азать, что они всерьез уверяют, будто Рим был основан русскими, да и египетские пирамиды, кажется, тоже наши предки построили.
— Но ведь им же около четырех тысяч лет! — удивился Прижогин.
— Это согласно официальной хронологии, — усмехнулся журналист, — а на самом деле им не более шестисот. Знаете, Леонид Иванович, — с досадой добавил он, — мне довольно скучно пересказывать весь этот бред, и я не совсем понимаю, зачем вам это нужно…
— Поверь, что нужно, и продолжай!
— Ну, согласно каким-то там математико-астрономическим расчетам, подлинная история человечества якобы короче на целую тысячу лет — то есть нам предстоит отпраздновать не две, а всего лишь тысячу лет со дня рождения Христа.
Вообще говоря, метод этих доморощенных «историков» очень прост — они находят аналогии между описаниями различных исторических персонажей и событий, после чего немедленно делают вывод об их тождестве. Например, Батый — это, если не ошибаюсь, Ярослав Мудрый, ну и так далее. Честно сказать, но больше всего во всей этой галиматье меня поражают ее авторы. Они математики, следовательно, должны были бы мыслить максимально строго и логично — но ничего подобного! Их мышление не просто нелогично, но я бы сказал, алогично и дологично. Если Тамерлан говорил, что действовал как казак, то они тут же делают вывод, что он и был казаком, а следовательно, русским. Интересно, что бы они сказали, если бы он сравнил себя с тигром?
— Но ведь их же как-то опровергают?
— Леонид Иванович! Опровержению поддаются лишь такие теории, которые в принципе допускают существование противоречащих им фактов. Здесь же для любого противоречащего факта имеется однотипное объяснение: «это — результат целенаправленного переписывания истории в угоду тогдашним идеологическим соображениям». Сказки, знаете ли, опровергнуть в принципе невозможно — и этим они отличаются от научных концепций. Да вот вам еще один пример — эти господа всерьез уверяют, что никакой древней Греции и древнего Рима, какими мы их знаем, не было, и все потому, что до нас не дошли подлинники исторических источников! Более того, в те времена даже живописи якобы не было, поскольку до нас не дошли картины древнегреческих или древнеримских художников.
— Но ведь за столько лет и холсты, и папирусы…
— Разумеется, — кивнул Ястребов. — Но это их не смущает. Им вынь да положь рукопись, написанную, например, Платоном или Аристотелем, а иначе они отказываются верить в существование этих философов или делают их чуть ли не современниками Ньютона. Ну, что вас еще интересует?
— Насколько я понял, главная идея этой самой «новой хронологии»…
— Точнее сказать — «хренологии», — съязвил Ястребов.
— …Состоит в том, чтобы возвеличить российскую историю?
— Совершенно верно. Россия — родина слонов, Тамерлана, основателей Рима и много чего еще.
— Ага, — задумчиво пробормотал следователь. — Ну, тогда мне кажется ясен основной мотив данного преступления.
— Какого преступления? Которое совершают против здравого смысла авторы этой «хренологии»?
— Нет, я говорю всего лишь об убийстве одного одинокого старика.
— Расскажите, — тут же потребовал журналист, — вы меня заинтриговали. Как эта бредятина может стать мотивом преступления?
— Всех подробностей я пока не знаю, но, судя по всему, дело было так…
— Нет, Вася, — решительно заявил Афанасий Александрович Твердохлебов, наставительно воздев к небу корявый палец, — если такая молодежь, как ты, всерьез интересуется политикой, то это лишь потому, что вам девки не дают.
— Да я в этом и не нуждаюсь, — пробормотал Василий Носенко, упираясь взглядом в пол.
— Врешь! Ты нуждаешься, но ничего не можешь, кроме того, как талдычить «Спасай Россию!», «Хвала России», «Великая Россия»… Вон, даже порток себе не в состоянии приличных купить, — и он с презрением оглядел ветхие джинсы собутыльника. — Где уж тебе за девками ухаживать, а ведь они красивые подарки любят!
— Так потому и не могу себя обеспечить, что кругом одни жиды, которые нарочно держат русских людей в нищете!
— И это ты врешь! — гневно загремел Твердохлебов, после чего поднял стакан и опрокинул его в рот. Выпивка происходила на его кухне. — Никаких жидов не хватит, чтобы заниматься такими придурками, как ты, и мешать им жить.
— А для этого много жидов и не надо! — запальчиво возразил юный дворник. — Достаточно тех, что в правительстве и финансовой элите.
— Да при чем здесь они? Ну, какое отношение они имеют к твоим неудачам с бабами? Ты вот, когда мы этот пузырь допьем, выйди на улицу и попытайся познакомиться с какой-нибудь симпатичной девкой. Так нет ведь, струсишь, постесняешься. Зато когда тебе позвонят из твоей банды по борьбе с «жидомасонами» и пригласят на очередное сборище, сразу вскочишь и побежишь.
— Да, побегу, — с вызовом отвечал Василий.
— А все почему? Да потому, что там собираются такие же закомплексованные ничтожества, как ты сам, и только среди себе подобных вы чувствуете себя свободно. Нажретесь той же водяры и будете орать под руководством какого-нибудь доморощенного фюрера: «Слава России! Слава России!» Орать, братец ты мой, просто, а ты вот подойди к девушке да отпусти ей какой-нибудь изысканный комплимент — небось не сможешь?
