— Да, причем в письменном виде, — кивнул Прижогин, закуривая любимые «L&M». — И мне даже не пришлось на него особенно давить.
— Но зачем? Неужели ему так хочется загреметь на нары?
— А что ему делать? Знаешь, что он мне неоднократно повторял? Жить скучно, делать нечего, все вокруг надоело.
— Ну да, — и Ястребов сокрушенно покачал головой, — зато теперь, наконец, почувствовал себя героем, расправившись с одним из врагов русского народа и хулителем его великой истории.
— Примерно так, — согласился следователь. — А героем он, хотя и ненадолго, действительно станет.
— Каким это образом?
— Да ты же о нем и напишешь!
— С чего это вы взяли, любезный Леонид Иванович?
— А то я тебя мало знаю! — усмехнулся Прижогин. — Ну, признайся честно, еще не придумал заголовок для своей будущей статьи?
— Придумал, — не стал упрямиться журналист. — И даже не один. «Ядовитая интерпретация истории» или нет, еще лучше — «Убийственная «хронология». Вот только стоит ли о нем писать? Дурные примеры ой как заразительны!
— Ничего, в лагере именно таких вот «героев» «опускают» в первую очередь…
Глава 18. Кольцо сжимается
Весь следующий день Прижогин тоже планировал проработать в своем кабинете. Надо было окончательно оформить дело дворника для передачи его в суд, после чего браться за два остальных, тем более что и там уже маячили определенные перспективы.
Каково же было его изумление, когда, целиком погрузившись в работу с документами, он вдруг услышал, как за дверью его кабинета, в коридоре, послышалась какая-то сдавленная возня, затем приглушенная ругань и глухие звуки ударов.
Прижогин покачал головой, поднялся с места и направился к двери. С первой попытки открыть ее не удалось, поскольку кто-то навалился на нее снаружи.
— Эй, кто там, что задела? — разозленно окликнул следователь. — Что там происходит?
Ответа не было, если не считать таковым сдавленно-матерное рычание двух мужских голосов. Леонид Иванович с силой приналег плечом на дверь и сумел отжать ее примерно на метр. Этого пространства ему, с его худощавой фигурой, вполне хватило, чтобы выбраться в коридор.
Прямо под его ногами, на полу, яростно катались двое мужчин, причем каждый из них при малейшей возможности пытался ударить другого кулаком в лицо.
— Отставить! — рявкнул следователь. — А ну, встали оба и успокоились!
Однако драка была в самом разгаре, а потому никто не отреагировал. Более того, тот из дерущихся, что был постарше и покрупнее, вдруг ухитрился оседлать своего соперника и, выпрямив спину, занес кулак для удара. Леонид Иванович вовремя перехватил его руку и только теперь с крайним изумлением узнал Филиппа Коновницына.
— Стойте! — снова потребовал он. — Слезьте с него и встаньте.
— Дайте мне ваш пистолет, и я пристрелю этого гада! — прохрипел врач.
В ответ на это его противник, которым оказался телемастер Вадим, привстал и яростно лягнул Коновницына по ноге. Тот вскрикнул от боли, издал воинственный вопль и, в свою очередь, попытался ответить тем же, но Прижогин был начеку и с такой силой оттолкнул врача, что тот едва не упал.
— Прекратите, не то я вызову конвой и посажу обоих в разные камеры!
К счастью, это предупреждение подействовало, заметно охладив пыл обоих драчунов. Теперь они стояли в метре друг от друга, тяжело дыша и обмениваясь ненавидящими взглядами.
— В чем дело? — спросил Прижогин, но так и не дождался ответа. — Ладно, тогда сделаем так. Вам, Филипп Сергеевич, придется немного подождать, а вас, — и он кивнул Вадиму, — я прошу пройти в кабинет.
Но даже этого не удалось сделать. Едва его молодой противник повернулся к нему задом, как врач сделал то, чего от него, при всей его солидности, трудно было ожидать — резко метнулся вперед и с силой впечатал ботинок в задницу соперника. Вадим резко развернулся и снова бросился на врага. Прижогин глухо выругался, но тут в конце коридора показался Петр.
Сразу поняв, что происходит, он с ходу бросился в гущу драки и через минуту разъединил обоих соперников, как самый опытный рефери по боксу. Пока он, по приказу шефа, держал за руки Коновницына, сам Прижогин почти силой втолкнул в кабинет телемастера.
— Садись и успокойся, — скомандовал он, захлопывая дверь и кивая на стул. — Что вы тут оба — с ума посходили?
— Он первый на меня напал.
— Но почему?
— Никак не может смириться с тем, что моя жена Вера предпочла выйти замуж за меня, а не за него.
— Вот как? — Леонид Иванович вскинул бровь. — Они были знакомы?
— Он преподавал в ее институте и ухаживал за ней несколько лет…
— Ага, теперь понятно! Появился молодой и счастливый соперник в вашем лице и… Впрочем, оставим личные дела и перейдем к уголовным. С чем пожаловали?
— Я принес справку из больницы, — неуверенно произнес телемастер, и эта его неуверенность не ускользнула от внимания следователя.
— И что в ней?
— В момент убийства я находился там на обследовании.
