Теплов выпил и посмотрел на Яшу, как на мамонта, внезапно явившегося к нему в гости из глубин веков.
— Могу заверить, что слово алкоголика стоит столь же дорого, как и бутылка водки — четвертак.
— Так вы понимаете, что…
— Осознаю.
— И продолжаете пить…
— Сломался я… водолаз! — Теплов расхохотался. — Ловко ты меня все-таки обмишурил!
— Глеб Михайлович, но ведь другие…
— Что другие? — воскликнул Теплов. — Другие мне не указ, им легче, они и в той жизни кого-то обслуживали, и в этой не растерялись — одни в ларьках торгуют, другие на панель пошли, третьи откровенно побираются, как один мой знакомый из симфонического оркестра при Гостелерадио СССР. Он теперь в подземном переходе на станции «Охотный ряд» на аккордеоне играет. Нацепил тельник, потрепанную капитанскую фуражку и вперед — «Севастопольский вальс помнят все моряки…» Деньги сыпятся — только руки подставляй!.. А я так не могу. Я — поэт, лауреат Государственной премии, профессор, семинар в Литературном институте имени Горького веду, а оклад — стыдно сказать — сто пятьдесят рублей. Можно на такие бабки жить? Можно, если наплевать на стыд и совесть. И люди плюнули — а что еще делать? — плюнули, и вся грязь, что таилась в их душах, всплыла на поверхность, на свободу вырвалась, как джинн из бутылки. И теперь мы имеем то, что имеем — грабежи, убийства, повальное пьянство и воровство. Воруют все. От подсобного рабочего до Президента. Работяга — по мелкому, а Президент… Его дочка в Германии замок отхватила, который, между прочим, охраняется государством как памятник архитектуры. Вот это размах! Это по-русски — «читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!»
Турусова: Ну и долго мы в гляделки играть будем?
Теплов: Не торопись. Поговорим.
Турусова: Пора уж… А то смотришь… как баран на новые ворота.
Теплов: В этом ты права: я — баран. Ну, а что ворота не рассмотрел…
Турусова: Глеб, давай без предисловий. Зачем пришел?
Теплов: Чтобы поблагодарить за иконки…
Турусова: Понравились?
Теплов: Чудо! Я так обрадовался, что Володьку Солодухина в гости зазвал — смотри, мол, чего мне презентовали! Володька долго их изучал — щупал, взвешивал, на зуб только что не пробовал, а потом улыбнулся и спрашивает: «У тебя враги есть?» Вроде, нет, говорю. «А я, думаю, есть. Тебя, Глеб, подставили. Иконки — в каталогах и числятся за краеведческим музеем города Владимира. Так что следователь непременно поинтересуется, где ты их взял». Что скажешь?
Турусова: Глеб…
Теплов: Правду говори, сучка, иначе я тебя сейчас мордой вот в этот белоснежный кафель суну!
Турусова: Глеб, поверь, я не виновата. Их притащил Андрею Широков. Знаешь такого?
Теплое: Кто ж его не знает? Знаю. А он где их взял?
Турусова: Понятия не имею.
Теплое: Ладно. Выясним. Ну и что Андрей?
Турусова: Он попросил оставить иконы. Сказал: проверю подлинность, а заодно и копии сниму.
Теплое: Копии ты презентовала мне? А где подлинники?
Турусова: Андрей поехал с ними в Сергиев Посад, у него там друг реставратор, Степанков Григорий Григорьевич, а когда вену лея…
Теплое: Дальше!
Турусова: Тебе лучше известно, что было дальше! И моли Бога, что я милицию в известность не поставила. Смерть Андрея на вашей совести!
Теплов: Ой ли?! А кто меня с Краевой познакомил? Кто меня на дачу привез? Забыла? А я все помню. И многое теперь знаю… Знаю, что спектакль, который мы устроили на даче у Андрея, поставлен под твоим мудрым руководством, а иконки, которые ты мне подарила — плата за смерть Андрея и… за мое молчание.
Турусова: У тебя белая горячка. Тебе лечиться надо!
Теплов: Согласен. Но сначала я сбегаю в милицию: не хочу, не хочу, чтобы мое имя фигурировало в грязных делах. А кто возместит мои моральные потери?
Турусова: Наверное, я. Вот тебе ключи от дачи… Дыши свежим воздухом, делай по утрам гимнастику, пиши стихи. Или у тебя сейчас творческий кризис?
Теплое: В стране кризис! А я солдат еще живой. В качестве кого я буду там обитать?
Турусова: Садовника.
Теплов: И сколько ты мне будешь платить?
Турусова: Ты сдашь свою квартиру в Москве. Она у тебя в центре, баксов сто пятьдесят — двести, думаю, дадут. Так что жить будешь припеваючи. Устраивает?
Теплов: У меня другого выхода нет.
Турусова: И нету выхода у входа, а если выход, входа нет. Твои строчки?
Теплов: Передреева.
Турусова: Поклонись ему.
Теплов: Он умер.
Турусова: Сходи на могилку, помяни и скажи, что выход с тобой мы все-таки нашли.
Теплов: Ну ты и птичка!
Турусова: Какая есть. Иди, Глеб. У меня дел полно.
