— Твой начальник, — глухо отвечала Вера, и ее глаза наполнились слезами.
— Кто?
— Ты знаешь Бориса Семеновича Выжляева? Какая же он скотина, сволочь…
— Да, разумеется, знаю. Неужели он заезжал к нам?
— Как видишь.
— Ничего не понимаю, — Вадим начинал волноваться все сильнее и сильнее. — Но зачем? И с какой стати он посмел поднять на тебя руку?
— А ты не догадываешься?
— Н-нет, — запинаясь, пробормотал муж, явно опасаясь строить какие-то догадки — слишком страшной могла оказаться неизвестная пока истина.
— Какой же ты дурак в таком случае! — выкрикнула Вера.
— Он хотел меня изнасиловать!
— И что?
— Ах, тебя интересует, что у него получилось?
— Подожди, не волнуйся, расскажи обо всем по порядку.
— О чем тебе рассказывать по порядку? О том, как он мне угрожал: «Если откажешь, сука, то будешь лежать с мужем в одной могиле»? Или о том, как он срывал с меня халат и оттаскивал от двери, когда я пыталась выбежать из квартиры? Или о том, как он разозлился и начал меня избивать?
— О Боже! — Вадим взволнованно заметался по комнате. Затем, остановившись прямо напротив заплаканной жены, неуверенно спросил: — Ну, а дальше? Чем все кончилось?
— А сам ты не видишь? — и она, отняв руки от лица, гневно взглянула на него.
— Я не о том…
— Тебе непременно хочется знать все до конца? Ну, а что ты сделаешь, если я тебе скажу, что он меня изнасиловал?
— Убью этого гада, — стиснув кулаки, сквозь зубы процедил муж.
— Ах, вот, значит, ты какой грозный? Где только ты раньше был!
— Но, погоди, ты мне так и не ответила…
На какой-то миг их глаза встретились, после чего у Веры началась истерика:
— Нет, нет, нет! — закричала она. — Можешь не волноваться, у него ничего не получилось. Он меня отпустил.
Вадим с трудом подавил вздох облегчения, но жена это тут же заметила.
— Ну и что теперь? — с горькой издевкой спросила она и даже перестала плакать. — Раздумал убивать «этого гада»?
Реакция мужа оказалась для нее совершенно неожиданной.
— Да замолчи же ты, наконец! — отчаянным голосом закричал он и бросился вон из комнаты. До растерянной Веры донесся звук хлопнувшей входной двери. Она бросилась следом за мужем, распахнула дверь и крикнула в лестничный пролет:
— Куда ты? Вернись!
Но Вадим, торопливо сбегая вниз, даже не ответил.
Тогда Вера вернулась в квартиру и прошла в ванную, чтобы смыть слезы. Немного успокоившись и покурив, она решила, что была несправедлива к мужу. Разве он виноват в том, что произошло? И как бы он смог этому помешать? Но кто же тогда виноват? Возмущение, обида и боль требовали непременного виновника…
И тут ей вспомнились слова Бориса о том, что они с Филиппом являются старыми приятелями — еще по Афганистану. Неужели это он, не в силах смириться с тем, что она вышла замуж за другого, подослал к ней этого насильника? Однако, как ни велико было ее желание свалить всю вину на своего несчастного поклонника, которого она в глубине души презирала, подобный вариант представлялся крайне маловероятным — «этот проклятый жлоб» слишком мало походил на человека, которого можно куда-то «подослать» или заставить выполнять чью-то волю…
Тем временем Вадим заскочил в ближайший бар и с ходу заказал двести граммов водки. Торопясь проглотить эту «омерзительную», обжигающую горло жидкость, он поперхнулся и закашлялся. У него не было привычки пить водку стаканами, да он вообще очень мало пил, равнодушно относясь даже к пиву, поэтому, чтобы справиться с заказанной дозой, ему пришлось взять еще стакан сока и бутерброд.
Зато потом, когда стакан опустел, наступило блаженное расслабление. Впрочем, до полного успокоения было еще далеко… Какой же чудовищный у него сегодня выдался день, это просто невероятно! Именно в тот момент, когда Борис пытался изнасиловать и избивал его жену, Вадим находился в гостях у той самой путаны, которая однажды расплатилась с ним «натурой» и которую он после этого еще несколько раз навещал — уже за «живые» деньги.
На этот раз она встретила его в дупелину пьяная и сразу попыталась выгнать. Когда же Вадим, удивленный подобной неприветливостью, попытался выяснить в чем дело, его ждал чудовищной силы удар:
— Я тут сдавала кровь на анализы, — сообщила женщина, — а сегодня позвонила, и мне сказали, что реакция на СПИД положительная.
— Это точно? — Вадим был потрясен.
— Еще не знаю. Завтра пойду сдам кровь еще раз…
Едва не шатаясь, он вышел из ее дома и целый час гулял по улицам, не решаясь предстать перед глазами жены. Его воспаленное воображение рисовало картины одна чудовищнее другой. Сколько уже раз после этой проклятой шлюхи они с Верой занимались любовью — и, разумеется, без презерватива. Как им жить дальше, если окажется, что они оба заражены? А как она поведет себя с ним, когда об этом узнает? Вдруг немедленно бросит и уйдет?
Завтра же он сам отправится в анонимный пункт проверки на СПИД, а до того времени и пальцем больше не притронется к своей жене! Нет, ну что за чудовищный день у него сегодня выдался!
