Бенджамен Уорнер отошел от секты адвентистов, богатой и пользующейся большим влиянием в Америке, чтобы основать свое течение гностического характера. Он верил, что Христос являлся одновременно воплощением двух противоборствующих сил — Добра и Зла, Бога и Сатаны. И пока Иисус был жив и проповедовал свое учение, эти силы в нем были уравновешены. За такую крамолу Уорнер был изгнан из университета, а потом и вообще стал персоной нон грата. Но он не пал духом. Пророк ездил по стране, и к нему присоединялись ученики и сочувствующие. Их число росло с каждым годом. Далее шел перечень брошюр и цитаты патриарха.
— Смотри, Денис, — я ткнула пальцем в экран, — вот откуда ноги растут. Илья учился в этом самом Мичигане, а начальницу археологических раскопок зовут Барбара Уорнер. Уж не родственница ли она этому Бенджамену? Что-то я не верю в совпадения…
— Возможно, возможно, — пробормотал Денис, вглядываясь в текст, — я слышал нечто подобное… Вспомнил! Как-то мне попалась интересная книжка. Ты же знаешь, Валерия, одно время я сильно увлекался историей Израиля, даже хотел пойти учиться на историка. Книжка была небольшая, на английском языке и называлась «Евангелие от Марии Магдалины».
— А что, есть и такое? — удивилась я. — Насколько мне известно, евангелистов всего четыре: Лука, Матфей, Марк и Иоанн.
— Верно, — кивнул он, — но то, о чем я говорю, это — апокрифическое евангелие, то есть не признанное официальным каноническим текстом. Их известно, по-моему, не менее полусотни — от Фомы, от Петра, есть даже «Евангелие евреев», еще какое-то «Евангелие истины»… Не все сохранились полностью, в том числе и из «Евангелия от Марии Магдалины» до нас дошли только отрывки. Так вот, именно в нем рассказывается о совершенно другом облике Христа. В его душе были и темные, и светлые силы. Темное шло от его человеческой натуры, земной и обыкновенной, а светлое — от божественной сущности. Видимо, именно это евангелие харамиты приняли за основу своей религии, за что их и прозвали отступниками. Скорее всего они верят, что Иисус был обыкновенным человеком, может быть, даже влюбился в Марию Магдалину… Ведь с этой точки зрения можно объяснить его многие поступки. Например, изгнание торговцев из храма. Ты знаешь эту историю?
— Напомни, пожалуйста.
— Хорошо, — кивнул он и спросил: — Чем раньше, в те времена, был храм? Охраняемым местом за крепостными стенами. Люди там встречались, общались, совершали сделки купли-продажи. И конечно же, молились Богу. Было принято после удачного завершения бизнеса внести свою лепту на развитие храма. А как же иначе? — Денис улыбнулся. Он так ярко описывал мне ту патриархальную жизнь, что я словно бы воочию увидела пыльных путников, входящих в храмовые ворота, менял в полосатых халатах, услышала гортанные крики спорящих… — И тут, представь себе, Валерия, в этот обычный мирок со своими законами и принципами врывается кучка хулиганов. Во главе их молодой человек с фанатичным блеском в глазах и растрепанными волосами. Они начинают громить торговцев. Как ты это назовешь? И что должны были подумать люди, сидящие там и занимающиеся своим делом?
— Но ведь это же храм, — попыталась возразить я ему. — Там нужно думать о великом, а не заниматься суетными поисками выгоды.
— Это сейчас такими стали храмы. А во времена Христа отношение к Богу было другое. Бог был грозной силой природы, но и в то же время неким, я бы так выразился, родственником, членом семьи. К нему можно было обратиться за помощью, посоветоваться, и все это «не отходя от кассы», то есть не отрываясь от насущных дел и потребностей. А он гоняет людей, привычных к тому, чем они занимались годами. Но я думаю, проблема была не в этом…
— А в чем же?
— В той книге, о которой я тебе говорил, была подробная карта Иерусалима времен Христа. Там храм вплотную примыкал к стене, за которой находились римские казармы. И Иисус, зная это, стал разгонять торговцев, чтобы они устроили бунт. А римлянам ведь много не надо… Увидели толпу взбешенных варваров, кто знает, что они там замышляют? Может, что-либо против Великого Рима.
— И они схватили Иисуса, как бунтовщика!
— Как разбойника, Лерочка, как разбойника. В те времена разбойником называли не грабителя с большой дороги, а именно бунтовщика, идущего против законной власти. Иисус был зелотом, оппортунистом, хотел поднять восстание против римского владычества в Иудее, но ему попались не те люди… Они испугались и не пошли за ним.
— Да… — вздохнула я. — Жаль, что так получилось. А потом стали строить пышные храмы во славу того, кого предали.
— Ну не всегда пышные. Такие храмы строились намного позже, в византийские времена. А в первые три века нашей эры христиане не имели ни храмов, ни официального разрешения на свою религию. Молились в катакомбах.
— Смотри, Денис, вот как раз цитата об этом, — я прочитала с экрана. — Пророк хотел, чтобы харамиты вернулись к простоте и безыскусности первых церквей во славу Господа. Иисусу не нужно украшательство. Ведь после распятия темные силы — телесный облик пророка — исчезли, остались светлые — воплощение Святого Духа.
Интересно… — сказала я вслух, а про себя подумала, что хорошо бы спросить Барбару, кем ей приходится пророк Бенджамен.