Хлопнула входная дверь, затем — быстрый перестук женских каблуков по паркету, звук крутящегося телефонного диска, взволнованный голос Турусовой:
— Гриша, здравствуй! Хорошо, что тебя застала… Понимаешь, Гриша, ситуация сложилась так, что иконки придется вернуть хозяину… Их ищут, Гриша… Нет, Гриша, я не хочу, чтобы память об Андрее, его имя было запачкано грязью… Хорошо, часа через два, нет, три я у тебя буду. Жди!
Красин подумал, что совещание начинается с его доклада, но Климов, скользнув насмешливым взглядом по его лицу — знаю, мол, твои штучки, — указал пальцем на Волынского.
— Давай, Боря, только кратко и по делу.
— По делу так по делу, — согласился Волынский. — Линдер занимается девочками — проституция, торговля…
— Чем? — перебил Климов.
— Я же сказал: девочками.
— Извини, я не понял.
— Во Гнукове он отгрохал гостиничный комплекс, в котором открыл бесплатную школу для подготовки обслуживающего персонала — официанток. Горничных, домашних сиделок и просто при*-слуги в богатых домах.
— Девки откуда?
— В основном — провинция. Прут тучами, как комары.
— Вампиры, — согласился Климов. — Их что, слово «бесплатно» привлекает?
— И возможность после окончания школы работать за рубежом.
— Срок обучения?
— Три месяца. И все три месяца девушкам внушают, что секс — та же зарядка, утренняя гимнастика, которой необходимо заниматься для поддержания жизненного тонуса. Каждый день. В любое время. С любым партнером. Непонятливых отчисляют.
Климов неожиданно расхохотался.
— Боря, а ты с кем переспал, с понятливой или непонятливой? Волынский на укол не ответил.
— Костя, у меня жена для этого дела есть, — изрек он невозмутимо. — А просветила меня домработница Леши Градова… Ты же знаешь, у него четверо детей.
— И сколько он ей платит?
— Двести баксов.
— А домработница Линдеру?
— Сто.
— И Градов это терпит?
— Чтобы переспать с проституткой, которая работает на Тверской, мужики отстегивают по сто баксов за два часа, а Градов — двести за тридцать дней. Есть разница?
— Большая, — снова расхохотался Климов. — А девка молчит?
— Если заговорит, Лешка ей башку оторвет и вместе с Линдером повесит на первой попавшейся осине.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— А девка?
— А ей-то что? Харч бесплатный, деньги на тряпки есть, ну, а то, что она вторая жена, а не первая… это ее, по-моему, не смущает.
— Ну дела! — совсем развеселился Климов. — Во как жить надо, Семен Тимофеевич!
Скоков поморщился.
— Завидуешь?
— Анализирую. — Климов стих, перевел взгляд на Волынского.
— А как у Линдера с крышей?
— Сидоров Игорь Вячеславович. Официально — директор охранного агентства «Беркут», на деле — лидер гнуковской группировки.
— Знаю, — отмахнулся Климов. — Яблоко от яблони недалеко падает.
Игорь Сидоров, сын вора в законе Вячеслава Сидорова по кличке Тойота, сидел у Климова, как говорится, в печенках. Он знал его досье наизусть. От компьютерных листков веяло не то чтобы жутью, а скорее тифозным бредом, как от всей нынешней действительности. С одной стороны — извращенец, подонок, прилипала, пользующийся авторитетом отца, который после побега осел в Бельгии и, пользуясь тем, что его не достать, с успехом продолжал свою кровавую деятельность — брал «заказы» и выполнял их, посылая в Россию исполнителей, с другой — уважаемый член общества, предприниматель, защитник прав человека, спонсор, покровитель калек и нищих. Впрочем, силы большой за ним не чувствовалось. Обыкновенный авторитет у окошка раздачи. Свое уже отломил, на чужое особо не зарится. Потому — цел и благополучен. Но в крутую разборку сунуться не с чем. За спиной, кроме папы, пугающего москвичей и петербуржцев безымянными отстрелами, — никого, пусто. Стоит нарваться на кого-нибудь покруче, не говоря уж о самых верхах, как в собственном «Беркуте», и утопят.
— Они ладят? — спросил Климов.
— Ладят, — успехнулся Волынский. — Линдер Сидорову клиентов для налогообложения поставляет, а Сидоров Линдеру помогает держать в страхе и повиновении девок. В общем — процветают.
— Понятно, — сказал Климов. — Ну а теперь послушаем Красина. Пожалуйста, Виктор Андреевич…
Красин построил свое выступление так, чтобы внимание слушателей сконцентрировалось на Зое Михайловне Монблан и ее посетителях — ребятах из охранного агентства «Беркут». Когда он до них добрался — рассказал, что они сотворили с Зоей Михайловной и как Зоя Михайловна отреагировала на это, Климов резким движением руки остановил его.
— Как они выглядели, Виктор Андреевич?
— Как молодые боровики — крепкие, коротко стриженные, один — в кожаной куртке с легким одесским акцентом, второй — в униформе защитного цвета, говорок московский…
— И шрам над левой бровью, — дополнил Климов.
— Точно! — удивился Красин. — Вы тоже с ними пересеклись?
— Судьба свела. — Климов коротко поведал о похождениях Яши и о том, чему они стали свидетелями в квартире Синичкиной.