Когда поздно вечером, слегка пошатываясь, Вадим снова вернулся домой, Вера встретила его на удивление спокойно и даже ни словом не попрекнула за подобное состояние.
— Ты очень переживаешь по поводу того, что сегодня случилось? — спросила она, когда они сидели на кухне и тихо беседовали.
— Да, конечно.
— А что будешь делать завтра, когда увидишь своего начальника? Надеюсь, ты не собираешься его убивать?
— Не знаю, — и Вадим горестно покачал головой, — то есть убивать-то, конечно, не собираюсь, но дело в том, что… Нет, не хочу я тебе сегодня этого говорить.
— Нет уж, скажи, — мягко, но настойчиво попросила Вера.
Вадим взглянул в ее глаза и вдруг почувствовал себя таким разбитым, усталым и несчастным… А тут еще от проклятой водки, выпитой два часа назад, начала немилосердно болеть голова. Сам того не ожидая, он вдруг ощутил настоятельное желание — вызвать сочувствие у жены, для чего принялся немилосердно лгать:
— Понимаешь, девочка, мой шеф может запросто обеспечить мне кучу неприятностей, самой минимальной из которых будет тюрьма. Ведь это он причастен к убийству того старика — я в этом почти уверен! — но ему ничего не стоит свалить это убийство на меня, поскольку у меня нет алиби. Сегодня я опять был у следователя и дал подписку о невыезде…
Глава 13. Странные сцены
Ночью операционная морга представляла собой жуткое зрелище — нечто среднее между камерой пыток и лабораторией по изготовлению Франкенштейна. Все было залито бактерицидным фиолетовым светом, который излучали две специальные лампы. В стеклянных шкафах притаились зловещие инструменты — пилы для вскрытия черепов и грудных клеток, скальпели всех видов и размеров, крюки для извлечения внутренностей и многое другое. На полках, расставленных вдоль стен, находились большие банки с заспиртованными человеческими органами, пораженными разными ужасными болезнями — там было и сердце человека, умершего от инфаркта, и раковые легкие заядлого курильщика, и циррозная печень, и мозге огромной опухолью.
Впрочем, самое гнетущее впечатление производило неподвижное тело, лежащее на одном из операционных столов и закрытое окровавленной простыней.
— Ау! Платоша, ты где? — из коридора в открытую дверь операционной заглянула невысокая и слегка полноватая брюнетка лет тридцати. У нее были большие, слегка раскосые азиатские глаза, смуглые пухлые щеки и яркие губы. — Куда ты спрятался?
И тут, словно в ответ на ее вопрос, неподвижно лежащее тело вдруг начало медленно приподниматься, сбрасывая с себя простыню.
— Ай! — вскрикнула брюнетка. — Опять ты меня пугаешь!
— Молчи, женщина, — замогильным тоном отвечал Платон Васильевич Антонов, который в часы своих ночных дежурств обожал дурачиться подобным образом, — и молча подойди ко мне.
— Ну, хватит тебе, перестань, — улыбаясь, отвечала собеседница, проходя вдоль шкафов и приближаясь к столу. — Вставай и пойдем в дежурную комнату. У нас там еще шампанское осталось. Ай, что ты делаешь?
Последнее восклицание было вызвано тем, что длинные руки патологоанатома вдруг выпростались из-под простыни и ловко обхватили ее за талию.
Притянув женщину к себе, Платон сел и попытался ее поцеловать. Она охотно отвечала на его поцелуй и даже слегка откинула назад голову, однако стоило ему начать расстегивать ее кофту, как началось легкое сопротивление.
— Ну, в чем дело, Грета? — отрываясь от ее губ, недовольно поинтересовался патологоанатом.
— А зачем ты это делаешь?
— Затем, что лучшего места, чем этот стол, нам не найти!
— Совсем спятил? — и женщина недовольно высвободилась. — Ты бы еще в морозильной камере предложил!
— Тоже неплохой вариант, — глухо согласился Платон, резко спрыгивая на пол и снова заключая женщину в объятия. Слегка наклонившись, он одним рывком задрал на ней юбку и попытался стянуть колготки, жадно елозя руками по плотному, горячему заду.
— Ну, хватит, я сказала! Пойдем в дежурку, там и позабавимся.
— Но почему не здесь? Ты же медсестра, ко всему привыкла, и тебя ничто не может испугать.
— Я и не боюсь, но на диване намного лучше, чем на этом столе, где ты вскрываешь своих покойников! Отпусти меня, я все равно здесь не буду!
— Черт! — флегматично выругался патологоанатом, отпуская женщину, которая немедленно принялась оправлять юбку. — Как жаль, что здесь нет твоей милой племянницы Ани — уж ее-то точно ничем не смутишь… Нет, ну почему я, в отличие от какого-нибудь начальника, раскладывающего секретаршу на столе в кабинете, не могу заниматься любовью на своем рабочем месте?
— А если бы ты был могильщиком, то трахался бы прямо на могилах? — лукаво поинтересовалась Грета.
— А что в этом такого? — выходя следом за ней из операционной, поинтересовался Платон. — Любовь неотделима от смерти, поскольку это две, вечно сражающиеся между собой силы. Что такое любовь, как не стремление сохранить ту чудесную искорку, которая оживляет сложнейшее устройство, называемое человеческим телом, и исчезает неведомо куда в момент его разрушения? Ты только представь себе, каким фантастическим парадоксом является жизнь — ведь живой организм содержит в своих биологических структурах такую информацию, которая позволяет ему существовать в у