— Вряд ли со своей Пенелопой он клюнет на меня, — засомневалась Аида.
— Логично, — согласился Семен Ильич. — Тем более что он почти в моем возрасте и давно не интересуется женщинами. Но есть обходной вариант. У нашего человечка, как я уже сказал, трое детишек. Двое сыновей и дочь. Последнюю мы сразу сбрасываем со счетов, хотя вы и нравитесь женщинам не меньше, чем мужчинам. Дочь человечка замужем и живет за границей. Нас будут интересовать только мужские особи. Один еще совсем дитя, школьник, и если вы схлестнетесь с ним, это только разгневает папашу и похоронит цель нашего предприятия. Таким образом, остается последний и единственный вариант, старший сын Игната Александровича Заварзина, Заварзин Костя. Мальчику уже под сорок, но мозгов с годами не нажил. Дважды был женат, но жены его быстро бросали. Ангелочка из Кости не вышло, а на горе родителям получился пьяница и картежник. Именно благодаря распущенности сына открылась тайна папаши Заварзина. У Кости были не шуточные карточные долги, которые он, шутя, покрывал. И мои люди сразу заинтересовались, откуда он черпает средства? Золотая бочка, как я уже сказал, оказалась бездонной. Я думаю, нам надо поставить на этого отпрыска большого семейства Заварзиных. Если вам удастся немыслимое, вернуть его к нормальной, человеческой жизни, папаша раскроет вам свои объятия. А главное, заслужить доверие Игната Александровича. Вот вам, Аидочка, программа-минимум. Вопросы есть?
— Сколько?
Сперанский даже захрюкал от удовольствия, так ему пришлась по вкусу лаконичность ее вопроса.
— Нс обижу, моя милая! Не обижу!
— Это только слова.
— Хорошо! Я вдвое увеличиваю ставку! Сто шестьдесят на кону, сорок перечислю завтра же на ваш счет в банке, если дадите согласие. Еще сорок, если выполните программу-минимум. Остальную сумму оставим для программы-максимум.
— Вам бы революцию делать, Семен Ильич, — съязвила девушка.
— Ну, что вы, Аидочка, я стратег мелкого масштаба. Вот мой папаша, между прочим, работал в ЧК, самолично расстреливал спекулянтов. Какие люди были!
— Люди? — с ухмылкой переспросила Аида. Она не любила разговоров о политике, но восхищение Сперанского большевистской романтикой ее задело. Она часто встречала сочувствующих коммунистам, вздыхающих о былых временах и даже восхищенных революционным террором, но при этом беспечно не подозревающих, что со всеми мыслишками и тем родом деятельности, на который себя обрекли, по законам революционного времени, они бы первыми угодили в мясорубку.
Сперанский так и не раскрыл всех карт, о программе-максимум она могла только догадываться. Но и программа-минимум ей была теперь не ко времени.
Семен Ильич пытался шутить, но девушка пребывала в мрачном раздумье о том, что все-таки попала в ловушку и что виновата в этом сама. Надо было вовремя смыться, во всяком случае порвать отношения с Татьяной и Денисом.
Из оцепенения ее вывела следующая фраза «адмирала»:
— Знаете, моя милая, а вы ведь скоро станете знаменитой.
— Сделаете из меня порнозвезду?
— Моя помощь не потребуется. Город и без того полон слухов на ваш счет. Удивляетесь? Говорят, что священник самого престижного прихода связался то ли с мусульманкой, то ли с иудейкой. Назревает скандал.
— А при чем тут я?
— Не надо только прикидываться невинной овечкой! — Сперанский криво усмехнулся. — О вашей связи с отцом Олегом я осведомлен и советую, пока не поздно, остудить любовный пыл. Хотя бы для благополучного исхода нашего дела.
Они выпили за успех предприятия, и девушка с удовольствием представила, как скуксится и без того скукоженная физиономия старика, когда она прикажет отвезти ее не на Онуфриева, а на Мамина-Сибиряка, где вот уже месяц, в скромной обители, при свечах и иконах обращает мусульманку в христианство молодой, рыжебородый поп.
Он больше не толкался в городских автобусах, чтобы поспеть к заутрене. В начале осени приобрел подержанную «девятку», а потом снял квартиру в самом центре города.
До этого встречаться им было негде. Пару раз он приезжал к ней, на Онуфриева, но старая Аида пугала отца Олега. «Твоя прабабка похожа на ведьму!» — «Моя прабабка похожа на меня!» — снова смеялась девушка.
Однажды она явилась в церковь, и он сильно волновался во время проповеди. А после вдруг сделался веселым и даже пытался шутить и, наверное в шутку, провел ее в ризницу. Оказавшись один на один в укромном местечке, они не смогли сдержать любовного порыва.
«Согрешу — покаюсь» — это стало его девизом. Понимая, что ризница не самое лучшее место для любовных утех, священник вынужден был снять квартиру на улице Мамина-Сибиряка.
Теперь их свидания участились, и покров с тайны был постепенно совлечен.
Она приехала после ресторана в первом часу ночи, но Олег и не думал спать. Под иконой Николая Чудотворца догорала лампадка, на письменном столе лежала раскрытая книга.
