— Так чего же? Заночуйте, а наутро — в лес, — предложила Наталья Капитоновна.
— Вообще-то мы Танюхе обещали вечером вернуться.
— А правда, давай останемся! — ухватилась за счастливую случайность Аида. — Я никогда в жизни грибов не собирала.
— Да ну?
— Где мне их собирать? Я жила на юге, в степи.
Старушка была ей благодарна за такой поворот событий, видно, сильно скучала в своей избушке, хотя какие-то родственники жили рядом, в Сысерти и Арамиле. А вот младший сын, брат Петра, Макар, совсем далече подался, аж в Санкт-Петербург. Правда, он там большой человек, бизнесмен, депутат городской Думы. Повезло ей с сыновьями, всем обеспечены, и ее, старуху, не забывают. На пенсию-то нынче не проживешь. Она бы переехала к Петру, он не раз звал, да жалко дом бросать. Столько с ним связано, считай, вся жизнь прошла в этом доме.
Наталья Капитоновна мыла в тазу посуду, а будущая сноха, перекинув через плечо полотенце, насухо вытирала.
— А муж ваш воевал? — Аида осторожно, но уверенно подбиралась к намеченной цели.
— У него бронь была. На военном заводе работал. Петеньку мы во время войны и сотворили. Да куда ему воевать! Слаб здоровьем. был. От сердца и скончался, сердечный, в шестьдесят восьмом году. Уже тридцать лет минуло, а я всю живу! Когда Женечка умер, удавиться хотела. Макар в это время во флоте служил, а Петя в Свердловске учился. У него как раз — сессия, лишь на похороны и отпустили. Пришлось мне свою боль в одиночестве превозмогать. — Старушка обронила слезу.
— Ма, а березовых поленьев у тебя совсем не осталось? — вошел на кухню Петр Евгеньевич. — Ну, вот! Опять ударилась в воспоминания? Так, утираем сопли и идем париться! Банька готова!
А после бани дошла очередь до толстых, пыльных фотоальбомов. Аида интересовалась каждой мелочью, к радости Наталья Капитоновны. А вот Петр Евгеньевич почему-то стеснялся своих детских снимков, но его в конце концов выставили за дверь. Несмотря на сороковые, военные, снимков с маленьким Петей оказалось очень много.
— Это сосед наш делал, — объяснила старушка. — Он в сорок четвертом без ноги вернулся, зато с трофейным фотоаппаратом. Увлекся этим делом не на шутку, потом первым человеком был на свадьбах да на похоронах.
— На похоронах? — удивилась Аида.
— Почему-то после войны очень любили похороны снимать. Может, оттого, что столько безымянных могил?
Особенно девушку интересовали снимки, сделанные в спальне. Они еще раз подтверждали, что за прошедшие годы в этой комнате мало что изменилось. И вдруг она наткнулась на крохотную деталь, которую человек не заинтересованный никогда бы не заметил. На снимке сорок четвертого года Петенька сидит на коленях у отца на той самой кровати, что она сегодня видела. И так же заправлена, и так же по-деревенски сложены подушки. А рядом с кроватью стоит тумбочка (она и сейчас там). А вот на тумбочке… В кадр попало только крыло.
«Что еще за птичка?» — Аида еле удержалась, чтобы не произнести это вслух.
На снимке сорок пятого года Петя стоит возле той самой тумбочки, и никакой птицы в помине нет! В висках застучало. Интуиция подсказывала, что до разгадки всего один шаг.
«Но не могу же я ее напрямую спросить, куда делась птичка?»
— Наталья Капитоновна, а сохранились какие-нибудь ненужные вещи военной поры?
— Да сколько угодно, милая! Я ведь ничего не выбрасываю! На чердаке цельных два сундука набиты барахлом! Вот помру, дети, внуки соберутся здесь и, может, на память обо мне что-нибудь да и возьмут. А сейчас их старые вещи не интересуют, им все новехонькое подавай!
— А я, наоборот, люблю старые вещи. Мне у вас даже больше нравится, чем в современном доме Петра.
— Ну, скажешь тоже! Здесь никаких удобств…
— А можно покопаться на чердаке? Обожаю копаться в старых вещах!
— Еще как можно! — обрадовалась Наталья Капитоновна. — Если только крыс не боишься. Я и сама с детства любила чердаки и старые вещи, но теперь тяжело карабкаться по лестнице. А я вот дам тебе фонарик! Как залезешь — слева будет выключатель. Может, Петю подождешь (что-то он долго парится!), а то страшно одной?
— Ничего, я смелая! А Петя пусть отдыхает. После бани нужно отдыхать.
Насчет крыс Наталья Капитоновна не обманула. Весь чердак был усыпан крысиным пометом, а сами чертовки не удосужились поприветствовать гостью, хотя Аида постоянно чувствовала их присутствие. В первом, ближнем, сундуке вещи оказались не слишком старые. На самом дне лежали подшивки журналов «Огонек» за 1962 и 63-й годы. Для себя она отобрала курительную трубку, с искусно вырезанной русалкой и тельняшку, скорее всего принадлежавшую Макару. Аида никогда не видела моря, и все связанное с ним для нее было окутано тайной и романтикой.
