— Неужели это правда? — Андрей побледнел и стал судорожно глотать слюну, словно стараясь сбить приступ тошноты.
— Да, во всяком случае, она сама так сказала… Ей вдруг захотелось попробовать вкус крови, я бы даже сказал, поиграть в вампиры. Она спустилась в котлован и… тебе плохо?
— Какой кошмар… — Андрей, медленно приподнявшись, буквально переполз со стула на диван и бессильно вытянул ноги. — Мало ей той крови, которую она ежедневно берет на анализы… — Он немного отдышался, а потом снова посмотрел на Виктора. — Это все?
— В общем, да. Она, правда, еще сказала, что спустя несколько минут после того, как выбралась из котлована, почувствовала себя совсем плохо и ее стало буквально выворачивать наизнанку. Впрочем, теперь, когда мы знаем о змеином яде, это вполне понятно. Говорил же — не надо тебе этого знать, — с досадой добавил он, следя за судорогами Андрея, — но ведь сам напросился. Может, воды принести?
— Не надо, сейчас пройдет… Но это она вам сама все рассказала?
— Не веришь мне — спроси у Федора. Да и чего бы я стал выдумывать? Ну и как — ты по-прежнему хочешь жениться на этом нежном вампире?
Глава 20. За день до будущего
… И все-таки теперь до свадьбы оставался всего один день. С завтрашнего числа они оба уходят в отпуск, и начинается медовый месяц, а с ним и непредсказуемое будущее.
Андрей мучился от какого-то странного чувства неловкости перед Евой. Что происходит, что он делает, что за странное наваждение? Жениться на той, которая пыталась напиться крови у умирающей девушки — какая чудовищная, не укладывающаяся в сознании ситуация! Неужели он действительно влюблен в Анжелу — это странное, милое, но кровожадное создание? И что стоит за ее согласием на их брак? Он ей симпатичен, или она чего-то опасается, или сама не отдает себе отчета в своих поступках? И какое будущее их ожидает? «Нежный вампир», как назвал ее Виктор, и «хладнокровный любитель трупов», как величал его Федор, — что за чудная пара! Разве можно быть счастливым, если на пути к этому счастью осталась столь страшная могила?
Все эти сомнения побудили Андрея совершить то, что он мысленно назвал «последним долгом» — съездить на могилу Евы. И вот здесь, стоя перед новенькой гранитной стелой, в которую была вделана ее фотография — а эту фотографию когда-то сделал он сам, — Андрей вдруг почувствовал себя еще хуже. Ему попросту стало страшно.
Жизнь относится к смерти равнодушно, в природе весь трагизм состоит лишь в преждевременной гибели живого существа от каких-то внешних причин. И только наша живая мысль не в состоянии примириться с видом той кучки мертвого праха, которая когда-то была вместилищем личности, и эта личность страдала, радовалась, любила. Где теперь его страстная и непредсказуемая Ева — ведь не под этой же стелой, где зарыта всего лишь стандартная урна с ее кремированными останками?
Андрей плакал, глядя на сияющие под стеклом на фотографии глаза мертвой возлюбленной, плакал и шептал про себя одно старинное китайское стихотворение, словно бы просветлявшее эту невыносимую могильную печаль:
Просохнет сочная роса
На алых лепестках тюльпана,
Они, как грустные глаза,
Вновь увлажнятся утром рано.
Вновь совершая оборот,
Роса тюльпаны покрывает,
Но жизнь того, кто ныне мертв,
Куда навечно исчезает?
Он осторожно положил букет темно-вишневых тюльпанов и глубоко вздохнул. Мертвые уже приобщились к той величайшей загадке смерти, которая терзает живых. Приобщились — и успокоились, оставив терзания на долю тех, чьи души еще не расстались с телами. А мы все пытаемся утешать себя какими-то обрядами, поскольку нам невыносимо сознавать свое бессилие перед неизбежным.
Не было и двух часов дня, когда Андрей дошел до «Щукинской», чтобы купить сигарет. Прикурив, он прислонился к каменному парапету, задумчиво смотря себе под ноги. Возвращаться домой не хотелось, а на работу еще рано — сегодня у него последнее перед отпуском ночное дежурство. Анжела тоже дежурит сегодня на своей станции последний раз, и они договорились созвониться вечером. Так что же ему делать, как убить эти несколько невыносимо-свободных часов, после которых поток событий подхватит и унесет его в неизвестное будущее?
Куда же податься в этот прекрасный осенний день? Прохладный и ясный воздух, великолепное солнце, мягкое шуршание золотистой листвы… Разумеется, туда, где никто и не думает о смерти, хотя постоянно с ней сталкивается; туда, где веселые мордашки непринужденно матерятся ярко накрашенными губками; туда, где царят непосредственность, глупость и… соблазнительность. Короче, почему бы ему не прогуляться к медучилищу? Что может отвлечь от самых мрачных мыслей, как не вид симпатичных и беззаботных девчонок? Андрей невольно усмехнулся, почувствовав себя стариком. Впрочем, последние события кого угодно состарят…
Он закурил и медленно углубился в парк. А вдруг он встретит какую-нибудь из своих подруг — Машу, Свету, Олю? Как они там поживают и обзавелись ли новыми любовниками? Опять одним на троих или на этот раз каждая своим?
