидел на бревнах, предназначенных для сруба, а на приличном расстоянии от него лежал дипломат.
— Этот, этот! Можно взять?
— Ну, вы даете! У меня кондуктор пошла вон в магазин милицию вызывать — вдруг взрывное устройство! Маша! Маша! — закричал он.
В дверях магазина, что находился почти рядом с остановкой, показалась Маша.
— Вызвала?
— Вызвала! Едут! — отрапортовала она.
— Отбой давай! Нашелся хозяин!
— Тьфу ты! Сейчас позвоню!
И Маша снова скрылась в магазине.
— Спасибо вам! Извините, я на работу опаздываю! — с трудом ворочавшимся языком произнесла Анна и, схватив дипломат и прикрыв его сверху огромным белым полиэтиленовым пакетом, бросилась через кусты к домам, за которыми стояла и ее жалкая панельная пятиэтажка. Уже когда входила во двор, увидела свернувший на ее улицу автобус. Что ж, перед конечной у него есть еще одна остановка, и Анна решила, что, пока хозяин дипломата поднимет тревогу, она вполне успеет добежать до дома, спрятать что надо, переодеться и выйти как ни в чем не бывало. Неожиданно, когда Анна уже подходила к своему дому, показалась мчавшаяся на всех парах милицейская машина. «Не успела, значит, Маша дать отбой», — лихорадочно подумала Анна и прикинула расстояние до подъезда. Не одолеть! А скрыться надо немедленно… Тут она наткнулась на картонку, которая торчала из-за бордюра, огораживающего кусты возле дома. Ба! Вчера мальчишки строили здесь шалаш из досок и картона — под окнами у одинокого мужчины, работающего в таможне и любящего покой. Он их прогонял, но тетя Нюра со второго этажа, тоже одинокая пожилая женщина, защитила мальчишек, и таможенник смирился. Туда и нырнула Анна, почувствовав на себе чей-то взгляд. Что ж, может, смотрел кто-нибудь из соседей! Но разве не может она зайти в кусты, чтобы, скажем, что-то на себе поправить? Какую-то часть туалета?
Все та же необъяснимая сила заставила ее открыть дипломат и, не глядя, переложить все его содержимое, завернутое в грубую бумагу, к себе в сумку. Эта же странная, думающая и решающая за нее сила одела на нее куртку, которая вылетела из сумки, уступая место неизвестному свертку, и платок на голову. В таком переоблаченном виде Анна вылезла из кустов и пошагала… нет, не домой, это было бы слишком рискованно — вдруг устроят обыски? — а к больнице и поликлинике, которые находились неподалеку, через два двора, и там, кстати, тоже была автобусная остановка… Уже подходя к самым дверям поликлиники, она заметила, что сверток прямо-таки стремится вылезти из ее малогабаритной сумки. Затолкать его поглубже было невозможно, она просто сорвала с себя платок и накрыла им сверток, а волосы распустила по плечам. Что ж, если кому-то придет в голову спросить, кто заходил в поликлинику, то свидетели могут сказать, что — молодая женщина в синей куртке с распущенными волосами… А кто брал дипломат? Портрет несколько другой. Но Анна понимала, что все это для дураков, и потому из поликлиники через переход только для медицинского персонала и больных, по которому она не раз ходила, когда здесь лечилась, прошла в больницу. Там на первом этаже размещалось стоматологическое отделение, в котором она была давним и постоянным пациентом, и даже когда приходила к врачу только для профилактического осмотра, он тоже заканчивался новой пломбой.