Во втором сундуке она сразу наткнулась на веер из сандалового дерева, с аистами и пионами, вышитыми на светло-зеленом шелке. Она подумала, что с таким безупречным вкусом веера делали в докоммунистическом Китае, и еще, что этот веер наверняка трофейный, а значит, она близка к цели. А еще через минуту из сундука был извлечен диковинный зверь, с отбитым крылом. Мифологический грифон был сделан из мыльного камня, как любили в начале века. Это его крыло торчало на том снимке сорок четвертого года. Но статуэтка сломалась, и ее на долгие годы заперли в сундуке. Возможно, Петр Евгеньевич и не подозревает о ее существовании. А в том, что это и есть разгадка его невроза, теперь не было никаких сомнений. Глаза грифона горели красным фосфором.
Не боясь быть атакованной крысами, Аида погасила свет.
В полной темноте, в противной возне грызунов, она долго не могла оторваться от этих красных, пугающих глаз…
Черная шляпка с черной вуалью ей шла не меньше, чем белоснежная фата. И то и другое Аида купила заранее. Теперь, стоя над гробом во всем черном, она была хороша необыкновенно. Немногочисленные родственники, съехавшиеся на свадьбу, а подоспевшие к похоронам, поражались красоте невесты и по достоинству могли оценить вкус усопшего.
Татьяна, глядя на Аиду, тоже держалась с достоинством, не проронив ни слезинки. Зато Наталья Капитоновна всю дорогу плакала и причитала. И еще Марина исходила рыданьями. Скупую слезу смахнул тыльной стороной ладони брат Макар. Совсем не таким представляла его Аида. Бравый морячок, смотревший на нее со старых семейных фотографий, куда-то исчез. Вместо него был солидный грузный господин с багровым лицом и тяжелыми надбровьями, переходящими в лысину. Удивительно, такие разные в молодости, братья с возрастом становились похожи. Вот только озорных огоньков в глазах Макара она не заметила. Впрочем, огоньки были бы не к месту.
Речь Сперанского изобиловала метафоричностью, аллегоричностью и совсем была лишена человеческого тепла.
Денис держался обособленно. Она ловила на себе его изучающий взгляд. Он хотел разобраться в том, что произошло. Уж слишком все вышло гладко, и все они — чистенькие. На убийство не похоже. Тем более на заказное убийство. Может, случайность? Оказывается, у Патрикеева был недавно инфаркт. И это держалось в тайне. Вскрытие показало: разрыв сердца. Предполагают, что чего-то испугался. Может, кто-то напугал, а может, приснился кошмарный сон? Да, сон. На реальность это не похоже. Но в отличие от других, Денис знал точную дату смерти банкира, а ведь он не Господь Бог, а всего-навсего владелец дискотеки и ночного бара.
Поминки устроили в ресторане. По своей пышности и многочисленности они превосходили юбилей Петра Евгеньевича. Всем распоряжался Семен Ильич. Оставалось только поражаться расторопности вездесущего старичка.
За столом Аида подслушала разговор двух почтенных господ, видимо целиком и полностью доверявших друг другу.
— Да, Семе здорово подфартило. Эта смерть как нельзя кстати. Теперь он сожрет патрикеевский банк со всеми потрохами, то бишь дочерними банками, — говорил один из них.
— Как он только не подъезжал к Пете, — подтверждал другой. — Но Петруха тот еще был хитрец. Якшался, лобзался, напивался, но до дел своих не допускал…
Эти речи ее не смутили. Она давно поняла, кто заказывает музыку, и всячески избегала встреч со Сперанским, особенно боялась оставаться с ним наедине. Семен Ильич пытался блеснуть перед ней своим могуществом и неуязвимостью, давал понять, что и она — всего лишь маленький винтик в его махине. Она же всем своим видом показывала, что знает не больше, чем ей положено знать.
Особенно ее раздражало присутствие Марины, скорбящей и злорадствующей. Ведь соперница, эта шустрая соплячка, так и не стала женой банкира, и прожила-то в доме месяц с хвостиком, тогда как она, подлинная любовь банкира, его лебединая песня, почти год! На что рассчитывает «Дохлая треска»? Эта мысль не давала покоя Аиде. Ведь единственной наследницей являлась Татьяна. Невеста не в счет, невеста не получает ни копейки. Все рассчитано верно. Кто бросит в нее камень? Так зачем же здесь Марина? Хочет разжалобить Сперанского или зацепить нового «старичка»?
— Разрешите присоседиться?
Высокий, угловатый парень с резкими чертами лица, светлоглазый и бледногубый. Она знала, что это сын Макара Евгеньевича, Сережа, но со дня их приезда не обмолвилась с ним ни единым словом.
— Садись, — безразличным тоном разрешила она.
— А вы могли быть моей тетей. Не смешно? — Он явно выпил и собирался за ней поухаживать.
— Не смешно.
— Любовь, да? Типа, крайняя нужда заставила полюбить?
— Я ни в чем не нуждалась и не нуждаюсь.
— Кто вам поверит? У моего папаши тоже, типа, была одна. Он даже с матерью собирался разводиться. Той сучке нужны были папины деньги и его положение в обществе. Так что не надо ля-ля… — Он хотел еще что-то рассказать из личного опыта, но выплеснутый ему в лицо стакан виски помешал это сделать.
— Пойди-ка умойся! — процедила она сквозь зубы.
— Ты что, напился? — мощные руки бывшего моряка подняли парня за шиворот и вынесли из-за стола.
— Батя, она обломилась! — орал Сергей, когда его волокли в сортир. — Эта сука обломилась!