— Понятно. Ну, показывайте.
Развернув справку и внимательно прочитав, Прижогин изумленно вскинул брови.
— Но, позвольте, она же подписана Коновницыным!
— Да, — и телемастер буквально съежился в кресле.
— Странные у вас отношения, — прокомментировал следователь, откладывая справку в сторону, — впрочем, теперь необходимость в вашем алиби отпала. Убийца арестован и во всем признался.
— Правда? — Вадим вскинул голову и издал вздох облегчения.
— Что-нибудь еще? — поинтересовался Прижогин, видя, что тот продолжает сидеть.
— Да, я бы хотел сделать заявление.
— По поводу нападения на вас Коновницына?
— Нет, по поводу нападения на мою жену.
— Так он и на нее нападал?
Вадим уловил легкую иронию, сквозившую в тоне следователя, и укоризненно посмотрел на него.
— Я говорю серьезно. Мой начальник — Борис Семенович Выжляев… Он совершил… Как бы это сказать…
— Четко и ясно! — потребовал Прижогин, услышав знакомое имя. — Так что он сделал?
— Пытался изнасиловать мою жену.
— А вы что же?
— Меня он просто избил.
— Да? В таком случае это действительно серьезно. Но заявление по первому поводу должна будет оставить ваша жена. Она на это согласна?
— Не знаю, — замялся Вадим, — но, надеюсь, мне удастся ее уговорить.
— Обязательно уговорите, — с этими словами Прижогин нажал кнопку вызова дежурного милиционера. — Проводите до выхода, — сказал он, когда в дверь постучали.
— Зачем? — пожал плечами Вадим.
— Затем, что хватит с меня этой корриды под дверью!
— Подумать только, — тем временем жаловался Филипп, успокаивавшему его Петру, — но до чего все несправедливо получается! Какому-нибудь, извиняюсь за выражение, мудаку повезет раз в жизни — он будет обладать одной-единст-венной, но зато любимой женщиной и даже до конца не сознавать всей полноты своего счастья! Зато другой, гораздо более достойный, будет без конца искать, соблазнять, покупать — и все без толку! Того единственного и самого счастливого в жизни момента близости с самой желанной на свете женщиной ему никогда не добиться. И никаким количеством даже самых привлекательных женщин этого прискорбного обстоятельства не искупить!
— Ну, в этом тоже есть своя прелесть, — с улыбкой заметил Петр, вспомнив подсмотренную сцену на кладбище. — Кстати, мне вот что интересно — а если бы ваш счастливый соперник был бы во всех отношениях человеком достойным, вам бы от этого легче было?
Удивленный подобным вопросом, Коновницын пожал плечами. В этот момент мимо них прошел милиционер, поздоровавшийся с Петром. Скрывшись в кабинете При-жогина, он уже через минуту вышел обратно, причем за ним следовал Вадим, злорадно посматривавший на Филиппа.
— Неужели его арестовали? — обрадованно спросил тот, глядя, как противник удаляется по коридору.
— Если бы его арестовали, то он шел бы впереди конвойного, заложив руки за спину, — откровенно засмеялся Петр.
— Пойдемте, Леонид Иванович вас, наверное, уже ждет.
— Я надеюсь, вы пришли сюда не только для того, чтобы выяснять личные отношения в стиле подвыпивших подростков? — сухо поинтересовался Прижогин, стоило Филиппу занять стул, еще не остывший от седалища соперника.
Коновницын почувствовал упрек, содержавшийся в тоне вопроса.
— Извините, что не сдержался, но он, наверное, уже рассказал вам, в чем дело.
— Рассказал. Так что у вас?
— Я тут уже говорил Петру, — и Филипп оглянулся на молодого следователя, — что Полина обещала позвонить через пару дней после встречи, чтобы узнать, согласен ли я уехать вместе с ней. Но вот прошла уже неделя, а от нее ни слуху ни духу. Я звонил ее родителям, но они ничего не знают.
— Вы думаете, это серьезно?
— Я понимаю ваш вопрос — да, дамы легкого поведения не отличаются обязательностью, но здесь случай иной. Если она действительно так боялась Бориса, как говорила мне на кладбище, и твердо решила от него скрыться, то возникает два варианта.
— Первый — что она решила уехать без вас?
— Да, — кивнул Коновницын, — но в таком случае зачем было звонить и встречаться? Мне лично более вероятным кажется другой вариант — Борис мог выследить ее и похитить. Тем более — это я вам уже рассказывал — деньги за отцовскую квартиру были у нее. И это очень приличная сумма — свыше полутораста тысяч долларов!
— Н-да, — после небольшого раздумья кивнул Прижогин.
— Это действительно серьезно. Надо немедленно организовать ее поиски и попутно установить слежку за Выжляевым, — приказал он Петру, который понятливо кивнул и быстро покинул кабинет. — Кстати, насколько я знаю, у вас есть один друг, который работает патологоанатомом в морге?
— Да, есть, — вспомнив о Платоне, с которым уже давно не виделся, кивнул Филипп и тут же полюбопытствовал: — А как вы об этом узнали?
— Неважно. Вы не могли бы мне рассказать, что это за человек?
— Своеобразный.
— А поконкретнее?