— В принципе хочется, — слегка откашлявшись, согласился заинтригованный Леонид Иванович.
— В таком случае доставай и заодно можешь поцеловать меня там. Ты чувствуешь, как бьется мое сердце?
— Еще как чувствую!
— Это потому, что меня очень волнует твоя близость. Если хочешь, можешь расстегнуть мою кофточку, тем более что под ней у меня ничего нет.
— Будем считать, что я это уже сделал.
— Подожди, не торопись, не так быстро. О, как меня обжигает твое горячее дыхание! Ну, поцелуй же мою грудь, тебе нравится, какая она теплая и упругая?
— Да, безусловно.
— А тебя волнует аромат моей кожи? Это — «Кристиан Диор»…
«На самом деле ты наверняка пахнешь потом и застарелым запахом табака».
— Подожди секунду, я сама сниму кофту… Вот и готово! Ого, какой ты шалун! Ты уже забрался рукой под мою юбку и теперь ощупываешь мои тугие бедра.
«Никогда не ожидал от себя подобной прыти!»
— Ах, как же мне с тобой приятно! О, ласкай же меня, ласкай, ты видишь, я даже слегка раздвинула ноги, чтобы тебе было удобнее это делать. Если тебе уже захотелось снять с меня юбку, то имей в виду — «молния» сбоку. Но почему ты все время молчишь?
— А что говорить?
— Тебе хорошо со мной?
— В общем, да.
Самое забавное, что Леонид Иванович не лгал — его действительно настолько увлек этот интимный разговор, что он курил уже третью сигарету подряд и все никак не решался прервать этот «сеанс», заявив о цели своего звонка.
— Ну вот, — удовлетворенно заявила телефонная красотка, — теперь, когда я осталась в одних чулках и трусиках, тебе тоже пора что-нибудь снять!
— Гм!
— Как, неужели ты меня стесняешься? Ну, смелее, мой милый, сними же хоть что-нибудь, я же вижу, как тебе жарко!
— Хорошо, — «поддался на уговоры» Прижогин, — погоди минутку, сейчас я сниму парик, отстегну протез и выну вставную челюсть.
На какой-то миг его собеседница замолкла, но тут же весело рассмеялась.
— Ах, какой ты у меня шутник! Впрочем, мне всегда нравились остроумные и обаятельные мужчины.
— Но ты же даже не спросила, сколько мне лет!
— А зачем спрашивать? Ты мне нравишься — и это главное! У тебя такой волнующий, чуть хрипловатый баритон, что я млею, когда слышу твой голос.
«Наконец-то я узнал правду о своем голосе, — насмешливо подумал следователь, — а то жена постоянно язвит — то скрипучий, то дребезжащий…»
— Ну как, ты уже расстегнул рубашку? Снимай ее, я тебе помогу и заодно поласкаю ладонями твою мускулистую грудь. Не правда ли, у меня очень нежные и мягкие руки?
— Что есть, то есть.
— А теперь, когда ты снял рубашку, можешь бросить ее на мой персидский ковер.
— Я так и сделал.
— Ничего, если я сяду к тебе на колени?
— Ничего, если ты весишь меньше ста килограмм.
— Ах, ты опять шутишь! Что ты, я стройная и легкая. Если тебе хочется это проверить, можешь взять меня на руки и поносить по комнате. А теперь опусти меня на постель и садись рядом. Теперь я стою перед тобой, ты осторожно целуешь мой загорелый живот и медленно стягиваешь с меня белые шелковые трусики. Вот ты уже спустил их до колен, теперь еще ниже… я опираюсь на твое плечо и перешагиваю через них. Не поднимай, не надо, пусть лежат на ковре рядом с твоей рубашкой.
— Пусть лежат, — глухо пробормотал Прижогин, испытывая неведомые доселе ощущения. Кто бы ему сказал, что телефонная беседа может быть столь живописной!
— Ничего, если я останусь в одних чулках?
— Нормально.
— Что мне теперь для тебя сделать?
— По твоему усмотрению.
— О, я чувствую, как ты на меня смотришь и по одному твоему пламенному взору угадываю твое желание. Сейчас я опущусь перед тобой на колени, медленно расстегну твои брюки и возьму у тебя в рот…
«Пора кончать это безобразие!» — злясь на себя за то, что позволил этому разговору зайти «в столь пошлые дебри», решил Прижогин, а вслух решительно произнес:
— Минуту. Прежде чем ты это сделаешь, помоги мне снять форменные милицейские сапоги и размотать портянки. Надеюсь, тебя не смущают крепкие мужские запахи?
— Опять шутишь? — на этот раз интонация была неуверенно-напряженной.
— Какие шутки, если вы почти раздели старшего уполномоченного Московского уголовного розыска майора При-жогина. Кстати, могу я хоть теперь поинтересоваться вашим настоящим именем?
— Меня зовут Аня, — испуганно выдохнула собеседница.
— А фамилия?
— Жердева.
— А кем вы приходитесь гражданке Грете Жердевой?
— Я ее племянница.
— Замечательно. Это ваше постоянное место работы?
— Ой нет, что вы, товарищ Прижогин, это я просто так шучу, — испуганно залепетал женский голос. — Я знала, что сегодня моей тете должен позвонить один мужчина, и решила его разыграть. Атак я работаю продавщицей в ночном магазине «Корсар» — сами можете проверить.
— Обязательно проверю. Кстати, а где в данный момент находится ваша тетя?
— На работе. У нее сегодня дежурство в больнице, и она придет только завтра утром. Ей что-нибудь передать?