— А вы не любите Россию? — отпив из своего стакана и тяжело морщась, поинтересовался дворник.
— Ну, завел старую пластинку, — Твердохлебов снова взялся за бутылку. — Допустим, не люблю — что дальше?
— Значит, Запад вам дороже?
— Нет.
— То есть как? Что-то я вас не пойму.
— Пушкина не читал, — усмехнулся старик, — потому и не поймешь. Да где тебе его читать — ведь он тоже из инородцев! Александр Сергеевич что говорил: «Я презираю свое отечество с головы до ног, но мне досадно, когда подобные чувства разделяет иностранец». Вот и я также — никого не люблю. Русских — за их вороватость, дикость, бестолковость, а западных — за ханжество, занудство, организованность. Возможно, мы никогда не будем жить так хорошо, как они, зато у нас никогда не будет скучно — всегда что-нибудь отчебучим, на удивление всему миру. Я в свое время поездил по свету, так что имею возможность сравнивать. А вот ты, вместо того чтобы хаять Запад со слов своего фюрера, скопил бы деньжат да съездил в Европу — посмотреть, как там люди живут.
— Я никуда не хочу уезжать, мне и здесь хорошо.
— Да тебе везде будет плохо, — презрительно заявил пенсионер, глядя в упор на своего молодого собеседника, — и все потому, что ты на хрен никому не нужен.
— Оскорбляете, Афанасий Александрович!
— Да брось, не кипятись, лучше послушайся дельного совета.
— А что мне там смотреть, если все лучшее было создано русскими?
— А, ну конечно… И Рим ими основан?
— Разумеется, — у Носенко заблестели глаза, и он впервые за весь разговор поднял голову и распрямил плечи. — Я же вам столько раз рассказывал про «новую хронологию». А ведь согласно этой теории…
— Христос был русским?
— Нет, почему? Об этом там ничего не говорится, хотя и это вполне возможно. Главное в другом — не было никакого монголо-татарского ига, а Куликовская битва — это всего лишь междоусобная стычка между русскими князьями.
— Да, помню, помню, что ты мне плел, — поморщился Твердохлебов. — Все это — херня! Какая тебе разница — было иго или не было? Ты себя от этого лучше чувствуешь, что ли?
— Да, конечно! — гордо вскинул голову Василий. — Ибо горжусь тем, что я русский, а Россию никто и никогда не покорял!
— А вот я не горжусь даже тем, что подполковник, ибо все это уже в прошлом, а теперь я просто пьянь, — откровенно признался пенсионер. — Да и тебе советую — соблазни-ка ты какую-нибудь красивую длинноволосую телочку с длинными волосами, пышным загорелым бюстом и упругой попкой, у которой даже в жару такая прохладная шелковистая кожа, что на ней можно спать как на подушке. А ведь ты, поди, еще ни одной голой женской задницы живьем не видел… И вот когда ты будешь гулять с такой телкой по улицам и на тебя будут завистливо оглядываться другие такие же юноши, вот тогда ты и почувствуешь настоящую гордость… Впрочем, где тебе! — и разомлевший пенсионер безнадежно махнул рукой. — Эх, был бы я хотя бы на десять лет моложе, я бы показал тебе, как это делать на личном примере.
— Какой же вы пошляк! — возмутился Носенко. — Почему, когда я вам говорю о великих вещах — подлинной истории России или ее великом предназначении, — вы все время все опошляете, рассказывая мне о каких-то блядях, да еще плотоядно облизываясь?
— Во-первых, потому, — на удивление рассудительно отвечал Твердохлебов, — что не тебе об этом говорить. Великую историю России творили эфиопы и грузины, татары и хохлы, евреи и немцы, но с какой стати ты, «тупой и жалкий выродок», вздумал ею гордиться? — не дождавшись ответа от краснеющего на глазах собеседника, пенсионер продолжал: — А во-вторых, лучшее, что есть в России — это ее красивые бабы! За них мы воевали и воевать будем — это я тебе как бывший подполковник, награжденный боевыми орденами и медалями, говорю!
— Вы просто пьяны и несете сами не знаете что, — дрожащим от гнева голосом заявил Василий, — и, если бы вы не были старым человеком…
— То что бы ты сделал, а? — Твердохлебов встал из-за стола, тут же качнулся, но, упершись обеими руками о кухонный стол, сумел удержаться на ногах. — Ну что?
— Я бы вас убил!
— Мудак ты… и дворник! — презрительно захохотал подполковник. — Таким всю жизнь и останешься!
Красный от злости и унижения Василий несколько минут смотрел в пьяные глаза собеседника, а затем вдруг неловко, но достаточно сильно толкнул его в грудь. Пенсионер удивленно охнул и, с грохотом опрокинув табуретку, свалился на пол.
— Ах, ты бляденыш! Да я тебе…
Договорить он не успел, поскольку Носенко метнулся к нему, оседлал верхом и принялся душить. Пенсионер хрипел, ругался, ерзал, но, ослабев от выпитой водки, долго сопротивляться уже не мог…
— Неужели все так и было? — спросил Ястребов. — Он сам вам все это рассказал?