Здание медучилища уже просвечивало между деревьями, как вдруг всю округу сотряс резкий взрыв. Мгновенная тишина — и еще один взрыв, — но на этот раз истеричного женского визга. Андрей опешил, а затем бросил сигарету и побежал вперед. Выскочив из парка, он уже хотел было перейти дорогу, как вдруг увидел мчавшуюся навстречу девушку…
— Здорово, подруга, куда торопишься?
Мария, сбегая вниз по ступенькам лестницы, хотела выскочить на улицу и покурить, но на первом этаже, напротив кабинета директора, стоял Валерий.
— Почему не звонила? — меняя тон и сгоняя с лица ухмылку, строго поинтересовался он.
— Некогда было, — буркнула Мария, отводя глаза. Откуда он здесь взялся, козел? Неужели явился специально за ней?
— Некогда? — зловеще изумился он. — Ну-ну…
— А вы что — меня разыскиваете? — неуверенно пробормотала девушка.
— И тебя тоже. Значит, так, позвонишь мне сегодня вечером часов в девять. И приготовь родителей к тому, что сегодня тебе не придется ночевать дома. Все ясно?
— Но я не смогу, меня не отпустят…
— Это твои трудности. Не отпустят — значит, вылетишь из колледжа и попадешь на нары. Вот так-то, Маша с «Ростсельмаша», — и он медленно направился к выходу.
Мария застыла на месте, с ненавистью смотря ему вслед. Сволочь ментовская! Неужели опять под него ложиться? Но что он здесь делал? Она оглянулась на дверь в кабинет директора, и тут ей пришла в голову одна мысль. Постучавшись, Мария осторожно вошла в приемную.
— Здрасьте, Валентина Васильевна, — поздоровалась она с секретаршей, бесформенной, коротко стриженной, похожей на черного жука женщиной. — Можно?
— Привет, Мария, тебе чего? Директора сейчас нет.
— Да я не к директору… — она сделала несколько шагов вперед. — Тут от вас вышел один человек…
— Да, он из милиции, а ты что его знаешь?
— Он мой сосед по дому, — кивнула Мария, выпалив первое, что пришло на ум. — Я просто хотела узнать, зачем он заходил?
— А ты чего боишься, натворила что-нибудь?
— Да нет, ну что вы, Валентина Васильевна…
— Не бойся, он не по твою душу. Ему требовались сведения на некоторых из наших выпускниц. Помнишь, была у нас такая Анжела?
— Помню.
— Ну вот, он списал ее данные и ушел.
— Спасибо, Валентина Васильевна…
Мария поспешно выскочила в коридор и задохнулась от возмущения. Какая сволочь, значит, он пришел разыскивать Анжелку! Ох гад, ох гад! Давясь от бессильной злобы, она направилась к выходу. До звонка еще оставалось не более десяти минут, поэтому коридоры и холлы еще пустовали.
Доставая на ходу сигареты, она вышла на крыльцо и вдруг увидела Серегу, того самого, незадачливого ухажера Ольги, который недавно избил ее прямо на лестнице и который после своего возвращения из армии еще ни разу не появлялся трезвым, словно никак не нарадуясь своему дембелю. Вот и на этот раз он был явно «поддатым» — покачивался, держа руки в карманах длинной кожаной куртки, жевал сигарету и щурил на нее глаза.
— О, Машка…
— Привет, Серый, — Мария увидела, что Валерий медленно шел по двору, направляясь к припаркованным у бордюра белым «Жигулям». И тут ее осенило.
— Слушай, ты Ольгу ждешь?
— Ее, — кивнул тот, — а че, ее нет, что ли?
— Да здесь она, здесь, я не о том. Хочешь узнать, кто ее трахал, пока ты был в армии?
— Кто? — мгновенно выронив окурок, выпучил глаза Сергей.
— А вон тот фраер… Это его белые «Жигули», вот в них-то на заднем сиденье он ее и…
— У, сука, убью…
Не дослушав, Серега сбежал с крыльца и бросился за Валерием. Мария осталась на месте, злорадно наблюдая за происходящей сценой. Серега еще на бегу окликнул следователя, и тот, повернувшись к нему лицом, спокойно ждал бегущего соперника. Последовала короткая, но яростная жестикуляция, в результате чего рука негодующего мстителя за «оскорбленную девичью честь» была ловко перехвачена в воздухе, а сам он оказался распростерт на асфальте.
— Вот, придурок, даже драться не умеет, — раздосадованно пробормотала Мария, отходя в сторону, чтобы выпустить выходивших после звонка девчонок.
И тут произошло что-то странное. Валерий, презрительно пнув поверженного соперника носком кроссовки, повернулся к нему спиной и медленно пошел прочь. Сергей, лежа, повернулся на левый бок, достал из кармана какой-то предмет, сделал резкое движение рукой и…
Раздался резкий взрыв. Мария застыла на месте, стоявшие во дворе девчонки дико завизжали и бросились врассыпную, несколько стекол первого этажа треснули и со звоном посыпались на асфальт.
Валерий, морщась от ужаса и изумления, сидел на земле, глядя на окровавленный обрубок ноги, из которого во все стороны хлестала кровь, и тихо, по-детски, скулил. Потрясенная Мария, двигаясь как лунатик, сделала несколько шагов вперед. Серега поднял было на нее голову и снова уронил ее на асфальт, глухо выругавшись.