Аида разрумянилась от выпитого вина, была довольна собой и тем впечатлением, которое произвела на Сперанского своей последней выходкой. Старик скуксился. Адмиральская выдержка на этот раз его подвела. Крючковатый нос заострился настолько, что она подумала, не оборотень ли рядом с ней? Девушка представила, как Семен Ильич обернулся ясным соколом и выпорхнул из окна «Мерседеса». На прощание она ему в лицо рассмеялась, совершенно обескуражив старика.
Священник, наоборот, был бледен и чем-то напуган.
— Все пропало! — крикнул он ей вместо приветствия.
— Что пропало? — не поняла Аида.
— Все! Все! — Он бросился к ней на грудь, как маленький мальчик к матери, ища у нее защиты, и разрыдался.
— Перестань! — отстранила его девушка. — Давай спокойно сядем и ты мне расскажешь.
Его вызывал к себе архиепископ. До патриарха дошли слухи о грехопадении отца Олега. Олег никогда еще не видел в таком бешенстве друга своего отца. А чего он, собственно, хотел? Ведь все знали, чей он протеже. И на такой приход, как у него, много охотников, а значит, много недоброжелателей. Что несчастный, влюбленный священник мог сказать в свое оправдание? «Лишу прихода! — кричал архиерей. Упеку в глухомань, на север губернии! А как же иначе? Мне тут мусульман не треба! И так уже позор на всю епархию! И это в то самое время, когда наши братья-сербы очищают свою землю от неверных!»
— Так ты уже все решил? — спросила она.
Священник молчал, но Аида знала, что он глотку перегрызет любому посягнувшему на его приход, на его тепленькое место.
— Так, наверное, правильно, — одобрила она его решение, — гусь свинье не товарищ. Креститься я не собираюсь, а тем более тащиться за тобой в глухомань! Перепихнулись пару раз — и на том спасибо!
— Аидушка, милая моя! Родная! — бросился он перед ней на колени и принялся целовать ноги. — Что ты говоришь?! Ведь я люблю тебя! Люблю больше жизни!
— Но не больше Бога! И это тоже правильно! — Она лохматила его волосы и удивлялась своим слезам.
— Где же выход? — стенал он. — Мы обречены на страдания!
Она высвободилась из его объятий. Прошлась по комнате. Заглянула в глаза святым, изображенным на иконах. Бросила взгляд на раскрытую книгу.
— А знаешь, я ведь беременна, — между прочим сообщила Аида.
— Врешь! — Отец Олег встрепенулся и задрожал всем телом.
— Могу принести справку от врача. — Она вдруг расхохоталась. — Мы с тобой здорово взялись за дело! Твои святые много чего видели!
— Прекрати!
Он продолжал дрожать, и это ее только забавляло.
— Боишься стать великим грешником? Ты уже им стал. Надо ли останавливаться на достигнутом?
— Замолчи! — процедил он сквозь зубы.
— Не волнуйся, моя беременность никак не отразится на твоей карьере. Мы люди из разных миров, не так ли? И никто не будет знать о моем ребенке. Я умею хранить тайны. Но напоследок ты мне окажешь услугу. Ведь я этого заслужила, правда?
— Какую услугу? — Он уже чувствовал подвох в ее сладкой речи.
— Я не хочу, чтобы мой ребенок был незаконнорожденным, а по нашим законам в течение первых трех месяцев беременности женщина должна к муле привести отца ребенка…
— Ты хочешь, чтобы я пошел в мечеть?
— Я же ходила в церковь…
— Это разные вещи!
— Неужели? Мула тебя спросит, мусульманин ты или нет? И тебе надо будет это подтвердить, в присутствии четырех свидетелей, по-арабски. Это несложно. Я тебя научу арабским словам.
— Ты с ума сошла? Я — не мусульманин и никогда им не буду!
— Аллах с тобой! Это только формальности. Одна моя знакомая водила в мечеть своего русского парня, православного, и тот лжесвидетельствовал. И все нормально. Теперь у нее законный сын, а в противном случае не избежать позора!
— Но дружок твоей знакомой не был священником, верно? — усмехнулся Олег. — Дело в том, что я знаком с местным муллой, и он ни за что не поверит в мое мусульманство.
— Хорошо. Тогда мы поедем в другой город. В Челябинск, например, или в Казань. Это недалеко.
— А свидетели?
— Были бы деньги — найдутся свидетели.
Лампадка догорела. Аида разделась и легла в постель. Олег пристроился рядом. Он мирно посапывал ей в плечо и вскоре уснул, так и не дав ответа.
Утром она решительно заявила:
— Если ты не пойдешь со мной в мечеть, я сделаю аборт. Выбирай, что для тебя больший грех, произнести пару слов по-арабски или убить нашего ребенка?
— Мы должны расстаться, — заключил священник.
— Значит, благословляешь на аборт?
— Это твой грех. А я в своих грехах покаюсь.
Она не захотела разделить с ним последнюю трапезу. Собрала свои пожитки и отправилась домой, бросив на прощание:
— Как бы ты не каялся, дельфином все равно уже не станешь.
По иронии судьбы, через неделю после размолвки с Олегом, она вдруг обнаружила, что на самом деле беременна. Но звонить ему не стала. Какой смысл? Он сделал свой выбор. Она тоже. Кроме того, Сперанский каждый день торопил. Необходимо было действовать. Но сначала — избавиться от всего, что может помешать работе.