И не будет сержант Наронг нападать на нее по ночам, как пошлый Вася. Здесь встречаются благородные мужчины.
И с такой счастливой мыслью она заснула.
Проснулась почти сразу — так ей показалось.
В комнате было полутемно — горел ночник перед кроватью — она его не выключила или кто-то его включил?
В приоткрытой двери в желтой подсветке маячил силуэт солдата, при всем параде, даже в каске.
— Госпожа, — громко прошептал он. — Время.
Он выговаривал эти слова, словно вызубрил вечером и боится забыть.
Лена посмотрела на часы.
Половина седьмого. Ей надо сделать выбор — на автобусе с соотечественниками в известный всему человечеству «Центр Золотого треугольника» или с иноземным сержантом, тоже, разумеется, небескорыстным, от которого так легко, как от Васи, не отделаешься — у сержанта небось целый взвод под началом.
Но Наронг уже доказал, что способен ее защитить, а Вася не только не доказал, но и не докажет.
Если за ней следят, а за ней следят, то в семь утра они будут спать и не обратят внимания на сержанта. А вот в русский туристический автобус заглянут обязательно.
Видно подсознательно, Лена уже ночью приняла решение, потому что солдат еще не успел кончить свою краткую речь, как она побежала в гулкий, обширный, облицованный розовой плиткой туалет и запустила воду в душе. Когда еще удастся помыться горячей водой!
Лена быстро привела себя в порядок. Со времен спортивного детства она знала, как плохо последней подняться в ожидающий автобус, когда именно на тебя выплеснется утреннее раздражение.
Когда она вернулась в номер, солдат все еще стоял в полуоткрытых дверях, и Лена сразу выставила его в коридор.
Проверив, что дверь закрыта как следует, она сняла со шкафа пластиковый пакет с заветным зельем и записками Николая. Сунула на дно сумки, затем переоделась — третьей смены белья не будет. Надо вечером постирать.
Сумка была тугой — хоть и мало в ней вещей, но ведь чемодана нет. Леня взяла сумку и взглянула на балкон. Ей показалось, что некто, возможно Вася, нет, скорее вчерашний грабитель, метнулся в сторону — значит, подгладывал. А может, показалось? Лучше бы показалось.
Лена вышла в коридор. Солдат улыбнулся ей, как долгожданной приятельнице. Она была чуть выше его ростом.
Солдат показал ей, куда идти, сам пошел сзади.
Но ни у лифта, ни у главной лестницы не остановился, подтолкнул Лену дальше, к винтовой лестнице, служебной, узкой, железной.
Они спустились куда-то в тартарары, по крайней мере у Лены было ощущение бесконечного кружения по серым ступенькам. Кое-где по стенам горели маленькие лампочки, забранные в сетки. Потом они прошли через пустой склад, сквозь строй ящиков и мешков, никто, их не окликнул и не заметил.
Летучая мышь сорвалась с потолка и понеслась, суматошно ударяясь о стены, к выходу, будто спеша предупредить там, впереди, что идет Лена.
Они оказались на задворках гостиницы, солдат не закрыл за собой дверь. Он обогнал Лену, будто убедился в том, что она не убежит, и пошел впереди, сквозь непроницаемый в полумраке рассвета строй кустов.
Лена пошла за ним, кусты хватали за платье, за волосы, но через несколько метров кусты кончились, и они оказались на асфальтовой дороге, где стоял открытый джип, не то чтобы военного образца, но довольно старый. Сержант Наронг стоял возле него и курил длинную тонкую сигару. Он был в мундире — куртке и фуражке, и форменных брюках, ботинки начищены.
— Вы быстро собрались, — сказал он негромко, как бы поощряя дрессированного медведя конфеткой.
— Я привыкла.
— Тогда поехали, — сказал сержант, показал ей место сзади, сам сел радом. Солдат, который охранял Лену, сел за руль. Но никуда они не двинулись. И ясно почему — через несколько секунд из кустов выскочил еще один солдат, он нес два термоса и картонную коробку. Он положил добро в багажник, а сам сел радом с солдатом.
Сержант больше ничего не сказал, солдаты и без него знали, куда ехать.
Так как Наронг молчал и солдаты молчали, Лена тоже молчала. И даже хорошо было молчать и чувствовать, что ничего тебе не угрожает, а у солдат есть автоматы.
По сторонам дороги росли кактусы — изгороди кактусов, за ними бамбук. Сначала дорога была покрыта асфальтом и казалась темно-лиловой, потом джип съехал на грунтовую дорогу, и сзади джипа возникли почти непроницаемые клубы пыли, их пронзали горизонтальные лучи утреннего солнца, и где-то в пыли отчаянно брехали местные собаки — голоса у них были как у наших.
— Надо заехать в одно место, — сказал сержант.
Он дремал, повернув лицо к солнцу, и оно казалось бронзовым. Фуражка лежала на коленях.
Они въехали в деревню или поселок, джип затормозил у длинного одноэтажного дома, скрытого высокими деревьями с кронами как у рыжиков. Сержант в сопровождении одного из солдат быстро зашагал к тому дому. Он не успел подняться на крыльцо, как из дома выскочили несколько военных в небольших, видно, чинах, которые вытянулись при виде сержанта.