На следующее утро позвонил Иннокентий Райс:
— Валерия, дорогая, доброе утро!
— Здравствуйте, доктор!
— Спасибо вам за хлопоты, Лика понемногу приходит в себя.
— Очень этому рада.
Иннокентий замялся. Видимо, он что-то хотел мне сказать, но не мог набраться смелости. Решив ему помочь, я спросила:
— Может, я могу вам еще помочь в чем-нибудь?
— Да-да, разумеется, вы позволите заскочить к вам на работу?
— Хорошо, давайте в одиннадцать.
— Буду, — он повесил трубку.
Что-то чует мое сердце, неспроста добрый доктор Райс зачастил ко мне! Интересно, он женат? Ах, да… Вспомнила. При очередном нашем визите рассказывал. Она у него повар. Тогда я — абсолютно неконкурентоспособна! Нечего даже надеяться. Я расхохоталась и стала собираться на работу.
У входа в кабинет меня остановила старушка по имени Генриетта. Она подрабатывала немного к пенсии тем, что распространяла билеты на концерты заезжих гастролеров и однодневные путевки по туристическим маршрутам Израиля.
— Валерия, милочка, как хорошо, что я вас встретила! У меня есть кое-что новенькое, специально для вас.
Так Генриетта начинала разговор с любым потенциальным клиентом.
— Ну давайте, что там у вас, — я понимала, что лучше всего ее выслушать, чем отбрить сразу. Может что-то, дельное и предложит…
— Вот смотрите, — зачастила она, выкладывая мне на стол кучу разноцветных программок: Лаймочка приехала, во Дворце культуры будет выступать. Вы были в новом Дворце культуры? Нет? Надо, надо, — она покачала головой, но тут же спохватилась. — Или на Ленком… Пойдете на Ленком? Будет подвозка в Тель-Авив, только четыре спектакля. «Варвар и еретик». Пойдете?
— Пока не хочу, Генриетта, спасибо…
— А на экскурсию? Поедете? Прекрасные экскурсии от бюро Марины Гольдман. Вот, совсем свеженькая, гора Хермон, снег, лыжи. Берите, пока эту гору у нас сирийцы не отобрали.
Меня спас Иннокентий, открывший в эту минуту дверь. Неугомонная Генриетта тут же переключилась на него.
— А вам, молодой человек, не надо на гору Хермон? Лыжи в Израиле — это такая экзотика!
— Спасибо, уважаемая, ни на Хермон, ни на Монхер пока не надо. Постойте… У вас есть христианские экскурсии?
— Ну конечно! — обрадовалась она. — Полный набор. Хотите в монастыри Иудейской пустыни? Или в Иерусалим Булгакова? У Мариночки есть все, что душе угодно.
— Подождите, пожалуйста, за дверью, — Иннокентий вежливо взял Генриетту под локоток и подвел к выходу. — Мне нужно поговорить с переводчиком, а потом я к вам обращусь. Хорошо?
— Жду! — кивнула она и закрыла за собой дверь.
— Уф-ф… — я откинулась на спинку вертящегося кресла и закрыла глаза. — Эта Генриетта такая прилипчивая. Спасибо, что оторвали ее от меня.
— Не совсем, Валерия, не совсем…
— Что значит не совсем? — я выпрямилась в кресле. — Не понимаю.
— Вы такая красивая, — вдруг сказал доктор Райс. — Это у вас настоящие кудри или вы делаете завивку?
— Спасибо, — среагировала я на комплимент и, не удержавшись, добавила: — Вы еще спросите, я их крашу в черный цвет или они на самом деле такие?
— Нет, я вижу, что все натуральное, — улыбнулся он и потер свою шишковатую голову.
— Так вы пришли, чтобы говорить мне комплименты или еще за чем-либо?
— Валерия, я буду с вами откровенен, дело снова касается моей сестры.
— Что на этот раз?
— Она стремится на Север, в Галилею. Говорит, что получила письмо от Илюши, он ей приказывает ехать туда, где жил Иисус, и поклониться святым местам.
— Ну и что? — пожала я плечами. — Пусть едет.
— Я не хочу пускать ее одну. Вы не знаете, Лика в детстве страдала эпилептическими припадками, и если с ней что-то случится в дороге, ответственность будет на мне. А я работаю, у меня все расписано. Прошу вас, соглашайтесь. Я куплю вам путевку на три дня, погуляете, посмотрите интересные места. Ночевать будете в хороших гостиницах.
— Приглядеть за Анжеликой?.. А если она не согласится?
— Согласится, я беру это на себя. И оплачу вам эти три дня, как рабочие. Ну что?
— Дайте подумать… — Все было так неожиданно, что я просто не знала, соглашаться мне или нет. В конце концов, отправлю Дарью снова к Элеоноре. Мать Дениса всегда соглашается присмотреть за ней, а сама погуляю в свое удовольствие! Почему бы и нет? И еще деньги заработаю.
И я согласилась.
— Вот и чудненько! — обрадовался Райс. — Генриетта, вы еще здесь?
— Ну конечно, — круглая как шарик распространительница влетела в кабинет, словно стояла за дверью.
— Дайте мне две путевки в христианскую Галилею, — распорядился Иннокентий.
— Сейчас, сейчас, хорошие путевки, полупансион, три дня, две ночи, автобус за вами приедет в восемь утра. Подпишитесь вот здесь, — она протянула доктору квитанцию, на которой стояла довольно внушительная сумма, — желаю вам, дорогие мои, приятно съездить и отдохнуть.