— Да. Передайте, чтобы она постаралась, пока не поздно, отучить вас шутить подобным образом, — сухо заявил Прижогин, вешая трубку и кивая своему младшему коллеге Петру, который в этот момент уже входил в его кабинет.
— Приветствую, Леонид Иванович, — радостно улыбаясь, заявил тот, — а я к вам с новым трупом!
— Очередной старик? — озадачился Прижогин.
— Возможно, хотя личность пока не установлена и, боюсь, это будет не так-то просто сделать…
— Долго пролежал в своей квартире, прежде чем обнаружили соседи?
— Нет, причина совсем другая. Во-первых, дед был найден не в квартире, а за рулем чужой иномарки; а во-вторых, он умер как минимум неделю назад!
Глава 10. Супружеская верность
Борис Семенович Выжляев не боялся угроз. Во-первых, человека, прошедшего самое пекло Афганистана, не так-то легко запугать; во-вторых, занимаясь частным бизнесом, он уже столько раз сталкивался со всевозможными наездами, что научился сохранять хладнокровие при любых обстоятельствах; ну и, наконец, он был слишком уверен в себе, чтобы поддаваться панике. Перефразируя фразу одного «ясновельможного» польского пана, произнесенную в адрес собственных холопов, можно сказать, что Борис Семенович придерживался того же принципа: «рэкетиров надо не бояться, а остерегаться».
Поэтому полученный по почте палец, покачивавшийся в спирту то ли с намеком, то ли с угрозой, не слишком его обеспокоил. Да, «ребята» нынче пошли изобретательные — вместо банальных звонков с угрозами предпочитают начать с психологической атаки — ну и что? Неужели они даже не знают, на кого собираются наехать? Мало ли он повидал в Афгане крови и всевозможных оторванных конечностей, не говоря уже о растерзанных человеческих внутренностях? Щенки паршивые! Да попадись ему в руки тот, кто это сделал, он лично вставит ему этот проклятый палец в одно место! Пусть только позвонят и заикнутся о плате за «крышу» или еще о чем-то подобном…
Гораздо больше его сейчас занимал другой вопрос — действительно ли эта девица, которая «разбила сердце» его приятелю Филиппу, настолько привлекательна, что из-за нее стоит сходить с ума даже такому солидному ученому мужику, как бывший нейрохирург?
Когда Борис уверял Филиппа, что не знает никакого телемастера по имени Вадим, то откровенно лгал — на самом деле они были хорошо знакомы, и именно с Вадимом он беседовал в своем кабинете незадолго до прихода приятеля. Однако у них были свои дела, о которых Коновницыну знать не следовало. И все-таки интересно — неужели у этого «пацана» настолько очаровательная женушка?
Задаваясь каким-то вопросом или решая какую-то проблему, Борис предпочитал не тратить время зря, а действовать самым непосредственным и решительным образом. Вот и сейчас, в разгар рабочего дня, он покинул помещение своей фирмы, сел в припаркованный у входа «Шевроле» и направился по известному адресу. Предварительно он приказал своей секретарше позвонить Вере и предупредить, чтобы та находилась дома — ибо «вскоре к ней заедут от мужа».
Быстро найдя дом и квартиру, он без раздумий нажал кнопку звонка, а когда за дверью послышался женский голос: «Вам кого?» — самым уверенным тоном произнес:
— Открывайте, Вера, меня послал Вадим, чтобы вам кое-что передать.
— Но Вадим на работе…
— Знаю, поскольку именно на меня он и работает.
— А, значит, вас зовут Борис Семенович?
— Ну, вот видите, мы уже наполовину знакомы.
Дверь открылась, и Вера, одетая в белоснежный халат с аппликацией в виде алой розы на левом плече, пригласила его войти. С первого же взгляда она очень понравилась Борису — симпатичное, хотя и слегка сонное лицо, красивые карие глазки — его любимый цвет глаз! — и чуть припухлые розовые девичьи губы. Да и фигурка, скрытая под складками халата, манила загорело-соблазнительной стройностью.
— Странно, почему это Вадим мне не позвонил и не предупредил? — оглядывая Бориса с не меньшим любопытством, подумала вслух Вера.
— Видимо, замотался и не успел, — усмехнулся Борис, — я, знаете ли, не позволяю своим сотрудникам прохлаждаться. Куда можно пройти?
— В большую комнату, пожалуйста. Кофе хотите?
— А вы умеете варить? — спросил он, усаживаясь на диван.
— Да, конечно. Только мне придется размолоть зерна…
— О нет, тогда не стоит терять времени. Присядьте рядом.
Она села в кресло напротив него и плотно запахнула халат, зажав его между колен руками. После этого возникла небольшая пауза — Борис с откровенной усмешкой посматривал на молодую женщину, а та терпеливо ждала, когда нежданный гость заговорит снова. Самое нелепое состояло в том, что он и сам теперь не знал, что говорить — понадеявшись на свое умение «действовать по обстоятельствам», Борис вдруг ощутил некоторую неловкость. Собственно говоря, он приехал сюда, чтобы поглядеть на жену своего сотрудника — она ему понравилась, ну и что дальше?
Да, ему чертовски хочется сорвать с нее халат и завалить на диван, но как это сделать, не вызвав особо упорного сопротивления с ее стороны? По словам Филиппа, Вера вышла замуж три месяца назад, а до того была девственницей, следовательно, если последнее обстоятельство является истиной, то наиболее возможны два варианта — «распробовав» мужские ласки, она уже вошла во вкус и теперь у нее нет причин отказывать другим мужикам; или же морально-психологические устои, не позволявшие ей «давать» раньше, продолжают действовать и поныне, а потому она будет всячески