Анна быстро посмотрела расписание — ее врач как раз вела прием. Но для того чтобы к ней попасть, надо получить талончик. В регистратуре, как всегда, ответили, что талончиков уже нет. Анна изобразила сильную боль, и так необходимый в эту минуту пропуск в кабинет оказался в ее руках. Людей в коридоре почти не было, врач за отсутствием больных приготовилась было к чаепитию, но Анна, поставив сумку как всегда у стены, ибо для вещей пациентов здесь не было ни столика, ни стула, уселась в кресло. Сумка находилась в поле ее зрения. Но что еще лучше — перед ней за окном была большая часть улицы и автобусная остановка… Правда, наблюдать с открытым ртом было неудобно, но необходимо. Подошел автобус — тот самый… Видимо, милиция не стала его задерживать, не сочла нужным. Значит, особого значения происшедшему не придали. Интересно, будут ли обыскивать квартал? Опрашивать людей? А что, если… если мужчина не скажет о деньгах, а кто будет искать просто дипломат! Но не скажет он о деньгах только в одном случае — если деньги эти криминальные. Тогда страшно другое — искать будет сам мужчина и его подельники и, не дай Бог, найдут… Тут ей пришла в голову интересная мысль — а с чего это она, собственно, взяла, что там именно деньги? А вдруг в свертке — оружие, наркотики или что-то наподобие этого?
В кабинет кто-то заглянул и совершенно будничным голосом произнес:
— Там спрашивают, не заходила ли к вам девушка с дипломатом…
Врач даже не выключила бормашину, только отрицательно покачала головой. Анна впилась руками в кресло: «Все. Ищут. Не паниковать! Выше голову!»
— Выше голову! Вы что, не слышите? — врач держала в руках какие-то железки и не решалась ими действовать. — И пошире — рот!
Хорошо, что починка зуба требует времени, и это мягкое кресло, и эта бормашина, и эти стены защищают тебя от того ужаса, в котором ты оказалась. Анна снова вросла в кресло, она готова была сидеть здесь весь день!
— Вам больно?
Голос врача она услышала словно издалека.
— Нет, мне не больно. Все хорошо.
— Тогда почему вы так побледнели? О, да вам плохо! Вы так дрожите… Даша, принеси-ка сюда что-нибудь успокоительное.
Медсестра, очевидно, была страшная копуша из племени черепах, но все же она вернулась с какой-то склянкой и Анна, стуча зубами, выпила всю эту горечь, еле выдавив из себя:
— Простите, каждый раз вот так… Я столько пережила из-за этих зубов…
И тут в докторе проснулся юмор:
— Ничего, немного осталось!
Действительно, у Анны, сильно болевшей в детстве, зубов оставалось все меньше и меньше, но это состояние рта было скрыто за искусно сделанными протезами.
А в углу хохотала медсестра. Сначала она старалась это скрыть, но потом ее судорожные всхлипывания достигли такой отметки, за которой все присутствующие не могут оставаться безучастными. И уже через минуту вслед за Дашей и врачом хохотала и пришедшая в себя Анна. Наконец врач сумела спросить, над чем это все смеются, и Даша, все еще захлебываясь от хохота, произнесла:
— Да там на улице какая-то дева мужика ограбила. Дипломат с деньгами стащила. Вот все с ума и сходят, ищут. Милиция бегает.
— А… откуда у него целый дипломат денег? — разумно спросила врач.
— Все тоже, как и вы, интересовались. Новый русский. Говорит, поставщику деньги приготовил. За какой-то товар. И вез их в автобусе.
— В автобусе? А где его машина?
— Вы опять спрашиваете то же, что и все! А у него сынок, говорят, машину из гаража укатил. Без спроса.
— Но если он вез деньги в автобусе, то как они оказались у… девы?
Поистине врач была самым разумным существом на свете. Даша торжественно встала.
— Объясняю все до конца, как слышала сейчас от ментов, когда за вашим лекарством ходила — пардон, от дядей милиционеров, — весело рисуясь, говорила медсестра. — Этот новый русский дипломат в автобусе забыл…
— Как забыл?
— Не перебивайте! Что-то его отвлекло — предполагают, что из окна он увидел собственную машину с собственным сыном и собственной… любовницей. Это такие слухи. Ну, и выскочил из автобуса на остановке, бросился за ними. А дипломат доехал до конечной, где бдительные граждане сообщили о нем водителю с предположением, что это может быть бомба. Водитель поставил его в сторонку на улице, кондуктор пошла в магазин вызывать милицию, и тут появилась дева и спокойно забрала дипломат, сказав, что это ее. И смылась. Исчезла. Бесследно.