Тот прошел в дом, лишь кивнув им, а военные задержались еще на секунду или две, разглядывая Лену.
И тут Лене пришла в голову мысль, что он нарочно приехал в свою часть, чтобы товарищи по оружию увидели, какая красивая женщина поднимается ради Наронга на рассвете.
— Наронг хороший? — решила она спросить у шофера.
Ее старый знакомый сверкнул зубами и согласился.
Тут солдат показал, как сержант умеет стрелять из автомата, и сам обрадовался, как это у него получилось.
Господин хороший сержант вышел из дома минут через десять.
За ним — военные. Они уже не глядели на Лену, и она подумала, что им за что-то влетело.
Наронг сел на свое место и сообщил:
— Все. Дела закончены. Можно говорить.
Солнце быстро поднималось вверх, запели многочисленные птицы, большие летучие мыши пронеслись прятаться в чащу леса. Справа была видна река, за ней — голубые холмы.
Лена повернулась к сержанту, ожидая, о чем же он будет говорить. Он заговорил об истории.
— Мы, тайцы, — сказал он, — пришли сюда почти тысячу лет назад. До нас здесь жили моны, у них было государство Дваравати. Великое государство Дваравати.
— А где вы жили? — спросила Лена.
— Мы жили в горах, мы жили в Сычуани. Мы покорили эти места. Вы знаете, что мы никогда не были ничьей колонией?
Никто нас не смог победить, а наши короли были очень умные, они все обещали всем, а ничего никому не дали.
Тут сержант рассмеялся. И добавил:
— Хорошая женщина тоже должна обещать. И ничего не давать.
Снова пошел асфальт, машину мягко покачивало, Лену стало клонить в сон. Сержант говорил ровным, спокойным голосом, как проповедник, который приезжал в Веревкин, то ли из Москвы, то ли из Нью-Йорка.
Возможно, Лена заснула, но ненадолго. Когда сержант повысил голос, она сразу проснулась.
— Вам скучно? — спросил сержант.
— Нет, мне очень интересно. Только я плохо говорю по-английски и не все понимаю.
— А я учился в Австралии, — сказал сержант. — У нас есть университет, но нет хорошего военного образования. Мне так хотелось получить хорошее образование, и я уехал в Австралию. По обмену. К нам приезжают изучать буддизм, а мы учимся стрелять из пушек.
Сравнение развеселило сержанта.
— А вы учились? — спросил он, отсмеявшись.
— Я вам говорила, что я учительница.
— У вас есть муж?
— Мой муж умер. Погиб.
— На войне? В Афганистане?
— Нет, на работе. На него напали грабители.
— Он был полицейским?
— Нет, ученый.
Сержант не поверил. Но не стал спорить, а принялся рассказывать о том, что раньше русских здесь не было, и он знал только, что они победили Гитлера под Сталинградом, но потом много русских стало сюда приезжать, и у них, русских, свои сложные проблемы, среди них много преступников и даже наркоманов, знает ли Елена об этом?
Елена об этом знала.
Сержант оказался разговорчив, страшно начитан, по утрам читал газеты. Эта мысль Лены получила подтверждение в каком-то городке, который они проезжали через полчаса. Без приказания солдат подрулил к лавке, в которой торговали всем на свете, крикнул в полутьму лавки, и через полминуты оттуда
выскочил хозяин, держа в руке тугой рулон газет. Джип тут же рванулся с места, и сержант принялся шуршать газетами.
Стало жарко. Лене еще не приходилось ездить по Таиланду без кондиционера и прочих удобств. Очевидно, осенью — не самые жаркие месяцы, но даже быстрая езда не спасала, так как горячий и пыльный воздух высушивал носоглотку, к тому же злые слепни или похожие на них хищники преодолевали поток воздуха, чтобы вонзить свои злобные жала в несчастную женщину.
Не прекращая читать, сержант вдруг спросил:
— У вас здесь враги?
— Почему вы так решили?
— На вас нападали.
— Сегодня ночью?
Сержант не ответил.
— Это мой соотечественник. Я ему понравилась. Он хотел большего, чем я способна была ему предложить.
Лена не была уверена, что правильно выразила свою мысль по-английски, но вроде бы сержант понял — он замолк и снова принялся шуршать газетами.
Лена понимала, что этот разговор не кончен.
Ведь недаром он поставил ночью солдата перед ее дверью.
— Кстати, — сказал сержант, — молодой человек, который напал на вас на берегу…
— Вор?
— Он не вор. Он из окружения генерала Лю.
— Что это значит? — Лена напряглась. И этот сержант тоже охотится за ее секретами?
— У генерала Лю очень большая сила, — сказал сержант. — Он очень важный человек. Большой человек. Он делает героин. Вот я и подумал — приехала одинокая молодая женщина, не хочет ехать к границе вместе со своими друзьями из Москвы. Хочет ехать с моим ничтожеством. На нее нападает сам Маун Джо, приемный сын генерала Лю. Очень много чести для туристки. Как вы думаете?
Лена многое думала об этой ситуации, но не собиралась делиться своими думами с тайским сержантом, который тоже вроде бы знает больше, чем ему положено.